Он провел пальцем по стеклу и нахмурился. Вот как ощущал Стивен себя 10 лет назад. Перед его ногами был весь мир, и мужчина мог позволить себе все, что пожелает. Правда, как и Стрэндж, он продал себя с потрохами в угоду тем, кто мог дать ему власть и деньги. Свобода быстро испарилась, и теперь на шее висел увесистый замковый камень: шевельнешься, и все к черту обвалится. Стрэндж забивал и топил в себе боль с помощью всей этой показушной оберточной бумаги, а Эверетт пытался ей же компенсировать пустоту, которую за два с лишним века так и не смог ничем наполнить. Соедини их вместе, и получится один полноценный человек, но каждый по отдельности в той или иной степени изувеченный или покоцанный. Они оба могли срывая глотки кричать миру о своей боли и том опустошении, с каким жили всю жизнь, но мир был глух. Стивен никогда не сможет как прежде пользоваться руками, и сестра не воскреснет, чтобы обнять его, а Эверетт никогда не добьется уважения и принятия. Люди, окружающие его, не способны воспринимать его как нечто большее, чем просто пустую мусорную корзину для удовлетворения своих желаний и нужд. Он навсегда останется пустым и одиноким; один из тех, кто был способен понять его — умер, а второго Росс растоптал собственноручно. Эверетт навсегда останется тем, кто просто ждал всю жизнь, чтобы в конечном счете умереть ни с чем и хоть отправится туда, где ему будет тепло и уютно. Там, где все его печали станут лишь туманом прошлых лет. В дальних берегах его примут и поймут, прижмут к себе и дадут того, что он так хотел на самом деле — принятия его таким, каким он был. Не человек и не волк — так, что-то посередине.
Он поклялся защищать и оберегать храм до возвращения Стивена, но может статься и так что к моменту, когда Стрэндж вернется — его уже не будет среди живых. Мужчина уткнулся лицом в стекло ощущая, как по щекам одиноко скользнули две слезы, а волк в нем, вскинув голову, взвыл что есть сил, до хрипоты срывая голос. Ему даже не получится попрощаться со Стрэнджем. Он никогда более не увидит, как он улыбается, ехидно или счастливо, отчего в уголках глаз будут собираться морщинки. Ему уже более не услышать его глупых шуток; тосты по утрам тоже больше никто не крал, никто в храме не свистел и не пел. Ему этого более никогда не ощутить, а главное почему он скучал больше всего, так это по тому, как Стрэндж нежно утыкался ему в ключицы носом и засыпал, обнимая его руками и закидывая ногу сверху — так по-свойски, так естественно. Все это осталось в их совместном прошлом, и вероятность того, что Стивен вернется, таяла день ото дня все стремительней и быстрее, и он ненавидел и злился на себя за то, что тогда не заставил его силой вернуться назад в храм, не связал и не запихнул его в библиотеку или спальню.
— Нет, — Росс вздохнул, оставляя на стекле запотевшее пятно и покачал головой.
Он сам виноват, что обидел его и выбил почву из-под ног. Это он виноват, что сейчас любивший его Стрэндж, отдававший ему все, что сам имел, вплоть до собственной жизни, сейчас скитается по штатам Америки, не зная, как усмирить собственный буйный дух. Это он виноват, что Стивен полностью раздавлен, и ищет спасения для себя в этом странствии. Значит это и ему нести ответ.
Поэтому, когда заместитель Стивена пересек порог Санкторума, волк прижал уши и заскулил, стараясь сдержать свою буйную натуру защитника, и нехотя признал нового главу этого храма, пусть и временного. Духи столь же нехотя уставились на чужака и фыркнув, разошлись по своим делам. Удивительно, что доктор Вуду вполне радушно воспринял такую негативную реакцию, явно понимая помыслы здесь живущих. Он уставился на подавленного и злого волка и поджал губы.
— Это тот самый фамильяр что выкинул меня первые четыре раза из Санкторума?
Эверетт тут же оскалился, поднимая уши.
— Храма, храма, — шепнул Вонг, — зовите это место храмом, Эверетту не нравится, когда кто-то кроме меня и Стивена зовет его так, только если это, конечно, не клиенты моего мастера.
