В конце концов мистер Дэвис садится за свой стол, чтобы залипнуть за компьютером, пока мы предположительно «занимаемся самостоятельно» (а в действительности сидим в телефонах настолько незаметно, насколько это возможно). Митчелл Уилсон встает с заднего ряда и проходит вперед, пританцовывая, чтобы что-то выкинуть в мусорное ведро. На обратном пути он одним плавным движением забирает «Мокси» с парты Люси и возвращается в конец класса. Люси резко поворачивает голову, ее рот похож на букву «О», словно она собирается что-то сказать. Потом она просто поджимает губы и отворачивается. Я замечаю, что она подавлена, хотя ее лицо наполовину скрыто кудрями.

– Что это за фигня? – спрашивает Митчелл сквозь шелест бумаги, когда открывает буклет.

Я не оборачиваюсь. Одно дело критиковать Митчелла на страницах «Мокси», а другое – высказать ему что-то в лицо. Моя Мокси-тайна превращается из захватывающей в пугающую.

– Девушки-Мокси устали? – спрашивает он. – Может, им просто нужно поспать. – Его дружки отвечают хором смешков.

Я бросаю взгляд на мистера Дэвиса, который якобы всполошился от поднятого шума. Он бросает взгляд на часы.

– Хорошо, эй… можете заняться своими делами, но потише, пожалуйста.

Здорово. Теперь псов спустили с поводка.

– Послушайте, – продолжает Митчелл, и половина класса ерзает на стульях, поворачиваясь к нему. Даже Сет смотрит через плечо. Может быть, и мне стоит повернуться, иначе это выглядит подозрительно. Я вытягиваю шею и вижу, как глаза Митчелла пробегают по тексту «Мокси». Моему тексту.

– Вы устали от того, что некоторые мальчики говорят вам «Сделай мне сэндвич!», когда вы высказываете свое мнение на уроке? – читает он, а потом поднимает глаза, и широкая ухмылка расползается по его лицу, словно его только что назвали американцем года.

– Эй, это же я! – Он пожимает плечами типа «каюсь, виноват». Извините, но мне не жаль!

– Подожди, прочитай вот это, – говорит Алекс Адамс, еще один футболист в заднем ряду. Он показывает пальцем на зин и щелкает по нему один раз, потом еще, явно наслаждаясь. – Прочитай конец.

Я пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица, но так сильно прижимаю ноги к полу, что скрипят половицы.

– Ладно, – соглашается Митчелл. – «Вы устали от того, что футбольная команда всегда в центре внимания и что им все сходит с рук?» – Митчелл громко смеется, словно он только что прочитал, что Земля плоская или что путешествие во времени реально. (Вообще-то Митчелл достаточно туп, чтобы поверить в это.) – Они что, серьезно? Их раздражает, что мы делаем свою работу и выигрываем футбольные матчи? Жаль, я не понимал, что должен был проигрывать, чтобы группка девчонок не чувствовала себя ущербно.

Я слышу смешки, звуки отрыжки его дружков. Другие ребята тоже улыбаются и смеются. Даже некоторые девочки.

Митчелл наклоняется, его стул повернут к Люси, которая собирает свои вещи в рюкзак. Она смотрит на часы, явно желая, чтобы урок поскорее закончился.

– Эй, новенькая, – говорит он, обращаясь к спине Люси. – Новенькая, повернись, у меня есть к тебе вопрос.

Плечи Люси поникли. Но она оборачивается:

– Да?

– Ты написала это? – спрашивает Митчелл, размахивая буклетом.

Люси молчит чуть дольше, чем нужно, прежде чем холодно ответить «Нет», а потом отворачивается и продолжает собирать вещи.

– Они сегодня были во всех женских туалетах, – говорит кто-то. Митчелл пожимает плечами, его взгляд прикован к Люси. Он смотрит на нее слишком долго.

– Полная хрень, – бормочет он под нос, комкает «Мокси» и бросает в сторону доски. Бумажка отскакивает от нее.

– Пожалуйста, давайте пользоваться корзиной для мусора, – говорит мистер Дэвис, снова возвращаясь к жизни на короткое мгновение.

Наконец раздается звонок, и я замечаю, как Сет устремляется к двери, не оглядываясь.

В заполненном людьми коридоре я натыкаюсь на Люси. Ее взгляд устремлен в пустоту, а губы сжаты в плотную линию.

