– Норкин Александр Маратович. Давно хотел с вами, Инна Андреевна, познакомиться лично, так сказать, как давний почитатель. Ваши острота, энергия, я бы даже сказал, запал на справедливость… В общем… запал… – легким смехом в тональности айфона он предложил оценить свой каламбур.

Журден, то есть Георгий Денисович, с готовностью поддержал его хорошо подставленным вторым голосом. И Инне снова не оставалось ничего, кроме как эфирно улыбнуться в ответ.

Про Норкина, курировавшего в Кремле телевидение, она, конечно, слышала, говорили, что раньше он носил фамилию отца – Шварцкопф, но в самом начале политической карьеры прочел, что один из любимых фильмов президента «Щит и меч», и на всякий случай взял фамилию матери.

– Но ведь журналистика, – назидательным тоном продолжил Норкин, – особенно на нашем переломном этапе, Инна Андреевна, должна работать на консолидацию общества, на конструктивное сотрудничество, на модернизацию, на престиж державы, на единство России. А вы все на олигархов нападаете, на чиновников. Донкихотство это, борьба с ветряными мельницами. Красиво, но не рационально. Вашу бы энергию, как говорится, да в мирных целях…

Ну какие такие, с позволения сказать, олигархи? Беляковский, что ли, рассчитывающий перекроить всю Россию под свою сутулую фигурку, причем на расстоянии, методом телекинеза? Или Худаковский, натянувший на себя полосатую власяницу мученика приватизации?.. Как говорится, иных уж нет, а те далече. Помилуйте, какая опасность может исходить, например, от человека, чья фамилия означает лишь гору векселей? Они нам золотые яйца несут… И заметьте, ведь вовсе не власть, а, так сказать, благодарные дети Поволжья и Севера их во все возможные палаты и советы выдвигают.

Инне вспомнился ее одноклассник Олег Архипов, начисто изменивший оттренированную в армии личную подпись. Нынешняя выглядела действительно эффектнее – «ОлегАрх…». Причем неуместная для всякого грамотного человека буква «е» в данном случае должна была вызывать особое ощущение подлинности.

– Вот вы сами, Инна Андреевна, помнится, снимали забавнейший материал, – продолжал меж тем Норкин, – как соседний президент раздал каждому успешному предпринимателю по отстающему колхозу. Да мы целые регионы, полуострова нашим миллиардерам даем. И полуостровов, и островов у нас пока еще больше, чем их в списке «Форбс». Ну, скажите, что еще надо человеку, которому дают полуостров?

– Может быть, ему не достает Ла-Манша?

Собеседник, видимо, привычный к тому, что все произносимые им вопросы исключительно риторические и категорически не требуют чужого мнения, запнулся было, но, надо отдать должное, быстро нашелся.

– Я вижу, вы в хорошей форме. Это радует. Давайте перейдем от теории к практике. Как говорят медики, от дискуссии к перкуссии.

При этих словах он снова включил сигнал внутреннего айфончика, воссоединил розовые подушечки пальчиков обеих рук, а ухоженные ноготки прицелил точно в природную мишень на правой щеке. «Эску-лапченки!» – ответно промелькнуло в голове Инны.

– Как вы, Инна Андреевна, смотрите на то, чтобы поучаствовать в ежегодном телеинтервью президента? Инна Иволгина!.. Красиво звучит! И лирично – «Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло, только мне не плачется, на душе светло…». Я было грешным делом подумал, что это у вас псевдоним такой. И к телевидению подходит. Здесь ведь что ни обозреватель, что ни шоумен, то птица – Сорокина, Дроздов, Соловьев, Галкин…

«И многие вынуждены быть перелетными», – чуть было не отреагировала Инна, но смолчала.

– Так вот. Интервью с Сергеем Сергеевичем. Вы и еще два известных тележурналиста от других компаний. Ну как? И не волнуйтесь, мы вам во всем поможем, в том числе и в разработке вопросов. Да и не только мы. Вся страна ему вопросы присылать будет!

Перед тем как согласиться, Инна инстинктивно перевела взгляд на шефа. Хотя было ясно, что на лице сурового эфирного ветерана в такой момент ничего, кроме плакатно-торжественного «родина-отец зовет», отыскать невозможно.

