Сейчас неподалеку от ее ноги лежал старый кот. Рыжая шерсть его поредела, под розовой кожей проступали ребра: животное давно не ловило мышей, жило впроголодь, питаясь человеческой милостью. Пожалев его, ведьмачка бросила несчастному пару кусков копченого мяса, заметив, что сомнительная компания, сидевшая неподалеку от нее, это отметила. Наверняка думают, что денег у нее полно, раз позволяет себе подобное. Что же, пусть только сунутся.

– Мам, там такой странный дождь, – произнес вдруг мальчик, вошедший в корчму, скрипнувший старой деревянной дверью. – Капли будто становятся все холоднее и холоднее, пока идешь к избе.

– Ты сам остываешь, только и всего, – отмахнулась хозяйка корчмы, забирая у сына охапку дров. – Вон, присядь у очага, погрейся.

Цири и сама хотела бы на его место, сесть у раскаленной докрасна печи, протянуть к ней руки и заснуть, положив голову на мамкину юбку. Ведьмачка закончила с супом, но крупицы голода все еще терзали ее плоть. Этого теперь было мало, она не ела весь день, только перекусывала тонкими пластами высушенного до прозрачности мяса. Когда снова удастся поесть горячего – она не знала, значит, придется взять еще, пока есть такая возможность.

– Хозяйка, – подала голос Цири, с дерзостью глянув в сторону подозрительной шайки уставших батраков. – Рыба у тебя есть?

Полная седовласая женщина, заметив, что гостья готова положить на стол золотую крону за обед в два серебряника, подскочила к столику, точно ужаленная. Ее тяжелые юбки шуршали при каждом шаге, в глазах хозяйки виднелся довольный огонек. Деньги есть деньги, сегодня она кормит Цири, завтра деньги щедрой посетительницы спасают ее заведение от солдат Нильфгаарда.

– Есть щука, окунь и несколько плотвичек, милсдарыня, сегодня только поймали, все свежее, – произнесла та, комкая фартук. – Могу сварить вам ухи, зажарить или потушить…

– Окуня жаренного. С чем? – спросила девушка, вручая хозяйке корчмы монетку.

– С капустой, картофельными кнедликами и маринованным луком, – подпрыгнул та, вылетая на кухню.

Старик жадно ел кашу с маленькими безвкусными лисичками, поданную ему по доброте душевной, кот благодарно терся о ноги ведьмачки, мальчик грел ладони у огня. Дождь за окном то усиливался, то становился слабее, не с таким напором барабанил по подоконнику, не задувал внутрь. Кто-то все порывался закрыть ставни, но дед все останавливал, просил оставить ему больше света. «Хорошо было бы подождать, пока он совсем пройдет», – подумала ведьмачка, но тут же сменила точку зрения. «На мокрой дороге следы копыт будут ярче гореть, смогут вывести бандитов к твоему ночлегу, зарезать во сне».

Но если остаться здесь, снять маленькую комнатушку… Кажется, староста повесил на доске объявление о кикиморе на болоте, нет? Знакомый ей дух приключений тут же подманил к себе пальцем, захотелось обменять все оставшиеся деньги на острый ведьмачий меч и пуститься в бой против чудовищ. Только вместо этого Цирилла положила ладонь на собственный живот, заставляя себя вспомнить все, через что прошла.

В пути ее останавливали дважды. Один из разбойников всегда останавливался впереди, двое-трое подельников – сзади, распахнув руки. Цири знала, что деньги-не все, что интересует их, потому не сомневалась, доставая кинжал из ножен. Она потеряла прыть, успевала получить пару ударов в драке, но Старшая Кровь кипела в бою, толкала к убийствам. Само ее тело стремилось защитить не только жизнь Ласточки, но и существование плода, росшего в ней. Ослабшая в заточении, в пути, а ведьмачка одерживала победу, прорезая само пространство скоростью своих шагов.

Осмелевший рыжий кот запрыгнул девушке на колени, замурчал, свернувшись клубком. Пусть сидит, так им обоим будет теплее. Ведьмачка гладила животное, чесала тому за ухом, и мальчик, пришедший с улицы, с удивлением следил за ее движениями. Должно быть, кота ласкали не так часто, гоняли из-под лавок да трепали по загривку – только и всего.

