— Лехман-Гаупт еврейка? — спрашивает меня он.

— Если честно, не знаю.

— Как там ее зовут, не помню, она ненавидит всех за исключением чертовых Анн Тайлер и Эмми, Тан. У меня просто нет никаких шансов. Неправильные инициалы, неправильный пол.

— Когда я получу подписанный экземпляр?

— Ты в списке первых. Ассистент Блейн сегодня вышлет копию.

Мы сидим у стойки кафе, похожего на все эти едальни — хром, черно-белый сон стилиста «Арт Деко», — в ожидании жареного сыра и сэндвичей с помидорами. Когда мы их заказывали, бармен спросил, с ветчиной нам или без, что вызвало бурную тираду Джереми о сульфатах, нитратах, истощении планеты и нечеловеческой жестокости по отношению к бедным свинюшкам. Мне стало не по себе, когда наш сосед за стойкой заказал себе чизбургер с беконом. Самое меньшее, что может сделать Джереми в такой ситуации, это рассказать, как он в возрасте одиннадцати лет ехал с родителями в машине и они обогнали грузовик с коровами, которых везли на бойню. Когда Джереми посмотрел им в глаза, на него снизошло озарение, и он дал себе зарок никогда в жизни не касаться мяса. Откуда он знал, что коровы ехали на скотобойню, не знаю. Но вот уже двадцать лет Джереми действительно не ест мяса. Из-за коровьих глаз.

Джереми хочет выслушать меня и помочь в решении проблем, но никак не может перестать говорить о своих. Он как тот человек, который никак не соберется выйти из дома: то шарф забыл, то вернулся проверить, выключил ли утюг, то вдруг звонит телефон…

Джереми слишком поглощен своими проблемами, и ему тяжело сочувствовать другим, но в целом с ним приятно проводить время, потому что, выслушав о всех его неурядицах, сравниваешь его жизнь со своей, и вроде даже ничего получается, жить можно.

— Когда меня бросила Наташа, я не вставал с постели месяц.

— Да ты до сих пор в ней всю жизнь проводишь, Джереми.

— Хм, а ты прав, — заявляет он с улыбкой.

Наташа — его потерянная богиня, властительница королевства Мидлбери (Вермонт). Они жили вместе шесть лет, сперва учились вместе, а потом как хиппи последних дней растили и жрали овощи, трахались и закатывали консервы. Так же как и утрата Шена, ирландского терьера, уход Наташи стал для Джереми ужасной потерей. И хотя все произошло вот уже семь лет назад, он рассказывает, как будто это случилось вчера. У него, конечно, были впоследствии и другие утраты, но Наташа — это рана на всю жизнь, эталон женщины. В книгах Джереми все время уходит какая-нибудь типа Наташи.

— А может, она все же вернется? — говорю я.

— Наташа?

— Филомена.

— Она ушла, Коннор. Если вернется, то лишь для того, чтобы забрать свои вещи. Имей в виду, что она унесет еще и все пленки и диски, которые вы купили, когда жили вместе. Они всегда так делают. Причем неважно, нравится ей музыка или нет. Пусть она ненавидела «Лед Зеппелин II» или «Лаудэ зэн бомбз». Вынесет все, на хрен, вместе с полным собранием «Саймон твинз».

— Ты имеешь в виду «Коктеу твинз».

— Нет, «Саймон твинз». Карли и Пол. Гребаная девчачья дребедень.

— Для вегетарианца ты не слишком политкорректен.

— Ты че, хочешь сказать, что я мужлан?

А впрочем, мне все равно. Я не смогу слушать эти старые, полные щемящей боли мелодии, напоминающие о счастливых, навсегда ушедших днях.

Секрет Тодда Рандгрена. Коннор грустит

Джереми все время слушает песни Тодда Рандгрена, которые когда-то были саундтреком его идиллии с Наташей. Он купил новые диски взамен тех, что Наташа забрала с собой, когда ушла. Он ест сэндвичи, снова и снова ставит песни Тодда и думает, что Тодд был неоцененным гением своего времени. Наблюдая это, я думаю об упущенных возможностях сделать Филомену счастливой, а именно:

• Не показывал свою любовь, превратно понимая все эти жесты как борьбу за доминирование в домашних отношениях.

