А потом потянулись долгие минуты уязвимости. Том корчился на потрескавшейся шершавой брусчатке, отвоевывая у боли власть над собственными мышцами. Голова раскалилась и, казалось, ни одна мысль не протянет там дольше, чем лягушка в кипящем котле. Все вокруг туманилось, дрожало, рот наполнила кислая желчь. Риддл сплюнул. Он сел, согнул ноги в коленях, оперся руками о камни. Ему требовалась передышка, чтобы собраться с силами и встать. Его взгляд встретился со взглядом вервольфа. Не добитая гордость, вместе со звериной яростью заставляли волчонка угрожающе щурить глаза и готовить тело к прыжку. Но Риддл знал, чем лечить неповиновение.
- Думаешь меня убить… - злобный оскал снова разорвал поджившие ранки на губах. Ноздри вервольфа раздулись, распахнувшись на встречу запаху крови. Том начал разговор шершавым хриплым голосом, он шел из пересохшего горла, но тот голос, который подхватил незаконченную фразу, звучал по другому холодно, спокойно, безжалостно. Окровавленные губы больше не шевелились, и все равно волчонок ясно слышал в своей голове каждое слово, даже когда крепко зажал уши.
- Меня нельзя убить. Разорви на куски мое тело, я соберу его обратно и приду за твоей душой. Я заберу тебя во мрак, я брошу тебя в ад, я буду делать с тобой все что захочу, и никакая сила в мире не сможет меня остановить. Я – магия. Подчиняйся мне или сдохни.
Оборотень упал на колени и согнул спину, подставив под удар беззащитную шею.
- Хороший песик, - за смешком Том спрятал вздох облегчения. Блеф удался, и он хотел вознаградить себя глотком воды, но фляжки на поясе не было. Так же как и мешка с волчьими зубами, палочки и само собой револьвера… что ж в будущем Риддлу предстояло собрать немало долгов.
***
Маглы умеют писать песни про огонь в небе, а колдуны умеют превращать слова в пугающую реальность. Наступил час Х и ветер поднимал вверх всполохи пламени. Одни реяли гордо как алые знамена на параде, другие в своем беспорядочном кружении напоминали бешеных лисиц, третьи выглядели невесомыми оранжевыми шарфиками. Огненные заклинания, возносясь в небо, принимали множество форм и оттенков, но для любого из них находилось место в пестрой мозаике, которая стала новым небом Шмарсшеда. Огромная туча, обжигающая уже одним своим видом, впитывала новые силы и продолжала разбухать. Она закрыла собой весь город, поглотила солнце, растянулась до самого горизонта. Больше не было яркого жалящего света горячего летнего дня, его сменили адские отблески багряные, лицемерные, зловещие. Они рождали тени, дерганые и мечущиеся, как крысы ищущие выход из загона для травли. Жар наседал на город, потрескивало сухое дерево, готовое вспыхнуть и без пресловутой искры, взрывалось тонкое стекло, вещи падали сами собой. И резкие звуки – всплески на сонной глади тишины, нарушали иллюзию остановившегося времени.
Том с трудом оторвался от воды. Он пил из каменного полукруга, прилепившегося к стене. Пил и пил, стоя на коленях, вцепившись руками в край и опустив голову к воде, как животное. Он не удержался - окунул голову, с трудом выпрямился и, наконец, почувствовал, что больше не может сделать ни глотка. Тяжело дыша, колдун привалился спиной к каменной стенке того недоразумения, что служило поилкой, а формой напоминало половину куска мыла, дорогого мыла с мягкими округлыми боками. Холодные струйки щекотали лоб и щеки, ползли по шее. Мокрый воротник лип к коже. Риддл улыбался, как пьяный. Волчонок стоял перед ним, втянув голову в напряженные плечи. Он чувствовал, нечто беспощадное идет за ними. От близости смертельной опасности, нервы оборотня скрутились в тугой комок, и по телу пробежала дрожь, заметная даже со стороны. Том втянул воздух сквозь ноющие зубы. Сначала он решил, что их ломит от холодной воды, но тут же понял: дело в магии.
- Началось.