Хозяйка принесла рыбу скоро, чай не успел остыть. Мутноглазая жареная в травах рыбина смотрела на Цири с тарелки, разинув свой маленький рот. Отрезав ей голову, девушка осторожно бросила ту под стол, чтобы кот забрал свое лакомство. Так наедаться ему не приходилось очень давно. Рыба оказалась жирной, мясистой, не пересушенной, как это бывало в других заведениях. Корочка хрустела на зубах, сочная тушка ее пахла розмарином и укропом.

– Холодеет дождь, говоришь? – спросил старик, закончив трапезу.

– Да, будто все на улице холодеет, – ответил мальчик, не отрывая взгляда от очага.

Цири дернулась на своем месте, услышав. Ее деревянная вилка упала на стол, кое-кто из гостей обернулся, но никто не подал виду, словно и не заметили. Ласточка отгоняла от себя эти мысли: «Это же просто ребенок, выдумщик. Пугает мать и выжившего из ума деда, только и всего».

– Должно быть, это к нам мчатся эльфские всадники, – произнес он громко, заставляя гостей замереть.

– Скажешь тоже, тебе бы только мелюзгу пугать, – отозвалась хозяйка корчмы. – Сказки все это для непослушных ребятишек.

– Сказки не крадут детей по ночам, Варвара, ой, вот уж не сказки их крадут, – отвечал старец, опрокидывая в себя очередную стопку. – Когда я был молодым и сильным, всадники приходили каждую весну.

– А кто крал, если это не сказки? – с любопытством спросил мальчишка, все еще грея руки у огня.

– Дикий Гон.

Кто-то из слушателей занятной сценки громко раскатисто рассмеялся, кто-то шепнул соседу свое предположение, кто-то проигнорировал стариковские бредни, продолжая пить. Ведьмачка же напряженно озиралась по сторонам, вспоминая собственную встречу с Гоном. Кот догрызал рыбью голову. Начал он с самого вкусного – с мутных глаз, а после приступил к остальной части рыбы, обгладывая косточки до белезны. Странная компания притихла за спиной Ласточки, корчма терпеливо слушала некогда уважаемого в деревне старца.

– Вечно ты во всем винишь призраков и духов, – причитала хозяйка. – Ну хоть бы разок обошлось без них, просто природой, похолоданием.

– С чего ты взял, что идет Охота? – спросила ведьмачка громко, отставляя блюдо подальше от себя.

Тишина, висящая над потолком, стала гуще, теплее. Десятки глаз обратились к ней, почтенный старец отодвинул стопку, точно вел важнейшую в своей жизни беседу. Ведьмачка не улыбалась, не находила бредни старика забавными или смешными, Цирилла ждала ответа. Один из мужчин, сидевших за ее спиной, улыбнулся другому, глазами указывая на кинжал, спрятанный под плащем.

– Так их жеж недавно видели в соседнем селе. В Веткорках, – объяснил старик, с гордостью отмечая внимание молодой незнакомки. – Пришли они ночью, доспехи железные, вместо голов голые черепа, ни кожи, ни рожи. Черти, ей богу.

– Ой, милсдарыня, да не слушайте вы его! – добродушно заметила хозяйка дома, снова вытирая руки о многострадальный фартук. – Этож Ефим наш, юродивый. Был человеком, да спился. Ему уже восьмой десяток пошел, мозги из ушей повытекли, пока рыбаком всю жизнь батрачил да с чекушкой не расставался.

– Продолжай, – велела Цирилла, кивнув старику.

Юродивый он или нет, а ей нужно знать правду, хотя бы одну ее версию – его. Аппетит пропал, когда обнаглевший старый кот запрыгнул на лавку и лохматой лапой потянулся к ароматной свежей рыбе, ведьмачка даже не заметила. Черные глаза старика блестели в холодном полумраке корчмы, замерзший мальчик продолжал греть руки у огня, украдкой посматривая на светловолосую гостью. Хозяйка не решилась ей перечить, молча отвернулась к очагу.

– Пришли ночью, в темноте, обшарили каждый домик, от избы до сарая, – рассказывал тот, руками рисуя в воздухе. – Что искали – никто не понял. Забрали пару детишек, убили мужика, лезшего в драку, и ушли.

– Да нильфы это были, – сплюнул кто-то на пол. – Черн-ные!

– А почему тогда деревня вся в снегу? – спросил дед, ударив кулаком по столу. – Почему детей забрали, а скотину не тронули? Да и откуда нильфы в наших краях?

– Нильфов у нас нет… – скромно поддержал старца мальчишка.