Войдя в лифт, уже неделю по случаю ремонта задрапированный изнутри кусками упаковочного картона, она вдруг поймала себя на мысли, будто ее купили и везут теперь куда-то в этой картонной упаковке, хотя ранее считалось, что ее характер ну вовсе не подарок.

Руководство государственной телекомпании, конечно, схитрило, направив своим представителем на беседу с президентом именно ее, двадцативосьмилетнюю симпатичную женщину, без году неделя переведенную из репортеров в комментаторы и даже не аккредитованную в Кремле. Лицо, еще не воспринимающееся заставкой между рекламными роликами, само по себе должно быть приятно и зрителям, и президенту. Эффектный ход! Особенно на фоне непременных участников – собаку съевшего в этом деле и будто сохранившего в лице ее послевкусие патриарха отечественного эфира Позднева или вечного дилетанта Евнукидзе, тщательно избегающего всяческой глубины, по слухам, вследствие перенесенной в детстве кессонной болезни. С тех пор коммунисты всех стран и народов бессрочно отвечают перед ним за единственного члена своей партии – бабушку, не удержавшую его головку во время купания.

А какие еще варианты? Юноша бледный со взором горящим, которого словно подопечного братьев Запашных выпускают на экран ровно на полчаса, поспешно захлопывая дверь студии снаружи?

Тот самый ведущий «22.22.», написавший уже и книги под смешными названиями «Евангелие от меню» и «А пока сепсис»? Знавшие его ближе говорили, что еще уместнее было обозначить жанр – «Адамгелие» ввиду полного осознания автором своего исторического первенства. А еще более близкие свидетельствовали, что эта мания первенства вовсе преобразила его рублевские владения – вся средняя растительность средней полосы была заменена исключительно пальмами и лаврами. Правда, карликовыми, но таковы условия, такова среда – «а, впрочем, для здоровия полезны холода», как пелось в романсе из «Двенадцати стульев».

Нет уж среди обозревателей ни того телеакадемика, что еженедельно разглаживал холеные усы в эфире, ни того, что, сдвинув набекрень брови, недоуменно ласкал ладошкой аллергию от недавно сбритых пушкинских бакенбардов.

Выбор-то и впрямь был не столь уж велик. За полтора десятка лет и на телевидении, и на радио сменилось уже три поколения – пеной с губ рожденные, крикливые пустобаи начала девяностых нахрапом вытеснили строгих профессионалов прежней школы, а потом время сполоснуло с экрана уже их самих, отдав и вовсе предпочтение формам, а не содержанию – инфотеймент! Седеющие дикторы и режиссеры молчаливо смотрели на извивающихся под чью-то дудку, как коброобразный доллар, телеведущих глазами булгаковского профессора Преображенского и лишь в разговоре друг с другом позволяли переводить свои эмоции в общепринятые «у… е…».

Аборигены здесь делились, по сути, на две категории. «Кочевники», опустошительно двигавшиеся по каналам, программам и титрам в поисках свежей зелени, с хорошо развитыми ноздрями, локтями и ногтями. И «хуторяне», с фигурами и манерами «ваньки-встаньки», отлично развитым и максимально приземленным центром тяжести, давно и прочно обжившиеся в Останкино целыми семьями, качающие жизненные блага, как «Газпром» из скважины, из одной и той же передачи, а нередко и из самого «Газпрома».

Печатной прессе, наверное, повезло все-таки больше. В силу специфики. Как своей собственной, так и самих вольноопределяющихся демократических медиапризывников. Им ведь сразу хотелось славы, денег, узнавания, почитателей и лобызателей, шале и дефиле.

А это все дает только «ящик». Текстами и собственными именами запомниться куда сложнее, чем псевдонимным мельканием на экране, где важно не что и как, а – сколько и с кем. Чтобы сделать серьезное имя, требуются работа и годы, чтобы явить нужное лицо – пять минут и визажист. Да и читать себя любимого бывает тяжелее, чем лицезреть. Кстати, чем газеты и были все-таки обязаны телебуму, так это явлением портретиков рядом с публикациями, этаких фотопроб «претендентов на большее». Успех подобных ведущих уверенно определялся критерием интернета – числом пользователей.