Нет уж.
Этого им позволить нельзя. Не сейчас, когда после стольких сезонов безгранично добрые Лоранты-Следователи наконец-то простили своих неблагодарных заблудших питомцев, и знаком их великодушия светится малая луна над храмовым островом. И Лестница-В-Небо спущена, словно высшая милость, словно обещание, и на стабильной орбите возобновленные Испытания уже ждут детей, которых эта дуреха ещё даже и не готова зачать.
Нельзя заставлять Лорантов-Следователей ждать слишком долго.
А значит — Свадьба будет. И такая Свадьба, чтобы ни один кот не сумел пойти на попятный. И родит она как миленькая. С первого же раза и родит, есть средства это дело ускорить и обеспечить с гарантией. Верные средства, а вовсе не та ерунда, что жгут сейчас в очаге по тайному приказу Вожака Тарса. Лайма чуть вздёрнула верхнюю губу, принюхиваясь. Ну да, так и есть: сушёный камышовник и жёлтая метёлка. Щенячьи забавки, да и действуют большей частью на кобелей, то-то они все на взводе с утра. Откуда мужчинам, пусть даже и Вожакам, знать про настоящие женские травки?
Например, про кожицу синего мухомора.
Тут главное — правильно высушить, иначе можно и насмерть отравиться. Многие и травятся по глупости — особенно, если сырыми жрут и целиком, вместе с мякотью. В ней пользы с рыбий чих, а отравы куда больше. Или просто так сушат, сняв верхнюю кожицу. А плёночку эту недостаточно просто отделить от шкурки, её перед сушкой ещё и выварить надо, в этом весь и секрет. Зато потом, ежели настоять её на меду и выпить — уже через день можно Свадьбу гулять. Ну, через два, если девчонка такая вот, недокормленная да дохлая. И Свадьбы всегда после такой настойки бывают великолепные, без осечек. И щенки рождаются здоровенькие и с первого же захода.
Хорошее деревце этот синий мухомор. И лишь два у него недостатка — растёт уж больно далеко, несколько дней бегать приходиться, чтобы запасы пополнить. И на вкус ужасно горький, даже мёдом до конца не отбить этой горечи.
Хотя оба эти недостатка — не такие уж и недостатки, если разобраться. Иначе бы каждая соплячка захотела раньше положенного Свадьбу закрутить. Нет уж. Свадебный Мёд — напиток не для каждой дуры, уже вообразившей себя ну совсем-совсем взрослой, он лишь на крайний случай. Такой вот, например, как сейчас…
Лайма ещё раз неодобрительно оглядела тощую неразвитую фигурку, почти неразличимую за спинами плакальщиц, и окончательно решилась.
Подошёл Тарс, посопел над ухом. Спросил осторожно:
— Кого коренные планируют дать в женихи?
Лайма скрыла улыбку. Умный мальчик он, этот Тарс-Вожак, первым спросил.
— Джерри и Тобби Загонщиков, Чёрного Лиса и Остроглазого.
Вот так.
Все ещё молоды, но уже неоднократные победители. Все — только лучшие. Достойны украсить собой любую свадьбу. Пусть всего четверо, но зато каждый — как на подбор, без единого изъяна. Коренная Сворка не собирается экономить на Свадьбе Искупительной Жертвы и подсовывать всякий мусор. А пристяжным остаётся только правильно понять намёк.
— Я их пока отправила в лагерь напротив Маяка, велела ждать. А ты уже решил, кого выделит левая пристяжная?..
Плакальщицы пели в полный голос, от души.
Перед Свадьбой отпевают любую девушку. Ведь для того чтобы родилась женщина, девушка должна умереть. Но сегодня плакальщицы старались как никогда, от их искренних завываний узлом скручивался желудок и щипало глаза. Они отпевали не просто девушку, но — Жертву. Они ведь не знали, глупые, кому именно она предназначена. А она — знала.
Ещё вчера вдруг поняла, под Дюзами, не успев толком и испугаться-то даже. А когда поняла — уже глупо было бояться. Действительно, сами подумайте — чего бояться, если рушится мир? И то, о чём ещё вчера совершенно невозможно было даже и мечтать, вдруг становится не только возможным, но и единственно правильным?
