После испытания отливки отковали на самом сильном молоте, чтобы пустоты внутренние убрать и напряжение в металл посадить. Кованное железо, ещё предки наши заметили, крепче и качественней выходит. Тут немцы немного перестарались, заготовки под стволы вышли в три аршина, на пол аршина длиннее станка сверлильного, что Владимир сделал. Всем интересно стало, что немец делать станет, заготовку сразу обрубит или сначала торцы срежет, чтобы до ровной поверхности дойти. Тот удивил всех, поместил всю заготовку на станок, выставил дополнительный крепёж на салазки, сменил зажим на задней бабке, и начал обтачивать трёхаршинную заготовку. Тут сразу стало ясно, что сталь в отливке исключительная, резцы летели через каждые четверть часа. Заготовку Владимир точил полдня, дойдя до половины.

Начальство к тому времени, понятное дело, ушло, рабочих мастера разогнали по местам, но, нет – нет, да подойдут сами, любопытно. Два дня ушло на наружную обработку заготовки, сверлил и растачивал внутреннюю поверхность ствола немец всю неделю. На обработку второй заготовки попросились рабочие, всем интересно такое дело попробовать, тут Владимир не скрытничал, показал всё, как есть. До самого Рождества заводские рабочие и мастера, не реже раза в неделю приходили в токарную мастерскую, взглянуть, как немец работает, таких станков и приспособ, что он напридумывал, никто и не видал. Однако, всё у него шло хорошо, народ и понял, что у себя на родине Владимир знатным мастером был. С кондачка такие инструменты не сделаешь, чувствовалось, привык он ими работать. Да и друг его, Андрюха, нисколько не удивлялся тому, что происходит, частенько навещал и обсуждал, со знанием дела.

Одним словом, пока все Рождество отмечали, оба немца в мастерской засиживались. К концу рождественской недели представили две пушки начальству. Управляющий, понятно, пальчиком потрогал, на дуло изнутри посмотрел и говорит,

– Жаль, нельзя испытать эти красавицы, пороха мало, только для солдатских ружей.

– Так, Ваше превосходительство, – не моргнул глазом Владимир, – для наших пушек и заряд уже готов. Его мне Андрей Быстров изготовил, на полсотни выстрелов хватит. Даже банники выструганы, и десяток ядер имеется, как раз по калибру ствола.

О том, что для пушки особые заряды Андрюха ладит, половина кузнечного цеха знала, они ему помогали огромный чан заклепать. В этом чане немцы и варили своё снадобье для пороха, прямо в литейке установили, у самых печей, чтобы жар не тратить зря. Варево своё, Андрей, правда, на дворе обрабатывал, больно скверный запах выходил. Порох свой, немецкий, он тоже на дворе сушил, под навесом, укладывая в мешки. Их он и показал Алимову-то, уже снаряжённые, готовые для стрельбы. Так Сергей Николаевич, даром, что взрослый мужчина, затрясся весь. Тут же велел пушки вывезти в лог у проходной, для испытаний. Потом возчики рассказывали, что первый выстрел делал сам Владимир, остальное начальство попряталось, кто куда. Грохнуло сильно, заряд-от холостой был, пушка после выстрела только подскочила, в порядке осталась, немец сразу второй заряд сунул в ствол, да, опять выстрелил. Потом, словно пирожки пёк, один за другим стрелял, управляющий, глядя на это, сам рискнул стрельнуть.

Второе орудие не оплошало, оставшиеся двадцать выстрелов расстреляли начальники быстро. А все десять ядер улетели так далеко, что Алимов не поверил, сам туда на санях отправился и ядра искал, пока не нашёл. Говорят, на три версты улетели, да, наши сомневаются, на таком расстоянии и не увидишь, куда стрелять, зачем это? Управляющий на радостях велел премии выдать всем рабочим, кто пушки ладил, по целых три рубля. Сколь-то, видать и немцам обломилось, но, про то никому не говорили.

