— Двадцать девять.

— Это неважно, пусть пока двадцать девять… пусть. Впрочем... Как раз-таки важно! Именно этот, тридцатый, станет самым важным, самым значимым. Это всё равно знак, нет, это даже ещё больший знак! — Голос Старшей Леди стал совсем ласковым. — Главное — такая честь… Ты не бойся, подумаешь — сучка, велика ли разница? Все мы внутри одинаковые, что леди, что сучки, чего тут бояться? Некоторые леди — те ещё сучки, тебе ли не знать? Просто делай своё дело, держи покрепче да суй поглубже, делов-то! А если действительно чего опасаешься… — тут её тон стал настолько доверительным, что Ксанта затошнило, — то у меня настоечка есть. Вот, держи. Хорошая такая настоечка, как раз для таких случаев. После неё ты не то что на сучку — на любое дерево с дуплом кидаться начнёшь…

Теперь его брали на «слабо». По ритуалу следовало оскорбиться. И сделать вид, что уходит. Как же — тут сомневаются не только в его храбрости, но и в мужской силе! Он не останется там, где… да он никому не позволит… да он никогда… да ищите другого…

У края круга его, конечно же, остановят. Потом будет ещё два-три взаимных полу-извинений, полу-угроз, три шага вперёд, два назад, три в сторону — и снова по кругу… Повторить не менее трёх раз — и можно соглашаться, не потеряв лица.

Ксант дёрнул ухом. Ему внезапно стало скучно и противно.

— Ладно. Считай, что ты была очень убедительна. Когда?

*

====== Сюрпри-и-из! ======

— Старые порядки его не устраивали! Ну так получай сучку, засранец! Будешь теперь скакать на задних лапках через кольцо! Аппорт, Бобик! К ноге!

Ксант передёрнул затянутыми в мягкое серебро плечами, словно сгоняя муху. Стиснул зубы. Но оборачиваться на злобное шипенье из кустов не стал.

Много чести.

Дёрнув плечами ещё раз, словно и ранее это было только от утренней промозглости, он вышел на берег. Ему не было холодно, ритуальный плащ жениха на поверку оказался штукой достаточно тёплой, хотя и выглядел так, словно пошили его из рыбьей чешуи. И был он плотно застёгнут на горле, плащ этот. Словно ошейник. Жутко неудобный и издалека видимый всем символ его нынешнего статуса. Чтобы случайно не ошибся никто. Даже совершенно посторонний и непричастный, не знающий Ксанта в лицо. Даже вообще ничего не знающий. Словно такие могли остаться на том или этом берегу.

Странное чувство унизительной гордости, крутой замес, от которого кружится голова и горло перехватывает куда сильнее, чем от тугой завязки ритуального плаща. Весь сегодняшний день он ловил на себе взгляды — завистливые, оценивающие, заинтересованные или презрительные. Равнодушных не было. Уже давно не употребляемая инобережниками презрительная кличка Тузик прозвучала четыре раза. Дважды его назвали Бобиком, и ещё один раз просто тявкнули за спиной, глумливо и безадресно. Три раза сочувственно потрепали по плечу, дважды посоветовали держаться и не уронить чести.

Старшие Леди смотрели одинаково — подозрительно и пристально, словно стараясь разглядеть нечто, ранее упущенное, но замеченное великими и непогрешимыми Лорантами с их высокой орбиты. Глядя на них, и самые оголтелые не рисковали издеваться в открытую. А жаль. Очень хотелось подраться. Но никто за весь день по-крупному так и не нарвался, а ввязываться первому самому… много чести.

Вот и сейчас, на берегу, перед ним все почтительно расступались. Впрочем, может, и не перед ним — шестеро молодых леди-охранниц, накачанных, бдительных и очень не любящих шутить, заставят, пожалуй, почтительно расступиться любую толпу. Этакий то ли почётный эскорт, то ли действительно стража, следить призванная. Чтобы самими Лорантами выбранный жених в последний момент не попытался удрать от предписанного ему счастья. Леди Мьяуриссия каждую из них попросила лично — ей очень не понравилось то, как Ксант скомкал конец разговора в Круге.

Тот, кто так легко нарушил один ритуал, будет ли сомневаться, нарушая другой?..

