— Я решил, что нам необходимо заключить договор.

— Договор? — визирь чуть приподнял бровь, — О чем?

— О правах этих людей, что они столь же полноправны, как и все остальные поданные моей страны.

— Ваше Величество, Вы осознаете, что это сильно подорвет нашу экономику, если мы выделим им такие же права?

— Это каким таким образом, позвольте узнать? — Росс чуть усмехнулся.

— А из чего вы намерены делать им протезы, а?

— Не из вибраниума, если ты так думаешь. Более того, если мы введем права для этих людей и установим ряд законов, то это будет означать, что последние ростки рабства будут уничтожены. Неужели ты за то, чтобы в нашей стране процветало нечто подобное? Почему люди моего народа не должны жить свободно?

— Ваше Величество, — мужчина чуть оскалился, — Они не люди, если вы забыли. Они звери в человеческом обличии.

— Что значит будет упадок экономики, если Вы введете права для фамильяров? — Росс привстал, — Вы что, продавали их?

Помощник короля поджал губы и сощурил глаза, тихо фыркнув.

— Вы их еще и продавали, верно? Как именно вы это делали?

— Ну… — визирь нахмурился, — Пока это щенки, их можно осторожно украсть и внушить все что угодно.

— Вы… — старейшина привстал, — Крали детей моего народа и продавали их как диких животных или птиц? Продавали на черном рынке?

Мужчина вскочил из-за стола и перевернул его вверх дном, обратившись львом. Это было слишком опасно. Животное ходило из угла в угол и рычало, широко открывая пасть и чуть размахивало хвостом.

— Все это отвратительно и эти люди понесут за вещи, которые творили — наказание, но умоляю Вас, старейшина, неужели Вы хотите испачкаться в их крови? — Росс выставил руки вперед, отделяя льва от остальных людей, на пару с Т’Чаллой, — Неужели вы хотите, чтобы война длилась бесконечно?

Животное чуть успокоилось, но все же продолжало тихо и утробно рычать, скаля зубы.

— Неужели крови ваших соплеменников пролилось мало? Вы хотите еще? — рявкнул Эверетт, — Это будет глупая, бесконечная война, никто не выиграет в ней. Мы просто умрем друг без друга. Маги и фамильяры — мы связаны. Давайте же наконец покончим со всем этим и дадим новым поколениям жить так, как не могли жить Вы.

Лев вздохнул и прикрыл глаза, снова обернувшись старейшиной. Визирь притих и был вынужден согласиться пойти на любые условия своего короля, чтобы остаться с головой. Договор указывал, что исключительно фамильяры в праве выбирать себе человека, что его права так же защищаются декларацией мира о правах человека и живущие на территории Ваканды фамильяры будут отныне причисляться к этой категории, отчего участие в боях, рабство и любое жестокое обращение будет караться законом и приравниваться к наказанию за геноцид.

Вечером в деревне объявили праздник. Костры взвились до небес и Эверетт радовался как молодой. Он сидел вдалеке, разглядывая людей. Они танцевали и пели, переполняемые временной радостью от шаткой возможности мира. Ему придется остаться тут еще надолго, чтобы обговорить приезд Кроули, помочь с установкой и работой протезов и адаптацией людей. Необходимо наладить продовольствие, потом снести толстые стены, отделяющие деревню от общего города… Т’Чалла должен узаконить работу для таких как он, чтобы люди не маялись и не превращались в зверей от голода или жажды, им и так сполна хватало голода по магии. Они наконец станут частью этого большого мира, где жестокость по отношению к таким как он обязана будет караться.

Эверетт чуть улыбнулся, поставив чашку с вином на песок и вытащил нож своего народа из-за пазухи. Древний зачарованный металл, какой получал каждый из них на восьмом году своей жизни, чтобы он защищал и оберегал своих детей. Мужчина потер рукой кованную ручку и длинное острие. Оно блестело в свете ночных небес и отражало блики звезд. Это был его пропуск в жизнь, его драгоценный билет, данный практически при рождении. Его защита и надежда, не раз спасавшая в битвах или в мирное время. Этим ножом он мог резать глотки, а мог чистить яблоки в саду человека из его прошлого. Это была его жизнь, его единственная, драгоценная жизнь. Мужчина сглотнул и зажмурил глаза. У него оставалось все меньше времени, и Росс это осознавал и чувствовал каждой клеткой своей души и тела. Он чуть нервно улыбнулся и кивнул сам себе. Если за пять месяцев Стивен не вернется, Эверетт избавится от глаз и отправится в земли обетованные. Меньше всего на свете он хотел, чтобы камень поддерживал тело, лишенное души в функциональном состоянии. Сложность была именно в этом — тело его было неуязвимо и закрыто непробиваемой броней философского камня, но в назначенный срок его душа была обязана покинуть тело, чтобы отправиться на поиски дальних берегов. К чему Стрэнджу жить с пустой куклой, лишенной и эмоций, и чувств? Подай-принеси данному магу не подойдет, так что нужно было отступить.

