— Не стоит вести себя столь скованно, всё-таки ты дочь Касуми, — сказал он, но тут же поморщился, словно не веря своим собственным словам. — Да и мы давно не виделись. Скажи, что хотела, а заодно расскажи мне, как проходит твоё обучение здесь, в Узушио?

Брови Кушины стремительно поползли вверх. Она открыла было рот, но внезапно захлопнула. Посверлив Каосу несколько секунд взглядом, она прикрыла глаза, словно о чём-то раздумывая. Узукаге терпеливо ждал — на его лице застыло спокойное, даже достаточно благожелательное выражение. Фукаши и Нагаши вновь строили из себя часть интерьера, причём достаточно успешно.

Девочка открыла глаза и медленно, очень внимательно осмотрела помещение. В комнате ничего не изменилось за два с половиной года: те же два светло-красных диванчика, стеклянный стол у стены, шкаф со свитками и, конечно же, стол Узукаге, как всегда заваленный кучей бумаг. Впрочем, Каосу можно было отдать должное — вся документация была разложена аккуратными стопочками. Осмотрев кабинет, Кушина прищурилась, вновь возвращаясь к игре в «гляделки» с дядей.

Наконец, она прервала затянувшееся молчание.

— Мне нравится учиться, — едва разлепив губы, сказала Кушина, внимательно наблюдая за Узукаге, который, впрочем, продолжал сохранять весьма благожелательно выражение лица.

— Вот как? — он кинул взгляд на близнецов, по-прежнему стоявших позади девочки. — Вы считаете, Кушина способная ученица?

— Она делает большие успехи, — поклонившись, сообщил Фукаши.

— Особенно учитывая столь юный возраст, — добавил Нагаши, также глубоко кланяясь. Кушина, скосившая глаза, чуть заметно усмехнулась. — Она уже может менять стихию чакры, но техники даются ей тяжело.

— Ясно, — непонятно, удовлетворил ли подобный отчёт племянницы и её учителей Узукаге, но он не стал настаивать на подробностях.

— Я назначаю вас в один из военных отрядов, — неожиданно сообщил Каосу. Он внимательно осмотрел лица всей троицы, но не увидел никакого отклика эмоций. — Выходите завтра утром. Подробно всё описано здесь, — мужчина указал на небольшую стопку листов. — Свободны.

Навскидку Кушина насчитала около десяти бумаг. Близнецы тут же подошли и взяли по одной, не забыв поклониться, и тут же покинули кабинет. Девочка помедлила, но всё же тоже подошла. Протянув забинтованную руку, она заметила, насколько пристально и хмуро Узукаге смотрит на её ладонь. Несколько удивившись подобному, но решив промолчать, Кушина развернулась и направилась к двери.

— Так что ты хотела сказать? — неожиданно поинтересовался Узукаге.

Девочка даже не обернулась.

— Ничего, — коротко сказала она.

— Не ври, — мужчина откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. — Ты определённо хотела что-то сказать.

Повисло молчание. Каосу сверлил долгим тяжёлым взглядом спину Кушины, скрытую густыми алыми волосами, собранным в высокий хвост. Он подумал о том, как же девочка похожа на свою мать в детстве. Та же необычайно прямая осанка, ярко-красные волосы, то ли фиолетовые, то ли синие глаза, худое лицо, прямой острый носик. Только вот характером она определённо пошла не в Касуми, которая всегда отличалась импульсивностью и довольно взрывным характером, несмотря на длительно обучение.

— Я хотела поздороваться, — наконец произнесла Кушина.

Она постояла ещё с полминуты и, не услышав новых слов о её очередной лжи, которую, без сомнения, Каосу распознал, двинулась к двери. Но голос дяди вновь догнал её, заставив остановиться.

— Почти с самого рождения на тебя была прикреплена одна очень интересная и весьма сложная печать, — неожиданно начал Узукаге. Он подождал несколько секунд, не намереваясь общаться с затылком, и не зря — девочка обернулась, хотя лицо её по-прежнему выражало скуку и безразличие. — Она должна была усиливать поток чакры и облегчить процесс овладения ею.

— Да, учитель рассказывал мне об этом, — неожиданно перебила Кушина. — Она должна исчезнуть через шесть лет… то есть, в ближайшее время.