– Эй, – говорю я тихо. – У меня есть еще один экземпляр, если хочешь. В моем шкафчике.

Люси поворачивается, удивленно приподняв брови.

– Да? – спрашивает она.

– Конечно.

Она стоит в сторонке, пока я роюсь в своих вещах и, найдя оставшуюся копию «Мокси», я отдаю ее Люси.

– Спасибо, – говорит она, улыбаясь. – Эта штука правда крутая.

– Да, интересная, – отвечаю я.

– Это не я сделала, – говорит она. – Ты не знаешь, кто?

Я отрицательно качаю головой.

– Этот Мичтелл – полный дебил, – говорит Люси, я бросаю взгляд на коридор, проверяя, нет ли его поблизости. Меня бесит собственный страх, но я не хочу стать объектом его шуток. Он слишком меня пугает.

– Он типа может делать здесь что угодно, – говорю я тихим голосом.

– Это я уже поняла, – говорит Люси, вскидывая бровь. – В любом случае спасибо за это. – Она прячет «Мокси» в тетрадь. – Как тебя зовут?

– Вивиан, – говорю ей. – Друзья зовут меня Вив.

– Точно, Вивиан. Ты обычно молчишь, поэтому я не была уверена.

Я пожимаю плечами, не зная, как на это ответить.

– Не думаю, что разговоры на уроке ведут к чему-то хорошему, – наконец-то произношу я.

– И правда, – говорит она. – В любом случае, я Люси. И как сказал этот придурок, я новенькая.

Я улыбаюсь и киваю:

– Да, я знаю. – Не знаю, что еще сказать. В Ист Рокпорте я нечасто сталкиваюсь с новыми людьми.

Люси улыбается мне, а потом машет рукой и идет дальше по коридору. Я поднимаю руку, чтобы помахать в ответ, и только когда она исчезает в толпе, я понимаю, что могла бы спросить, откуда она или почему ее семья переехала сюда. Я даже могла бы спросить, не планирует ли она нарисовать звездочку и сердечко на руке в пятницу.

Я смотрю на свои руки и понимаю, что сперва мне самой стоит ответить на этот вопрос.

Я всегда везу тележку, когда мы с мамой ходим в продуктовый магазин, чтобы она могла сконцентрироваться на списке покупок. Так было со времен средней школы.

– Черные бобы или поджарка из фасоли? – спрашивает она, изучая консервированные продукты перед собой.

– Поджарка из фасоли.

Мама бросает на меня взгляд, но сдается.

Мы практически постоянно ходим по магазинам вечером в четверг, если она не работает. Моя мама не выносит безумие магазинов по выходным, так что это уже некий ритуал. Толкая тележку и пытаясь выровнять застревающее заднее левое колесо, я понимаю, что смотрю на свои руки, сжимающие ручку тележки, вместо того чтобы разговаривать с мамой.

На моих руках нет ни единой родинки или веснушки. На ногтях нет лака – красить их мне всегда было лень. Я пытаюсь представить звезды и сердечки, нарисованные на этих руках. Пытаюсь представить, каково это – пройти по коридорам Ист Рокпорта вот так. Мое сердце учащенно бьется, но я не знаю, от возбуждения или тревоги. Я представляю, как все смотрят на меня, а мои друзья задают мне вопросы. Я сжимаю руки в кулаки и делаю глубокий вдох.

– Ладно, поехали к замороженным продуктам, – говорит мама. У нее мало общего с бабушкой и дедушкой, но их объединяет пристрастие к полуфабрикатам Stuffer's. Я иду за ней, толкая тележку.

Всю неделю я пыталась решить, что мне делать. Правда в том, что с утра понедельника… ничего практически не изменилось. Самым большим событием стало то, что я отдала Люси мой экземпляр «Мокси». Клодия больше о нем не говорила, а Митчелл даже не стал больше шутить по этому поводу. По крайней мере, насколько мне известно. Я хотела сказать об этом за обедом, но побоялась, что это покажется подозрительным. Хотя для них сама мысль, что я создатель «Мокси», так же реальна, как посещение мною Международной космической станции или изобретение лекарства от рака на уроке химии.

Не знаю, чего я ожидала, когда придумывала «Мокси». Может, этим все и закончится. Возможно, это было способом выплеснуть свое негодование.

Конечно, Вивиан, но почему ты написала о сердечках и звездочках, если не хотела, чтобы оно к чему-то привело?