Щенки щедро кормили хворостом пламя на верхних костровых площадках, двигали зеркала, и было непривычно стоять в узком конусе падающего света одной, обычно сюда набивались всей своркой, да и Дюзу делали куда шире. А чаще так и не одну зажигали, две-три, а то и больше, чтобы всем места хватило, площадки большие, на каждой можно по три Дюзы зажечь, а самих площадок пять, как раз по углам выгула.
Но сейчас костёр горел лишь один и лишь на одной площадке, и щенки суетились вокруг зеркал, держали Дюзу — для неё одной. И свет надёжной стеной отгораживал её от прячущихся в темноте соплеменников.
Она больше не с ними.
Она одна под Дюзой, Искупительная Жертва, Невеста для затребованной Лорантами Свадьбы — невиданной, небывалой, противоестественной.
Единственно правильной.
И никто не знает, что всё это — целиком и полностью её вина. Или заслуга? Не понять, и оттого в желудке восхитительная пустота и щекотно под рёбрами. Никто не знает, что это она загадала на падающей звезде, загадала неслыханное и невозможное, не случавшееся никогда, да и не могущее случиться, это же даже подумать смешно… а она загадала. Обмирая от испуганного восторга и убеждая саму себя, что вовсе и не всерьёз — и сама же себе не веря. А потом сказала ему, делая вид, что всё это не больше, чем просто шутка. Но ведь звезда была настоящей! Настоящие звёзды всегда выполняют загаданное, надо только его произнести вслух, чтобы кто-то услышал. Пусть даже вид делая, что это — просто шутка. Пусть даже услышавший и не поверит. Пусть рассмеётся даже…
От Главного Выгула её несли на руках — ноги Искупительной Невесты не должны касаться дорожной грязи. Плакальщицы шли рядом и выли. Они выли, наряжая её в лунную шкурку — то ли костюм, то ли целое жилище. Он мог облипать тебя, словно вторая кожа, а мог расшириться до размеров чуть ли не конуры вожака. Стоило лишь захотеть. И проговорить желание. Как со звездой. Только и всей разницы, что с лунной шкуркой проговорить желаемое можно было и про себя, не обязательно вслух. А ещё этот странный костюм был способен пропустить внутрь одного человека. Того, которого она выберет. Когда-то все свадьбы на левобережье справлялись именно так, но лунные шкурки не вечны, хотя и ужасно прочны. Но даже они со временем портятся. Их становится всё меньше и меньше с каждым сезоном, а невест меньше не становится, вот и выдают их теперь лишь для особенных случаев. Вот как сейчас, например…
Пару раз она видела Вита — он мелькал где-то за непрекращающимся хороводом плакальщиц, смотрел тревожно. Появлялась какая-то старая женщина, смотрела неодобрительно. У неё были злые глаза и очень твёрдый подбородок. Костры горели, дым стлался по кругу, и по кругу же ходили плакальщицы, мешая думать. Она стояла на плетёном из толстых разноцветных верёвок ковре — ноги Искупительной Жертвы-Невесты не должны касаться дорожной пыли, да-да, она помнит, но все равно стоять неудобно. Иногда всё начинало видеться отчётливей, и тогда она понимала, что уже наступил вечер. А то и следующая ночь. Потом всё снова расплывалось в дыму и непрестанном кружении. Хорошо ещё, что лунная шкурка могла по желанию частично твердеть — она отвердила её до самых подмышек, и теперь просто обвисала внутри, незаметно для окружающих, временами уплывая куда-то, временами снова приходя в себя.
Время от времени ей давали воды с чем-то кислым. А потом чья-то рука протянула дымящуюся кружку — прямо сквозь липкий нескончаемый хоровод.
— Вот, лапушка, выпей-ка мёду! Он с травками. Тебе оно сейчас самое то будет.
— Спасибо.
Она взяла протянутую кружку, послушно глотнула. Поморщилась.
Мёд был горьким.
*
Трое суток понадобились ещё и для того, чтобы навести мосты.
Нет, не переговорные иносказательные, хотя и такие потребовали немало сил и времени. Самые обычные деревянные мостки до острова. Действительно, это дежурные могут добираться вплавь или там верхом на коротком бревне, а Жениху такое поведение не подобает. Несолидно как-то. С левого берега тоже навели мост — очевидно, они были такого же мнения о том, что подобает, а чего не подобает Невесте.