Каосу осмотрел племянницу внимательным взглядом. В его глазах мелькнуло недовольство, вместе с беспокойством. Что же ещё мог рассказать девочке Акитакэ?

— Верно, — спустя некоторое время, он кивнул. — Но, видишь ли… кхм… её действие было нарушено.

— Нарушено? — переспросила Кушина.

Её брови вновь поползли вверх, но на этот раз сложились домиком, придав лицу довольно печальное выражение. Впрочем, в глазах её мелькало недоверие и одновременно с этим — понимание.

Узукаге внимательно следил за переменами на лице племянницы. Если он правильно предполагал, девочка должна осознать, какие последствия может иметь нарушение действия подобных печатей. Она ведь показала далеко не предел своих возможностей, по крайней мере, в области фуиндзюцу. В противном случае было бы невозможно делать такие успехи в учёбе, да ещё и за столь короткое время.

— Поверх той печати была наложена ещё одна с… м-м-м… иным образом действия, — с запинкой сообщил Каосу.

Кушина прикрыла глаза. Всё понятно. Вот почему она никогда не ощущала влияния столь сильной вещи. Из-за несовместимости двух печатей. Они вступили в конфликт, подавляя действие друг друга. Кроме того, вполне возможно, что из-за нарушений одна из печатей препятствовала нормальному току чакры. Вот только интересно…

— Это необратимо, — словно подслушав её мысли сказал Каосу.

Из горла Кушины послышалось приглушённое шипение, словно от разъярённой кошки. Но девочка выглядела весьма спокойно, только глаза, превратившиеся в два голубых кристаллика льда, выдавали её отношение к подобному. Ну кто, кто такой идиот, что додумался цеплять одну печать поверх другой, если у них разный образ действия?!

Ответ на её мысли последовал неожиданно быстро.

— Это сделала Касуми, — неожиданно добавил Узукаге. У Кушины даже закралось подозрение, не читает ли дядя её мысли? — Когда тебе было чуть больше двух. Ты не хотела подчиняться, почти сразу став выбиваться из общей массы. Она решила использовать печать-гендзюцу, которая должна была направить твои мысли в… правильном направлении.

— Правильном направлении? — глухо переспросила девочка. Она вся подобралась, словно готовясь к прыжку, но по-прежнему выглядела весьма спокойно.

Каосу поморщился, словно эта тема была ему неприятна.

— Неужели ты считаешь, что все дети безоговорочно желают стать шиноби Узушио и служить на благо деревне? — в его голосе послышалось нечто, напоминающее отвращение. — Конечно, рано или поздно появляются те, кого что-то не устраивает. Или даже кто-то. Хуже всего, когда ненависть зарождается в детстве, и вдвойне хуже, если её не удаётся обнаружить до взросления. Ведь взрослые привыкли слушать голос разума, а дети… порою раны оказываются слишком глубокими. Тем более во время войны…

Узукаге замолк, углубившись в свои мысли, тем самым позволяя Кушине возможность обдумать всё сказанное. Выходит, в Узушио не такая уж и «ненадёжная» система подготовки. Тех, кто выбивается из общей массы, как она, ещё в детстве «направляют» в нужное русло. Таким образом, никогда не будет «несогласных» взрослых. Тем более шиноби могут поднять мятеж. А так… так возможность выбора исчезает почти при рождении. Неожиданно Кушина вспомнила Акитакэ. Интересно, избежал ли учитель подобного влияния? И если да, то как?

Девочка вновь посмотрела на Каосу. Сам ли он решил продолжать пользоваться такой системой, или же это воля и амбиции давно умерших заставляют его так поступать?

Тем временем Узукаге вернулся в реальность и сразу же заметил, насколько пристально племянница смотрит на него.

— Касуми считала, что её печать, в которой запечатана техника иллюзии, сможет превзойти ту, что уже была поставлена, — продолжил мужчина и неожиданно усмехнулся. — Но, конечно, она не смогла превзойти нашу сестру, Мито. Произошёл конфликт двух печатей, а что произошло после, ты, уверен, и сама поняла.

Кушина медленно, будто бы нехотя, кивнула. О да, она прекрасно поняла.

— Я почти не могу использовать ниндзюцу, — заключила она, сверля Каосу взглядом.