Вот про то, что управляющий после пушек обоих немцев стал в свой дом приглашать, на Господскую улицу, номер один, весь посёлок узнал сразу. Туда, ведь, даже старшие мастера не удостаивались чести попасть, на обед-от. Так, зайти по работе в кабинет, доложить, да выслушать указания начальства, не больше того. Чтобы кого в воскресенье, да на обед пригласили, не в жизнь. И, то сказать, все мастера, как и рабочие, приписные были, не свободные. Управляющий же, одних господ к себе пускал, там и доктор бывал с супругой, батюшка с попадьёй, городовой, поручик из заводской охраны. Вот, пожалуй, и все местные господа, остальные всё чиновники приезжие были, да купцы из Сарапула или Перми. А тут, на тебе, простых работяг Сергей Николаевич в гости позвал, да всему обществу представил. С другой стороны, оба немца свободными были, не в крепости, с ними и господам не зазорно рядом сесть. Опять же, по-немецки и по-аглицки, оба баяли, не хуже господ наших.

Видать, не простыми оказались оба немца, почти каждый месяц их на Господскую улицу приглашать стали, там их управляющий и с купцом Лушниковым познакомил, из Сарапула. Тот приезжал кровельное железо покупать для своего хозяйства, а тут, как раз Андрюха управляющего с честной кампанией на охоту позвал, своё ружьё показать. Неудобно выходило, пацаны поселковские стреляют, а начальство даже не видало ружья немецкого. Лушников, он накануне, в субботу ещё приехал, дела все сделал, да прослышал об охоте, намеченной на воскресенье, для показа немецкого ружья. Акинфий Кузьмич и договорился с управляющим, чтобы его на охоту прихватили, любопытно ему на немецкое ружьё глянуть. Он купцом второй гильдии к тому времени был, не меньше дюжины судов по Каме гонял, богатейший купец на весь Сарапульский уезд, пожалуй.

Двух лосей они тогда взяли, патронов андрюхиных больше сотни извели, всё по мишеням стреляли, ребята после рассказывали. Лушников, бают, в понедельник так и не уехал, после работы к Андрею в избу пришёл, упрашивал ружьё продать. Немец, не лыком шит, оказался, мозги купчине сразу вправил.

– Ружьё, допустим, я тебе продам, – ухмылялся он, – а патроны где будешь брать? Без моих патронов такие ружья стрелять не будут, либо им одна дорога, в штуцер переделывать и кремень в курок вставлять. Тогда и ружьё такое не надобно.

– Ты мне секрет патронов своих продай, сто целковых даю, – не отставал Лушников, привык, поди, с крестьянами торговаться, думал, обведёт работягу вокруг пальца.

– За секрет пороха десять тысяч выкладывай, сию минуту расскажу, – не промах оказался Андрюха, – только учти, на одном порохе патроны не стреляют. За секрет капсюля я сто тысяч попрошу, зато без обмана, сначала деньги, потом рецепт.

Лушникова едва родимчик не стукнул, покраснел весь, трясётся от жадности, не знает, что делать. А прибыль от ружей ему все мозги застила, так денежное дело упустить не желает. Андрей ему и растолковал всё подробно, получай, мол, разрешение на оружейное производство, да бери нас в долю, Андрея Быстрова и Владимира Кожевникова. Без нас ни патронов тебе не видать, ни станков, на которых стволы точить придётся. Да и сталь сварить не сможешь нужную. Оболтал он купчину, подписали договор на кумпанство, шесть десятых оружейного завода у Лушникова будет, за его хлопоты и деньги вложенные, по две десятых у каждого из немцев. За это они наладят всё производство, сталь варить научат рабочих, станки сделают, и выпуск патронов наладят.

Да, с Лушниковым у нас получилось удачно, вовремя он приехал своё кровельное железо покупать, и на охоту напросился. Нам с Вовой рано или поздно пришлось бы на богатых компаньонов выходить, с управляющим на казённом заводе каши не сваришь, успели убедиться. Самое большее, на что хватает щедрости Сергея Николаевича, премия в размере двадцати-тридцати рублей серебром. Почти, как в советские времена, – «Вкалывай, вкалывай, шуруй, шуруй, бригадиру премия, а рабочим … грамота». Понять его можно, служба казённая, не подфартишь ревизорам, отправишься в какую-нибудь Сысерть или Барнаул, кузницей командовать. Вот и перестраховывается, да деньги казённые экономит, хотя производство развил неплохо, даже кровельное железо выпускают на Воткинском заводе. Инженер он грамотный, нашу затею с пушкой сразу поддержал, ну, всего три дня уговаривали. А как смотрел на станки, что Володя изготовил, было приятно даже мне.