– Хочу познакомить вас с моей подругой, Алли Карэле, – сказала наконец Эйнеле, и Алли включилась в неизменный ритуал приветствий, расспросов и вежливых улыбок.
– Приехали отдыхать в Линери? – Рита Шинбер покачала головой. – Надо полагать, отдых у вас не задался. Какой ужасный ливень был на той неделе!
Алли, кое-что знавшая про «ужасный ливень», сдержала смешок.
– Что вы, мы прекрасно провели время.
– Ну, это уже дело вкуса, – хозяйка недовольно поджала губы. – В такую погоду очень легко заболеть, а там ещё и осложнения пойдут… Да и вообще Линери уже не тот, что раньше. Приличных людей всё меньше, на улицах кого только не встретишь!
– Вы же не выходите из дому, госпожа Шинбер! – простодушно удивилась Эйнеле.
– Зато в окно всё вижу! – отрезала та.
Алли вздохнула. Она давно уже поняла, что напрасно теряет время, сидя на пыльном диване в пыльной гостиной и ведя разговоры, которые отдают всё той же затхлой пылью. В правом виске заныло. Нет, девочке в этом доме делать нечего. Даже человек такого не выдержит, а Сейли – человек только наполовину.
Очень хотелось встать и уйти, тем более, что и голова болела всё сильнее. Алли могла позволить себе быть невежливой, но стоило подумать и об Эйнеле. Было бы нехорошо поставить её в неловкое положение, а значит, следовало потерпеть. Хотя бы десять минут, чтобы не нарушать приличий.
Алли потёрла висок кончиками пальцев. Интуиция требовала уходить немедленно. А ещё лучше – бежать. Подальше от этого дома и от Риты Шинбер.
Неужели дело в ней? Женщина увлечённо пересказывала терпеливой Эйнеле подробности своей ссоры с соседкой и не обращала внимания на Алли. Та незаметно открыла сумку, лежащую на коленях, и нащупала внутри бархатный мешочек, взятый на всякий случай. Вот и пригодился.
Этому фокусу Алли научилась недавно. Глядя на госпожу Шинбер, она вынула из сумочки зеркальный ключ и, держа его за стержень, принялась катать в пальцах. На самом краю поля зрения замелькали двойные блики, вспыхивающие на головке ключа. Сложнее всего было поймать ритм – но едва лишь это удавалось, зеркальный ключ Гауэра, как и гласила легенда, открывал сердца. По предположению Алли, ритмичные вспышки вызывали особый вид транса, в котором у человека пробуждались способности к телепатии – обычно на очень короткий миг, но и его хватало, чтобы…
Чтобы понять.
Алли отшатнулась, ударившись о спинку дивана, и обе женщины с удивлением взглянули на неё.
– Что с тобой? – воскликнула Эйнеле. – Тебе нехорошо?
– Голова кружится, – проговорила Алли, роняя ключ в сумку и захлопывая её. – Мне нужно на воздух. Простите, госпожа Шинбер…
Она поспешно вышла из комнаты. Эйнеле бросилась следом, на ходу прощаясь с хозяйкой.
Она догнала Алли только у самой калитки.
– Как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросила Эйнеле, окидывая подругу внимательным взглядом.
– Плохо, – призналась та. – Проводишь меня в гостиницу? Не волнуйся, ничего серьёзного. Но мне срочно нужно поговорить с Карэле.
Алли обернулась, чтобы закрыть калитку, и увидела в окне мрачное лицо Риты Шинбер. Она схватила Эйнеле за руку и потащила прочь.
*
Карэле налил в чашку крепкого чёрного чая и щедрой рукой всыпал туда три ложки сахара. Примерился, не добавить ли четвёртую, но Алли проворно подвинула чашку к себе.
– Трёх вполне хватит, – укоризненно сказала она.
– Тебе нужно сладкое, – кондитер с тревогой взглянул на жену. – Ты совсем бледная.
– Алли так внезапно стало плохо! – воскликнула Эйнеле, наливая чай себе и Карэле. – Наверное, от духоты.
– Да нет, не поэтому, – Алли опустила на блюдце пустую чашку, и подруга немедленно налила ей ещё чая. – Я расскажу, как только пойму, с чего начать… Честное слово, никогда не видела ничего подобного и даже не знаю, как это описывать. Нет-нет, Карэле, сахара не надо! Мне уже намного лучше!
