Китинг со вздохом рухнул на деревянную скамью, стоявшую в конюшне. Может, всему виной была боль, по-прежнему гнездившаяся где-то внутри черепа, но оптимизм мало-помалу начинал пробуждаться в его душе. И в сердце. Сможет ли он так поступить со своим кузеном? И отважится ли Камилла отвергнуть Фентона во второй раз? Но неужели она выберет его — драчуна, пьянчугу и убийцу?
От этой мысли ему захотелось рассмеяться, а голова стала необыкновенно легкой и даже закружилась. Но сумеет ли он заполучить ее? Нет, не так. Хватит ли ему смелости спросить у нее самой и выслушать ответ, каким бы он ни был?
Китинг вытащил из кармана свои старые, потертые часы. Двадцать минут пятого, раннее утро. Поднявшись со скамьи, он похлопал Увальня по шее, вышел из конюшни и тотчас же направился к Басвич-Хаусу. Хорошо, если Адам еще не лег: им надо было срочно кое-что обсудить.
А ему, Китингу, еще и подумать, как раз и навсегда переписать финал проклятого стишка.
Леди Монтшир ущипнула старшую дочь за обе щеки.
— Ой, перестань! — запротестовала Камилла, уворачиваясь и прижимая к лицу ладони.
— Ты слишком уж бледна, дорогая…
— Так нарумянь меня. А уродовать незачем.
Мать нахмурилась и проворчала:
— Никто тебя не уродует. И поскольку ты оживилась впервые за все утро, извиняться я не намерена.
— Да, действительно, с какой стати тебе извиняться? Твоя дочь всего лишь выходит замуж за человека, который недолюбливает ее. Причем за эту свадьбу он получит немалые деньги. Зато ты сможешь рассказывать своим подружкам ханжам, что я наконец-то образумилась.
— Надеюсь только на то, что лорд Фентон уже понял, что ты совсем не умеешь держать язык за зубами, — парировала леди Монтшир. — Если бы ты вышла за него еще в тот раз, то сейчас бы вы с ним были уже друзьями. А теперь придется начинать с подозрений. И в этом виновата только ты одна. Но сегодня ты наконец-то выйдешь замуж.
— Да. Я же дала слово…
Мать даже не подозревала, что слово Камилла дала не родным и даже не будущему мужу, а мужчине, которого скорее всего больше никогда не увидит; мужчине, которого она любит и которого никогда не забудет; мужчине, счастье которого для нее важнее всего на свете. И это ее родственники должны быть ему благодарны.
Наконец мать перестала оправлять и одергивать на ней платье и отступила.
— Прелестно выглядишь, — заключила она.
— Мне больше идут темные цвета, — возразила Камилла, глядя в высокое зеркало.
Со своей светлой кожей и белокурыми волосами она действительно казалась слишком бледной в белом свадебном платье. И беззащитной к тому же. Но на этот раз она уже не была невестой-девственницей с наивными глазами, и потому, увидев себя вновь в том же платье, Камилла ощутила, как ее захлестывают неприятные воспоминания и как нарастает чувство безысходности и паники при мысли о том, что брак с совершенно незнакомым человеком окажется ловушкой. Вдобавок этот незнакомец по-прежнему держался отчужденно, так что ничего, в сущности, не изменилось. Изменилась только она сама.
— Пора в церковь, — объявила леди Монтшир и повернулась к младшим дочерям. — Пока что все оставайтесь здесь. Я сейчас вернусь. — Похоже, никто до сих пор не верил, что невеста не собиралась убегать.
— Камилла, о чем задумалась? — спросила Джоанна, кружась перед зеркалом в нарядном светло-голубом платье. — В тот раз я была в зеленом, и в нем меня уже все видели. Но это тоже мне идет, верно?
— Ты очень мило выглядишь, — сообщила Мария, взглянув исподлобья на старшую сестру. Так они переглядывались с тех пор, как минувшей ночью вернулись после тайной отлучки, но Камилла все же не понимала, о чем думала ее сестра.
— Спускайтесь, девочки! — послышался голос матери. — Карета ждет!
Камилла сделала глубокий вдох. «Это ради Китинга», — напомнила она себе уже в тысячный раз. Только благодаря ей он сможет получить деньги, которые ему так нужны. И лишь деньги могли проложить ему путь к встрече с сыном.
Поездка до церкви заняла всего двадцать минут, но все равно показалась Камилле сущим мучением, потому что все таращились на нее так, словно ждали, что она вот-вот превратится в птицу и упорхнет в окно кареты. И только одна Мария знала: если бы ее сестра хотела сбежать, то сделала бы это еще накануне ночью.
Оказавшись в церкви, все сестры вместе с матерью сразу же прошли в маленькую гардеробную. Перед тем как зайти туда, Камилла осмотрелась и заметила отца, стоявшего неподалеку от двери со скрещенными на груди руками. Он стоял с таким видом, словно охранял ее, дабы не допустить нового побега.
Китинг, наверное, уже уехал, как и собирался… Камилла представила его верхом на Увальне. Интересно, проехал он мимо церкви или нарочно выбрал другую дорогу, чтобы даже не приближаться к ней?
Внезапно за дверью послышались чьи-то голоса. Камилла не разобрала, о чем говорили, но было ясно, что разгорелся спор. Мать нахмурилась и выскользнула из комнаты.
Подсев к старшей сестре, Мария прошептала:
— Если ты любишь мистера Блэквуда, то как же можешь выйти за лорда Фентона? Я бы умерла от разбитого сердца.
— От разбитого сердца не умирают. А за Фентона я выхожу потому, что деньги, которые достанутся Китингу, более веская причина выйти за нелюбимого, чем соглашение, заключенное двадцать два года назад.
Тут дверь гардеробной открылась, и перед девушками появилась мать.
— Камилла, твои подружки приехали, — сообщила она, и глаза ее метали молнии. — Они сидят на задней скамье, все эти распутницы и развратницы! Твоему отцу они заявили, что разденутся догола, если он попробует выставить их. А если мы позволим им остаться, пообещали вести себя прилично.
Камилла усмехнулась.
— Умницы. Я очень рада, что они здесь.
— Но они испортят всю церемонию! Она должна стать твоим возвращением в приличное общество, а эти девки нарочно заполонили церковь, чтобы…
— «Эти девки» приютили меня, и лишь благодаря им я избежала весьма незавидной участи, — перебила Камилла. — Они останутся здесь.
Леди Монтшир гневно уставилась на нее.
— Как же я рада, что через десять минут сниму с себя всякую ответственность за тебя! Ох, ума не приложу, как меня угораздило вырастить тебя такой дерзкой. Мне останется лишь пожелать лорду Фентону удачи и терпения.
На этом спор завершился, и следующие десять минут они сидели молча, слушая звучное тиканье часов в углу. Сердце Камиллы, эхом вторившее часам, гулко билось, но, как ни странно, даже не собиралось разбиваться.
В комнату заглянул лорд Монтшир.
— Пора, — сообщил он.
И только теперь ее сердце болезненно сжалось. Пора под венец… Пора забыть о несбыточных мечтах… Пора встретить свою участь, какой бы она ни была…
Леди Монтшир и Джоанна вышли — видимо, поспешили занять свои места в первом ряду. Потом удалилась и Мария, в прощальном взгляде которой было больше сочувствия, чем ожидала увидеть Камилла. А затем подошел отец и предложил ей руку.
Тихо вздохнув, она положила пальцы на сгиб его локтя и вышла в зал церкви.
Именно в этот момент, тринадцать месяцев назад, она и сбежала. Подняв голову, Камилла взглянула на Фентона, смотревшего на нее так пристально и неотрывно, словно боялся, что она исчезнет, стоит только ему моргнуть. Но нет, на этот раз нет, потому что сейчас у нее имелась причина остаться.
Камилла шла к алтарю словно во сне. У алтаря же отец передал ее Фентону, а священник сразу забубнил что-то о святости брачных уз. Слушать его Камилле наскучило почти мгновенно.
Наконец священник спросил лорда Фентона, согласен ли он взять ее в жены. Маркиз даже не попытался переглянуться с ней — все его внимание было приковано к священнику, проводившему церемонию.
— Согласен, — подтвердил он.
А потом настала ее очередь. И теперь ей полагалось любить маркиза, почитать и повиноваться ему. Открывая рот, чтобы произнести слова брачной клятвы, она думала лишь о Китинге.