Блондин подхватил нож и спустился вниз по пескам, туда, где веселился народ и было беспрерывное движение и танцы.

— Старейшина, у вас есть в деревне кузнецы?

— Кузнецы? — переспросил мужчина.

— Верно, кузнецы.

— Да, есть, — он показал рукой, — Прямо и до самого конца, скажите что Вы пришли от меня, и чтобы Вы там не хотели, вы это получите.

Эверетт кивнул и вдруг почувствовал, как тяжелеют ноги, как каждый шаг разносит по телу странную, почти удивительную силу. Контракт его подсветился и Росс сглотнул. Дорога до кузницы была будто бесконечной. Все вокруг плыло, существовала разве что прямая линия ведущая его вперед. Этот нож был единственной связью его с его племенем и то, что он собирался сделать, нарушало десяток законов его народа, и именно поэтому лишь однажды такой же как он пошел на нечто подобное. Мир и подбадривал, и пытался заставить его отступить, проверяя его убеждения. К несчастью все то, что создал Стивен в измерении Смауга — было лишь бутафорией не имеющей никаких сил. Оно и не удивительно, ведь эти ножи ковали по древним обычаям его предков, используя массу обрядов и условностей. Он наконец нащупал ручку двери и открыл ее, заходя внутрь.

— Старейшина разрешил мне использовать кузницу.

Темнокожий мужчина посмотрел на него с сомнением и чуть сощурил глаза.

— Зачем тебе моя кузница?

— Хочу выковать подарок.

— Кому и из чего?

— Из одной… — он ядовито усмехнулся, — Безделицы, для своего друга. Все празднуют, и Вы присоединяйтесь. Не беспокойтесь, я ничего тут не сломаю, можете мне довериться.

Кузнец посмотрел с сомнением, но все же снял фартук и вручил его Россу. В печи полыхало пламя, и наковальня буквально манила. Он положил нож на чугунную поверхность и отошел чуть в сторону, сняв сначала пиджак, потом галстук и рубашку, надев на голый торс фартук. От того жара, что валил из печи он за пару минут весь вспотел. У фамильяра был последний шанс отступить, поэтому он сглотнул. Это был рискованный и опасный шаг и, если он сделает это, то назад пути уже не будет, а гарантий, что Стрэндж вернется, у него тоже не было. Мужчина чуть усмехнулся, стирая пот со лба и взял кувалду, примеряясь к ножу.

— Ма, — мальчик улыбнулся, — Ты правда единственная из нашего племени, кто сделал подарок своей души.

— Да, малыш, — она чуть улыбнулась, — Единственная.

— А почему?

— Потому что это очень больно, Эверетт, настолько больно, что почти никто не выдерживает. Просто я любила всем сердцем, а потому смогла вытерпеть.

Удар пришелся по острию ножа, и Росс тут же рухнул на пол, сжимаясь в клубок. Он ощутил, как в грудь будто врезался таран, ударив прямо по ребрам. Ничего настолько болезненного мужчина никогда не испытывал. Нож имел связь с его душой, а значит переплавить его было все равно что заставить кусок души переродиться. Эверетт стиснул зубы и поднялся на локтях, медленно возвращаясь в вертикальное положение. Он снова занес кувалду, сминая понемногу острие своего верного оружия, того что делало его частью племени. Он захрипел, едва удержавшись на ногах. Нужно было лишь выдержать слом и плавку, а дальше металл перестанет так остро реагировать на происходящее. Кровь в голове гудела, и он едва нашел силы ударить снова, ломая лезвие пополам. Росс взвыл, оперевшись на кувалду и тяжело задышал, сжимая рукоять до хруста пальцев. Он потратил много времени и сил, чтобы прийти в состояние, потребное для дальнейшей работы, когда перед глазами перестало все плавать и темнеть. Фамильяр наконец нашел подходящую чашу для работы и небольшую формочку для выплавки. Эверетт осмотрелся по сторонам в поисках чего-нибудь, что было бы способно ему помочь. Еще не хватало, чтобы его вся деревня слышала. Волк вытащил ремень из собственного пояса и глубоко вздохнул, пережимая его в зубах, поставил чашку со сломанным ножом в печь и стал ждать. Поначалу он ощутил легкое тепло, разносящееся по телу, но буквально за секунду, когда металл начал таять, Росс взвыл, сжимая из-за всех сил ремень зубами, и даже так его истошный вопль было слышно, и если бы не музыка, то деревня бы точно поднялась на уши. Он ощутил как горит заживо. Все его мышцы и кости кажется плавились, медленно и очень тяжело. Фамильяр готов был поклясться, что никогда не испытывал ничего столь ужасающего. Блондин ощутил, как по щекам катятся слезы от парализующей до самого основания боли. Красные дорожки шли вниз по щекам и останавливались лишь у ключиц, скапливаясь там крупными рубиновыми каплями. Ни в одном бою ему не было так больно как сейчас. Эверетт прикрыл глаза, стараясь отвлечься, но на ум приходили лишь самые скверные видения.