Росс приметил око на груди нового стража храма и ощетинился. Зверь, что доходил взрослому мужчине до плеча, сейчас облизывал десны и казался еще больше из-за вставшей на загривке шерсти.
— Эверетт, — Вонг вздохнул, — Око Агамотто не принадлежит исключительно Стивену, эта вещь находится в распоряжении верховного мага. Ныне верховный маг не Стивен, поэтому просто успокойся.
Все его нутро выло и ревело от злобы при виде этого человека на территории его дома, того, который Росс хотел защитить от чужих посягательств, и ужасающе было даже не это, а то, что по мере жизни здесь доктора Вуду окружающая их обстановка начала меняться. Храм подстраивался под нового мастера, и сменил тут почти все. Обои, что при Стивене были всегда светло-зеленых или бежевых тонов, стали оранжевыми и отливали мотивами веры самого человека. Трава на полу больше не росла, лишь паркет. Змеи спрятались и замолчали, а в библиотеке наступил странный порядок. Книги больше не лежали, сваленные в кучу, а мостились ровным рядком. Боги не ссорились и не устраивали праздников, боясь, что человек, проповедующий Вуду магию может или выгнать их из храма, или быть куда строже и агрессивней их прежнего мастера. Хотя добрый друг самого Стивена никогда не вел себя таким образом, обитатели храма все же сторонились и чурались его и всех тех странных обрядов, какой славилась Вуду магия. Душка Стрэндж, который мог выбежать в три часа утра, сверкая хлыстом и орать на них дурным голосом с петухами на голове, а потом отчитывать, как маленьких детей, разводя по углам — ушел, оставив вместо себя пускай внешне приветливого, и похоже очень сильного чародея, но все же это был не прежний мастер храма. Все с этим человеком было иначе. Поэтому Эверетт, скрипя зубами, собрал вещи в чемодан, и, прихватив с собой нож своего народа, старался не смотреть ни на поникших богов и опечаленных духов, ни на несколько растерянного Вонга, что ходил целыми днями и вздыхал. Единственной, кто открыто бушевал и злился в пределах двери своего пантеона, была Кали. Эта богиня знала, кажется, ругательства всех миров и на каждом языке, а за дверью ее реальности все время что-то взрывалось и грохотало. Богиня хаоса была в ярости, а остальные лишь качали головами и лениво занимались своими делами, не чувствуя былой радости. Эверетт болезненно сглотнул и закрыл за собой дверь, садясь в такси. Его ждала Ваканда, пока дом, который он любил и ценил, разваливался под натиском жестоких обстоятельств, что были сильнее его.
Комментарий к Перед рассветом разговоры становятся мрачнее
Mazzy Star – Into Dust
Solomon Burke – None of Us Are Free
Alanis Morissette – Not As We
*Пиньята — мексиканская по происхождению полая игрушка довольно крупных размеров, изготовленная из папье-маше или лёгкой обёрточной бумаги с орнаментом и украшениями. (обычно в Америке это пони с конфетами внутри, дети разбивают ее игровой битой с закрытыми глазами)
Вот такая вышла часть…думаю теперь теорий будет еще больше, да?))))
========== Ваканда и нож ==========
Голубые небеса простирались от края до края, а солнце палило так, что Росс тут же зажмурился, ощущая, что может за пару секунд ослепнуть. Было жарко и сухо. Он почувствовал, как на языке перекатывалась пара песчинок песка.
— Добро пожаловать в Африку, мистер Росс, — улыбчиво сказал помощник Т’Чаллы, которого Эверетт неплохо знал.
— Да, точно, — сухо выдавил мужчина, щурясь на свету.
— Скоро вы сможете привыкнуть к здешнему климату, уверяю Вас.
— Как долго мы пробудем в Ваканде? — он спустился по трапу вниз и открыл дверцу черного внедорожника, устраиваясь на заднем сиденье. Тут, слава Богу, был кондиционер.
— Месяц, может чуть больше.
— Хм, — блондин поджал губы и немного закачал головой, — Ладно.
— Не переживайте, мистер Росс, вы не будете скучать. У Вас и короля Т’Чаллы будет рот полон забот.
— Вы же помните, для чего я приехал? — фамильяр приподнял бровь.