• Не целовал ее столько, сколько она хотела, а точнее нуждалась. Безосновательные поцелуи как-то уходят из употребления после года совместного проживания.

• Каждое утро раздражался, когда она хотела поделиться чем-то только что прочтенным в своей газете.

• Переспал с датчанкой из «Темпл-бара».

• После нескольких месяцев совместной жизни перестал приносить домой цветы.

• Паллас.

• Был непростительным снобом, особенно по вечерам, когда она делилась удовольствием от прочтения Реймонда Карвера. «Он просто великолепен», — говорила она, а я отвечал: «Расскажи-ка мне что-нибудь, а то я не в курсе».

• Кичился тем, что она модель.

• Та актриска из Лос-Анджелеса.

В общем, неудивительно, что она ушла к другому. Удивительно, что она ждала так долго.

Мудрость Паи-Чинг

— Ты даже не притронулся к своему сэндвичу, — сказал Джереми, с интересом поглядывая на слегка пригоревший и блестящий от жира бутерброд. Он сегодня пробежал свои ежедневные пять миль, и у него, вероятно, разыгрался аппетит.

— Ну да. Великий дзен-роши Паи-Чинг говорил: «Кто не работает один день, должен один день не есть».

— Дзен-шмен, китайцы и эти гребаные японцы не настоящие буддисты, — говорит Джереми. — Общество, потворствующее массовому убийству китов, пожиранию мозгов живых обезьян и истреблению исчезающих видов животных за то, что у тех якобы в каких-то частях тела содержатся вещества, от которых стоит, не может называться буддистским. И к тому же именно дзен убил Сэлинджера. То есть как только он поверил в это восторженное говно, он спекся. Так ты будешь свой сэндвич или нет? — Джереми поменял тарелки, пока я наблюдал за парочкой целующихся в телефонной будке. — Слушай, а может, мне просто сесть в машину и уехать, на хрен, из штата, пока не вышел номер? Поехать туда, где не читают «Таймс» и ненавидят Нью-Йорк?

Письмо счастья (продолжение)

«Это письмо облетело мир за сто восемьдесят дней. Коннор Макнайт оставил его на своем столе. Через неделю после получения письма его девушка забрала диафрагму и исчезла. Через две недели Коннор снова нашел письмо на своем столе. Он разослал двадцать копий, после чего его девушка вернулась и сказала, что любит его. Оказалось, что в другом городе ее сбило такси и у нее была амнезия. В день, когда ее возлюбленный разослал письма, к ней вернулась память и она вспомнила дорогу домой. На следующий день после ее возвращения Коннор нашел на улице конверт с двумя миллионами восемьюстами тридцатью тысячами пятьюстами двадцатью долларами наличкой. Через неделю они поженились и теперь живут то в Сент-Баре, то в Аспене, то в Тамариндо».

Смешение рас

Случилось то, чего я ждал последних лет десять: первая свадьба голливудской секс-дивы и японского миллиардера. Объяснить, почему это не случалось раньше, будет довольно сложно, если не знать о японской ксенофобии и старом добром американском расизме. Такие истории стоят больших денег. Размышляя над суммой гонорара и о том, что этот сюжет для меня, поскольку я когда-то изучал японский, к тому же пишу статьи о жизни замечательных людей, я пришел к Джилиан Кроу. «Коннор, дорогой, я похожа на редактора „Нью-йоркского книжного обозрения“?»

Наша героиня появляется

Выходя из квартиры, я услышал телефонный звонок. Включился автоответчик, и раздался голос Филомены: «Привет. Ты дома? Похоже, нет». В голосе ее не было слышно большого желания поговорить, напротив, она была готова с облегчением повесить трубку.

Быстрее, чем актеры в ковбойских шляпах выхватывают кольт из кобуры, я подбежал к телефону и схватил трубку.

— Где ты, черт побери?!

Ответом было долгое молчание, и сперва мне показалось, что я спугнул ее, как тот рыбак, который дергает удочку, как только задрожит поплавок. Наконец до меня донеслось: