И у Брук есть ответы.

— Тогда хорошо, — говорит Грейсон, все еще шагая в ногу с нами.

— Еще какие-то вопросы? — спрашиваю я угрожающим голосом.

— Да. Ты вообще собираешься представить меня? Я Грейсон, — он наклоняется к Брук. — Рад нашему знакомству.

Она застенчиво улыбается ему, пока на ходу протягивает бледную руку.

— Привет, — говорит, задыхаясь. Понимает ли Брук, что она в опасности? Бл*дь, еще ее эта школьная форма…

Я перевожу предупреждающий взгляд на Грейсона:

— Позже.

Грейсон останавливается. Мягко надавливаю на поясницу Брук, направляя ее вперёд, но даже сквозь лёгкое прикосновение я ощущаю напряжение в ее теле. Каждый инстинкт внутри меня кричит, чтобы я успокоил ее, взял на руки и унёс к себе, никогда больше не отпуская. Вместо того чтобы шепнуть ей на ушко, что все будет в порядке и поцеловать ее в щеку со словами любви, я веду себя как мудак. Я так чертовски сильно люблю ее, что это сводит меня с ума.

Да, когда все успело так запутаться?

— Они не рады гостям, — замечает Брук.

— Мы не часто приводим сюда кого-либо.

Мы подходим к двери, ведущей в мою комнату. На выгоревшей полированной древесине до сих пор видны очертания номера пять, хотя сама цифра давно исчезла.

Я подталкиваю Брук вперёд, не в силах прекратить прикасаться к ее спине. Без сомнений, она без проблем нашла бы дорогу сама, но ее белая рубашка как шёлк под моими пальцами, и к тому же я соскучился.

Эта девушка моя.

Я убираю руки подальше, давая ей время осмотреться. Это неправильно, лишать ее опоры и поддержки, когда она чувствует себя неуверенно и нерешительно. Все во мне кричит прижать Брук как можно ближе и успокоить.

Моя комната внутри так же проста, как и коттедж в лесу. Мебель выполнена из массива дерева, никаких украшений и излишеств.

Спальни моих друзей отличаются от моей. Комнату Нокса украшают десятки мониторов и последние новинки компьютерной техники. Главной гордостью Круза является коллекции рок-гитар и масляных картин, которые, по моему мнению, ничем не отличаются от граффити снаружи.

Но больше всех отличается спальня Грейсона, источающая уют и домашнюю обстановку, благодаря стараниям Эбби. Все мы немало поиздевались над девушкой, пока она украшала заколоченные и закрытые стальными жалюзи окна яркими шторами. Все окна в доме тщательно закрыты, ведь никто из нас не хочет, чтобы люди на улице увидели свет.

Я подхожу к прикроватному столику и зажигаю лампу.

— Боюсь, здесь особо не на что смотреть.

Брук обходит комнату по кругу:

— Здесь… мило.

Я усмехаюсь, скрывая тот факт, что мне становится не по себе. Брук выросла в чёртовом дворце, а теперь стоит посреди моей гребаной полупустой спальни с виноватым видом.

— Как ты провёл сюда электричество?

Я закрываю дверь со словами:

— Ты действительно хочешь сейчас поговорить об этом?

Брук медленно оборачивается. По выражению ее лица можно понять, что она скорее желает узнать, зачем мы здесь. В воздухе нет никакого намёка на романтическую атмосферу, как было накануне в коттедже, но это не значит, что я не хочу прямо сейчас задрать эту милую клетчатую юбку и уткнуться носом в сладкую влажную плоть. Я хочу, чтобы она кричала и билась в экстазе, но цель нашего прихода заключается не в этом.

Возможно, было бы лучше привезти Брук обратно в домик в лесу, но я не знал, чем может закончиться сегодняшний день. Если все полетит к чертям, как и вся моя жизнь до этого, мне хочется, чтобы у меня осталось место, хранящее в себе только хорошие воспоминания. Как капсула времени, в которой навсегда сохранится взгляд Брук, доказывающий, что я заслуживаю того, чтобы за меня бороться.

Она выглядит обеспокоенной:

— А о чем мы должны поговорить?

Я отворачиваюсь и направляюсь к бару, где достаю бутылку хорошего виски «Макаллан», выдержка которого старше самой Брук. Разливаю янтарную жидкость в два стакана, один из которых протягиваю ей.

— Пей.

— Что это?

— Скотч.

— Сейчас… немного рано, — в ее голосе слышится сомнение, отчего предложение звучит почти как вопрос.

Я понижаю свой голос:

— Я сказал: пей.

Брук делает крошечный глоток. Отворачиваясь, я залпом выпиваю свой стакан, отчаянно нуждаясь в добавке. Правда в том, что нет на свете такого количества алкоголя, которое заставило бы меня причинить ей боль.

— Наверное, сейчас родители уже обнаружили, что я пропала, — говорит Брук. — Они буду разыскивать меня.

— Я в этом не сомневаюсь, — кивком головы указываю на ее чуть тронутую выпивку. — Допивай.

— Что если я не хочу?

— Ты должна, — говорю я мягко.

Настороженность сияет в ее глазах. Наконец-то.

Наверное, я должен чувствовать облегчение от того, что до Брук начинает доходить вся серьёзность ситуации, но вместо этого я ощущаю только глубокий тошнотворный страх. Мне приходилось совершать множество плохих поступков, но я никогда еще не чувствовал такого рода нежелание. Подними меня посреди ночи и скажи, что необходимо в очередной раз выбить дерьмо из кого-либо, пытать или убивать, я бы сделал это не задумываясь. Осознание того, что все те мужчины были мразями, не делало убийство легче, каждый раз каждый из них вырывал себе кусочек моей души. Я делал всю грязную работу, чтобы моим друзьям не пришлось марать руки. Вот почему у меня нет души: ее попросту уничтожили. Или я так думал, пока не встретил Брук. И вот теперь она стоит передо мной, источая такую нереальную силу и одновременно с этим слабость, что мне хочется опуститься перед ней на колени.

— Почему я должна пить это? — спрашивает она печальным голосом.

— Потому что это все облегчит.

Ее взгляд устремлён на стакан.

— Я не хочу.

— Давай, Брук, не заставляй меня ждать.

Она поднимает на меня взгляд шоколадных глаз, и доверие в них попросту убивает меня.

— Хорошо, — отвечает она.

Твою мать, Брук доверяет мне. Не могу выдавить из себя усмешку, пока в последний раз впитываю в себя этот проблеск доверия. Сохраняя свой взгляд на мне, она опрокидывает жидкость в рот, после чего возвращает стакан мне в руки.

— Хорошая девочка. — Я наливаю вторую порцию.

— Стоун, отвези меня обратно, — произносит Брук дрожащим голосом. — Ты меня пугаешь.

— Я отвезу. Как только ты расскажешь мне, кто такой Смотритель.

Двадцать седьмая глава

Брук

Сразу же представляю, что я на одной из тех вечеринок, когда вспыхивающие огни освещают лицо, а люди, которых я едва знаю, улыбаются и здороваются со мной как с лучшим другом. Вот где начинается притворство: проще с широкой улыбкой на лице пройти мимо, нежели обидеть кого-нибудь или в очередной раз подвести маму.

Вот как я чувствую себя, когда понимаю, зачем на самом деле Стоун пришёл за мной и привёз к себе.

— Что заставило тебя думать, что мне известно кто такой Смотритель? — мой голос звучит необычайно спокойно, пока я чувствую подступающую паническую атаку. Внутри меня все переворачивается, уничтожая уверенность и страх, пока внешне я остаюсь все такой же собранной.

— Потому что ты сама сказала мне об этом, — выплёвывает Стоун грубым голосом. — Я называл его Смотритель, ты же сказала — Хозяин.

От страха у меня начинает шуметь в ушах:

— Когда?

— Когда я хорошенько оттрахал тебя.

Я вздрагиваю от резкости его слов. По крайне мере, теперь я знаю, когда это произошло. Мы были в том коттедже вдвоём и то, как Стоун касался меня, заставило полностью открыться ему. Как я могла допустить подобное? В раннем возрасте я поняла, что никогда и ни перед кем нельзя расслабляться и снимать свою броню. Ни перед камерами или общественностью, даже перед собственной матерью. И вот один раз я позволила себе расслабиться, и теперь это может уничтожить все вокруг.

— Я никогда не называл его Хозяином, — продолжает Стоун. — Этот факт натолкнул меня на мысль, что ты знаешь личность этого мужчины. Вот так сюрприз, не так ли? Тебе не спрятаться от меня, Брук.