Облегченно вздохнув, граф выбрался из пыльного угла и опустился на корточки. Ноги слишком устали от долгого стояния в неудобном положении. Однако возвращаться в спальню Сиэль пока не собирался, ведь ему самому необходимо было пробраться в директорский кабинет. А теперь, возможно, и в лабораторию Блека. Хотя…

Ладонь мальчика, которой он оперся об пол, чтобы встать внезапно наткнулась на какие-то бумаги. Еще секунда и юный граф нащупал небольшую тонкую тетрадь с рваным корешком.

Сердце вновь бешено забилось в груди, Сиэль схватил находку и быстро спрятал во внутренний карман пиджака Себастьяна. С трудом веря в собственную удачу, мальчик вскочил и, выскользнув из кладовки, побежал по коридору к своей спальне.

«Неужели это он? – сгорая от азарта и любопытства, думал граф. — Неужели Дарфорд все же его не уничтожил?»

— Мистер Ферроу! Что вы делаете ночью в коридоре? – кто-то резко остановил Сиэля, поймав за руку.

Вздрогнув от неожиданности, мальчик поднял взгляд и увидел нависшую над ним высокую фигуру профессора Грина. В темноте, глядя лишь себе под ноги, граф просто не заметил идущего навстречу учителя.

— Насколько я помню, вы должны сейчас перебирать гречку, а не разгуливать по коридору… — Грин повернул ученика так, чтоб на него падал тусклый свет из окна, — в пиджаке своего тьютера.

— Отпустите! – стараясь сохранить самообладание, холодно приказал граф. Ему было противно ощущать прикосновение этого человека.

Но профессор лишь крепче сжал его запястье.

— Ваше поведение, юноша, переходит все границы. – В тон ему, ответил Грин, — Я проявил к вам снисхождение, но завтра буду вынужден наказать перед всем классом, или вы предпочитаете оказаться в кабинете директора?

И тут юный глава рода Фантомхайв не выдержал. Выхватив левой рукой пистолет, он со всей силой ударил рукоятью по запястью преподавателя физики и, воспользовавшись тем, что от боли Грин разжал пальцы, бросился бежать.

— Остановитесь, Ферроу! Вы очень пожалеете о своем поступке! Я отведу вас к директору! – кричал ему вдогонку выведенный из себя Грин, запястье которого наверняка будет болеть теперь не один день.

Добравшись до своей комнаты, Сиэль буквально влетел внутрь и захлопнул за собой дверь, сердце бешено колотилось от пережитого стресса и перевозбуждения. Ему было уже плевать на профессора физики и его жалкие угрозы, сейчас графа волновало лишь содержание тетради, лежащей во внутреннем кармане пиджака. Теперь никто и ничто уже не смогло бы помешать мальчику узнать тайну гибели Марка Кроу, кроме непроглядной темени в комнате. Скинув одежду Себастьяна, Сиэль почти на ощупь отыскал на столе своего тьютора масляную лампу, вспомнил, что зажечь её можно спичками, а затем с помощью дедуктивного метода вычислил их местоположение. Спички хранились на каминной полке. Безуспешно чиркая обо все стороны коробочки, через минуту графу удалось зажечь таки одну, самую крепкую спичку и поднести драгоценный огонек к фитилю, а спустя еще несколько секунд ему удалось, наконец, засветить лампу, едва не обжегши пальцы. Весьма довольный собой, юный Фантомхайв перенес источник света на прикроватный столик, скинул домашние туфли и, устроившись под одеялом, раскрыл заветный дневник. В дрожащем свете лампы страницы тетради казались желтоватыми, словно пролежали в тайнике не менее полувека. Поудобнее облокотившись на высокую подушку, Сиэль начал читать:

«24 февраля.

Днем снова приходил Дарфорд, но на этот раз он принес бутылку красного вина и коробку шоколадных конфет. Подобное внимание все больше кажется мне неуместным, и я попытался отказаться от подарков, но директор проявил крайнюю настойчивость. В последнюю неделю двусмысленные знаки внимания с его стороны участились и совершенно вышли за грань приличия. Когда мы сидели на кровати, Дарфорд неожиданно положил руку мне на колено. Я вздрогнул и инстинктивно отшатнулся, но цепкие пальцы лишь больнее сжали мою ногу. В этот момент директор взглянул мне в глаза и… улыбнулся. Похотливая, издевательская улыбка. Какой же мерзкой она была! Сомнений в намерениях Дарфорда у меня больше нет, и это невозможно выносить!