Она сделала глоток, но, вспомнив что-то, отставила в сторону чашку и подтащила к себе за ремешок сумку, лежавшую на другом краю дивана. Щёлкнув замочком, Алли извлекла откуда-то из недр сумки зеркальный ключ и внимательно его осмотрела.
– Слава богам, не поцарапался! – сказала она. – Я так испугалась, что даже забыла убрать его в мешочек.
Карэле помрачнел.
– Рассказывай, Алли. А то я уже начинаю нервничать.
И Алли рассказала, как случайно выяснила, что означает фраза «зеркальный ключ Гауэра открывает сердца», и как применила его, чтобы понять, чем ей так не нравится Рита Шинбер.
– Я увидела – или почувствовала, по ощущениям это что-то среднее, как будто видишь всем телом, а не глазами, – так вот, я увидела, что никакой Риты Шинбер там нет. На её месте была пустота, жадная и голодная, и в эту пустоту холодным сквозняком затягивало наши с Эйнеле силы… или жизни, или души, не знаю, что именно. Знаю только, что никакого права на это оно не имело. А по краям пустоты висели какие-то ошмётки, какие-то драные лоскутья, и это всё, что осталось от личности Риты Шинбер. Вы не представляете, как это было страшно…
Алли передёрнуло, и Карэле набросил ей на плечи висевшую на спинке кресла шаль.
– Эта женщина дышит, ходит, разговаривает, но при этом её почти уже нет, а на том месте, которое должна занимать она – жуткая дыра, готовая сожрать всё живое, что подойдёт к ней слишком близко.
– Алли, но это всё как-то… – Эйнеле замялась, не желая обижать подругу. – Ты не преувеличиваешь? Может быть, тебе просто показалось?
Та вздохнула.
– Прости, Эйнеле. Я видела это буквально пару секунд, но абсолютно уверена, что всё так и есть.
– Я знаю, что такие вещи бывают, – задумчиво произнёс Карэле. – Правда, я не думал, что это настолько страшно.
– Ты с этим сталкивался? – подняла на него взгляд жена. – А почему ничего не рассказывал?
Кондитер задумчиво повертел в пальцах чайную ложку, понял, что бессознательно копирует манипуляции Алли с ключом, и отложил её подальше.
– Да нечего было рассказывать, – сказал он. – Просто мне вдруг стало неприятно находиться рядом с некоторыми людьми. Помнишь, как я уволил половину наших работников, а потом чуть ли не полгода подбирал тех, кто бы меня устраивал?
– Ещё бы! – Алли не удержалась от улыбки. – Это было лет десять назад. Мне тогда пришлось помогать в пекарне, а ты сам мыл посуду. И никто не мог понять, что на тебя нашло…
– Я тоже не мог, – хмыкнул Карэле. – Но позже сообразил, что все, кого я уволил, создавали вокруг мрачную и унылую атмосферу. Или жалели себя, или ненавидели окружающих, или то и другое вместе. А я вдруг ни с того, ни с сего начал это ощущать, и мне стало довольно-таки некомфортно. Мне кажется, в этом есть что-то общее с тем, что ты видела, хотя до такой жути дело ни разу не доходило.
Эйнеле недоверчиво покачала головой.
– На мой взгляд, это как-то чересчур, – заявила она. – Мне кажется, что вы преувеличиваете. Такие истории бывают только в дешёвых брошюрках про магию. Мы все иногда жалуемся на жизнь, что в этом ужасного?
– Ничего, – мягко улыбнулся Карэле. – Ужасное начинается, когда мы увлекаемся этими жалобами и забываем, что мы вовсе не несчастные страдальцы, а удивительные волшебные существа. Потому что после этого, как правило, мы начинаем убеждать в том же самом окружающих – до тех пор, пока ни одного волшебного существа вокруг нас не останется.
Алли нахмурилась.
– Карэле, это можно как-то исправить? – спросила она. – Мы можем что-то сделать для этой женщины?
Кондитер помрачнел и покачал головой.
– Я не знаю никакого способа. Мне всегда казалось, что выход тут один – пересмотреть своё отношение к жизни. Если человек сам этого не хочет, ему никто не поможет.
– Знаете что? – Эйнеле решительно поднялась на ноги. – Идёмте к Венсану. Если вы правы, он посоветует вам что-нибудь полезное. В конце концов, он известный оккультист и это его работа. А если вы не правы, на что я очень надеюсь, то я сегодня усну спокойно.