Волчонок вскинулся, подошел и, не дожидаясь приказа, помог встать на ноги. После того как они выбрались из двора-колодца, Том пытался идти сам, но земля выскальзывала из под ног, а в глазах двоилось. Тогда оборотень забросил его руку себе на плечи и потащил. Он собирался проделать это снова, но вода дала Риддлу новые силы. Колдун ощутил тягу к самостоятельности, сделал три шага, а на четвертом его согнуло и все выпитое хлынуло наружу. Мутная жидкость хлестала изо рта, из ноздрей, глаза заволокло слезами. Риддл рухнул на пол, поспешно выставив руки, чтобы устоять хотя бы на четвереньках и не поцеловать содержимое собственного желудка. Живот окаменел, но голова болела сильнее. Эта боль отупляла. Том позабыл все лечебные заклинания, которые в свое время зубрил в поте лица. Он мог лишь дрожать и ждать, что следующий приступ рвоты зальет пол кровью. Кожа покрылась липким холодным потом. Последние капли воды вылетели из носа и упали в большую грязную лужу.
Риддл сплюнул, еще не веря, что все позади и его треклятые внутренности остались на своем месте. В носу щипало в горле тоже, он был бы только рад задержать дыхание, но тело не подчинялось командам. Оно требовало воздуха и брало свое, хотя каждый вздох грозил растревожить сжавшийся в комок желудок. Сморгнув слезы, Том краем глаза увидел, как волчонок тихо пятился
- Нет! – заорал Риддл в два голоса, так что оборотень подпрыгнул. - Ты не уйдешь от меня. Ты принадлежишь мне. Понятно!
Колдун ворвался в чужие мысли, чтобы снова бить, ломать, рвать, выкручивать, уничтожая любую надежду на освобождение. Магия растекалась по его венам и поставила обессилившее тело на ноги. Она же погнала его вперед. Ноги двигались дергано, как у заводного солдатика. Оборотень отступал, разворачивался и бросался прочь. В своих мечтах. А в реальности он стоял на месте, пригвожденный чужой волей, извивающийся, как червяк зажатый, между двумя страхами: потерять себя или сгореть заживо вместе с дьявольским чародеем.
Том остановился и посмотрел на свою жертву. Лицо волчонка побелело, ужас сковывал как лед: ни пошевелится, ни даже моргнуть он не мог. Насладиться зрелищем в полной мере Риддлу мешало одно досадное неудобство: у него перед глазами все плыло. Жар горящего неба еще не добрался до нижних уровней подвала, но колдун пребывал во власти странной иллюзии, что все вокруг обращается в горячий дрожащий туман.
– Помни: от моей магии тебе не убежать. Если я сегодня сгорю и отправлюсь в ад, твоя душа пойдет туда вместе со мной, – шипение перетекало из головы Риддла в чужую. Колдун сомневался, что у оборотней есть душа, но его спутник в это верил и трясся за свою бессмертную, как истинный христианин.
Том победил. Магия оставила мышцы и свернулась в груди. Его второе сердце. Тело тут же обмякло, а ноги подогнулись. В последний момент волчонок успел подхватить Риддла. Без всяких церемоний он закинул колдуна на спину. Том обвил руками толстую шею и крепко сцепил пальцы в замок. Хотел еще обхватить вервольфа ногами, но те соскользнули и болтались бесполезные, как пара лампочек без электричества. Ридлл не удивился. После магии всегда было так, мышцы – вялые, кости по ощущениям будто стеклянные. Ничего, скоро все пройдет.
Оборотень был моложе его лет на пять, но выше, шире в плечах и сильнее. Даже взвалив на себя взрослого колдуна, звереныш мог бежать без отдышки. Том закрыл глаза. Он слушал ритмичные вдохи выдохи и сам тоже старался дышать так же. Не получалось. Тряский бег отдавался в голове и в кишках. Он стиснул ноющие зубы, хотя и знал, новый приступ тошноты не сдержит никакая сила воли. Голова легла на чужое плечо, горячий лоб прижался к мокрой от пота ткани рубашки. Запах душил. Желудок недовольно ворочался, бурчал, но Том уплывал все дальше и дальше в туман, который почему-то совсем не хотел окутывать его прохладой. «Не честно», - думал колдун, облизывая сухим языком потрескавшиеся губы. – «Не честно».
Огненная туча разбухала, а город съеживался. Магия дала ей силу и мощь. Воображение - стремление к форме и красоте. Пламя распростерлось в небе, став огромной бабочкой, переливающейся всеми оттенками великого делания. В подражании бабочке оно вытянуло алый хоботок. Огонь коснулся крыш и помчался по ним, на ходу перекидываясь в яростных коней, хлещущих воздух оранжевыми гривами. Они перескакивали с крыши на крышу, из оставленных ими следов, прорастал багряный ковыль. По ветру летело все больше и больше пылающих семян и все новые и новые побеги пламени, змеясь, тянулись вверх.