Обряд пришлось отложить почти на трое суток. Сначала Старшая Леди-Мать никак не могла договориться с Держателем Поводка о месте проведения Инициации (или просто Свадьбы — на таком названии настаивали левобережные). Ни та, ни другая сторона не желали соглашаться на проведение столь важной церемонии на противоположном берегу. Сошлись на нейтральной территории, острове на самой середине реки. Такой остров на реке рядом с водопадом и озером был один.

Тот самый, Храмовый, с Лестницей-В-Небо.

Сколько Ксант себя помнил — большую часть года этот остров был под запретом. Неслабым таким запретом, вполне себе вещественным: стоило только сунуться — и от тебя долго потом так воняло палёной шерстью, что даже пернатые морщили свои клювы. Вот и не совался почти никто. Только дежурные, зажигая на берегу прямо напротив острова Сигнальный Маяк, каждый раз по нескольку дней ждали ответа. А потом кто-нибудь, так и не поверив, всё-таки плыл к острову. И убеждался на собственной шкуре, что и в этом сезоне Лестница так и осталась на Орбите, да будет она вовеки стабильной.

Огненную защиту с острова снимали только на время Испытаний, а Испытаний не было очень давно. Ну и вот сейчас, ради такого праздника, как Свадьба Искупительной Жертвы, за которой конечно же — в этом никто не сомневался — немедленно последует возобновление испытаний. Да и как может быть иначе — ведь великие Лоранты согласились открыть остров!

Вот уже трое суток над рекою не было ночи — малая Луна спустилась с небес и теперь висела над храмом. Правда, пока это был только символ. Знак того, что эти тупицы там, наверху, признали-таки свою ошибку и поняли, что никого лучше Ксанта им всё равно не найти. И Лестница-В-Небо лежала теперь перед ним, покорная и на всё готовая, словно заждавшаяся кошка. И будет лежать и терпеливо ждать столько, сколько Ксанту захочется. Потому что только от него теперь зависит, как скоро родятся те малыши, для которых она предназначена. Да и родятся ли они вообще.

*

От дыма слипались глаза и слегка подташнивало. И очень хотелось спать. Глаза она старалась не закрывать, потому что тогда голова начинала кружиться всё сильнее, так сильно, что подкашивались ноги, а падать было нельзя. Никак нельзя падать, если на тебе Лунная Шкурка, священный наряд Искупительной Невесты.

— Эй, кто-нибудь там, скорее воды! Она совсем сомлела!

Узкий носик поильника стучит о зубы. Вода холодная и кислая. Наверняка в ней развели двойную дозу Витаминыистимулятров. Шум в ушах отступает.

— Из-вин-ните… Спасибо. Со мною всё в порядке. Правда. Не надо меня держать.

Лайма, старшая сука коренной сворки, с сомнением осматривала так называемую Невесту. Она не очень хорошо помнила эту полудохлую соплячку. И не понимала, на кой-ляд Лорантам потребовалось именно её потомство. Помнится, были даже какие-то сомнения, стоит ли вообще допускать её к Испытаниям. Было там что-то, сейчас, правда, уже и не вспомнить, что именно. То ли слишком долго тянули, то ли, наоборот, слишком маленькая она была, не упомнить, но осадочек остался.

Впрочем, оно и к лучшему. Любую другую было бы жаль отдавать на растерзание извращенцу с правого берега, а эту — пускай себе. Не жалко.

Лайма еще раз осмотрела затянутую в живое мерцающее серебро нескладную фигурку. И снова пожалела, что нельзя ограничиться просто Свадебным нарядом. И даже не потому, что очень жалко тратить на эту нескладёху почти новую Шкурку — мало их осталось. Все наперечёт. И не вернут ведь потом. Но даже не в этом дело.

Просто церемониальная одежда облипала тело будущей Искупительной Невесты, как вторая кожа, подчёркивая все его недостатки. Порода неплохая, её однопометник не зря берёт каждый второй приз в забегах. Но — слишком молода и нескладна. По-хорошему, ей бы ещё пару сезонов погулять, нарастить чего на эти мослы — а там и Свадьба сама собой подоспела бы. А сейчас ей рано ещё, этого только слепой не увидит. Как бы правобережники не подумали, что их хотят оскорбить, подсовывая вместо отобранного самими Лорантами лакомого кусочка прошлогоднюю тухлую кость. С них ведь станется под этим предлогом сорвать обряд… как они его там у себя называют? Инициации, кажется…