Я вскочил на ноги и почти приказал ему уйти, но директор даже не подумал двинуться с места, продолжая все так же мерзко улыбаться. Мне сделалось жутко от его изучающего взгляда, и тогда лорд Дарфорд заговорил, даже не пытаясь хоть как-то завуалировать угрозу.

«Я могу превратить вашу жизнь в ад! — пообещал он. — Никогда не забывайте об этом…»

В голосе старого извращенца не осталось и следа сладковатой учтивости, с которой он обращался ко мне прежде. И Дарфорд прав. Сейчас я думаю о его словах, и понимаю, что он не лгал.

Когда директор встал, наши лица оказались примерно на одном уровне. Почти инстинктивно я почувствовал, что он хочет сделать, и резко отшатнулся. Дарфорд вновь усмехнулся. Он просто наслаждался чувством безнаказанности.

«Ты все равно станешь моим, Марк, днем раньше, днем позже, но станешь…»

Когда он ушел, я с минуту стоял, не в силах избавиться от мерзкого ощущения, словно на меня вылили ведро зловонных испражнений. Я должен оставить «Хилворд». Теперь это неизбежно. Хотя одно обстоятельство все же страшит меня — о хороших рекомендациях можно будет забыть. Несомненно Дарфорд сделает все, чтобы похоронить мою карьеру, но кто тогда будет оплачивать медицинские счета моей матери? И наша свадьба с Элен… Ведь мы запланировали ее на конец мая. В это время особенно красиво поют соловьи...

Я должен продержаться до конца года. Водить за нос проклятого мужеложца… ради своего будущего, даже если придется переступить через себя…

25 февраля.

Произошло непоправимое. Я больше никогда не стану таким, каким был раньше.

Прежний Марк Кроу умер, предал себя и уже не вернется.

День начался как обычно. Молитва, завтрак, первый урок. Сегодня по расписанию у меня четвертый курс. Когда я смотрю на мальчишек, сидящих передо мной за партами, то иногда невольно улыбаюсь. Мне кажется, я совсем недавно был таким же беспечным школяром. И не имеет значения, что я не учился в престижной школе, титулы, состояние. Здесь все дети равны, а мы – учителя являемся их наставниками. Наверное, я еще слишком молод для того, чтоб наставлять подростков. Иногда мне приходится прикрикнуть на них за болтовню в классе или посадить кого-то на стул в бумажном колпаке. Это унизительно, но все же лучше чем розги. По счастью, мне еще ни разу не приходилось прибегать к телесным наказаниям. Каждый раз я нахожу иной выход, закрываю глаза на какую-то мелочь, или провожу беседу с расшалившемся учеником. Впрочем, в первый день своей службы в «Хилворде» я отправил Джексона с седьмого курса к директору. Он издевался над первокурсником, запугивая и заставляя его курить в туалете, зная, что запах обнаружат и мальчика высекут. За курение здесь полагается пятнадцать ударов розгами.

Джексон не сразу поверил, что я – молодой новый учитель действительно отведу его к директору. Все знали, что он лучший друг Роджера Паттерсона — сына министра, но я не стал обращать на это внимание. Есть поступки, которые не должны оставаться безнаказанными.

Первокурсника, которой оказался жертвой Джексона, зовут Альберт Вудстоун. Я являюсь его тьютером с того самого дня и ни разу не пожалел об этом. Ранее я уже писал о нем в своем дневнике, но мне всегда кажется, что про малыша Берти можно рассказать еще что-то. Он полон энергии, и скучать с ним не приходится никогда. Наверное, причина моей привязанности в том, что в двенадцать лет я потерял своего младшего брата, а может быть в том, что Альберт вызывает у меня улыбку каждый раз, когда я вижу его озорную мордашку. Родители мальчика богатые фабриканты, они недавно получили дворянство. У Альберта совсем нет снобизма, присущего аристократам. Он умеет открыто радоваться, звонко смеяться, очень любит лошадей и страшные истории на ночь. Конечно, и он шалит на уроках и не всегда внимателен, но все дети таковы в этом возрасте. Альберт самый смышленый мальчонка из всех, что мне довелось здесь встретить. Когда у нас с Элен будут дети, я бы хотел вырастить сына именно таким.