— Вряд ли, — рассмеялся оруженосец. — Он не удержался бы от соблазна вонзить нож в красивое девичье горлышко. Я до сих пор в неведении, почему вы зовете господина Тиля своим отцом.

— Видишь ли… — Алетариэль дождался хода противника и передвинул офицера на четыре клетки вперед, внеся смуту в планы Инага. — Нас с ним объединяет не кровь, а магия. Благодаря его отчаянию и тому резонансу, что сделался изначальным для мира мертвецов, я получил свои способности. Пусть даже родился не сразу, а через долгие-долгие года.

Инаг помрачнел.

— Разве за такие способности стоит благодарить? Они приносят вам только боль.

— Отнюдь. — Алетариэль улыбнулся. — Они мне нравятся. Без них я бы ничего не добился — в том числе и права на престол белобрежья. Я ведь не родич здешней королевской линии крови, пусть об этом и не трезвонил ни один сплетник.

— Здешняя королевская линия давно вымерла, — поморщился оруженосец. — И если бы не вы, Белые Берега пришли бы в запустение точно так же, как Дикие Земли далеко на юге.

Его Величество пожал плечами. Историю Диких Земель он знал, но относился к ней с огромным пренебрежением. Непутевых правителей было много, но чтобы настолько непутевых…

— Милорд. — Инаг взялся за чашку чая, грея пальцы о теплые глиняные бока. — Как вы должны были заметить, я пришел сюда не ради игр, а ради уточнения приказа. Вы обещали вынести приговор господину Альтвигу Нэльтеклету, бывшему инквизитору, который недолго, но праведно служил в шатленском храме Альвадора.

— Было бы что выносить. — Алетариэль сдвинул брови. — Пускай парня завтра повесят.

— Но, Ваше Величество, у нас есть некоторые аргументы в оправдание…

— А мне на них наплевать. Этот парень хочет, чтобы его повесили. Я таких на дух не переношу. Пускай вешают, может, на плахе до господина Нэльтеклета дойдет, какой он придурок.

Инаг посмотрел на короля с укоризной:

— Вы обязаны явить справедливый, беспристрастный суд.

— Хорошо, ладно, — сдался Его Величество. — Давай сюда свиток.

Оруженосец протянул свернутый пергамент, обвязанный синей лентой. Алетариэль его развернул, прочитал собранные сведения и подхватил со стола перо. Немного косым, но по-своему приятным почерком вывел:

«Я, король белобрежья, известный как Алетариэль Найле Удесте Картэнаэдсса, выношу следующий приговор:

за разрушения, нанесенные городской стене;

за убийства воинов из моей личной гвардии;

за гибель стражников из шестой смены;

и за неудобства, причиненные гостям столицы,

повесить на центральной площади господина Альтвига Нэльтеклета, в назидание другим дуракам, считающим, будто на Алатору, любимый город множества людей, можно обрушивать свою злость».

Он поставил коротенькую подпись — без завитков, но с изогнутыми линиями, порядок которых, вроде бы не сложный, ни у кого повторить не получалось, — и принял из рук оруженосца печать. Небрежно ткнул ею в угол свитка, подул на него и запечатал.

— Отнеси палачу.

Инаг встал и деловито кивнул, хотя в глазах у него читалось неодобрение.

— Как прикажете, Ваше Величество.

========== Глава 20. Менестрель ==========

Амоильрэ крался по коридору, держа под мышкой черенок лопаты. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел одного из трех знаменитых военачальников с подобной вещью в руках. Минуя арку входа, демон цыкнул на защитников-волкодлаков и вышел на скалистую пустошь, после чего исчез в пелене чернильного мрака.

Девятый ярус — кладбище китов — всегда славился своей таинственностью и красотой. Первое казалось Амоильрэ странным. Он находил китов обычными тварями, чье мясо достойно быть пищей разве что последних низших, а второе забавляло. Да, красота здесь имелась. Но именно та особенная, тихая и мрачная красота, что часто становится спутником местечек, где кто-нибудь похоронен. И неважно — люди, демоны… или нет.

В узкой тени приметной серебристо-синей стелы военачальника ждали трое. Шэтуаль обмотал вокруг шеи тяжелый шерстяной шарф и недовольно посматривал на Эстеля и Эстеларго — взволнованных, полных радостного предвкушения. Инкубы по очереди обменялись рукопожатием с Амоильрэ, и граф указал себе под ноги:

— Вот здесь.

— Я все еще не понимаю, ваша светлость, — поморщился военачальник, — почему вы просто не убедили мальчика, что труп следует оставить в городе серафимов. Он бы поверил. В таком состоянии во что угодно поверишь. Я надеюсь, он был достаточно потрясен?

— Достаточно, — безо всякого одобрения кивнул Шэтуаль. И, не сдержавшись, буркнул: — Даже я над своими пленниками не издеваюсь так, как ты поиздевался над этими несчастными мальчиками.

— Живи — и ни в чем себе не отказывай, — осклабился Амоильрэ. — Не вам меня учить, господин Шэтуаль. Отойдите, я намерен выкопать тело.

— Зачем оно тебе?

— Ну, — военачальник принялся орудовать лопатой. — Давайте подумаем. Рикартиат умер, так? Вы лично стали свидетелем выстрела.

— Так. И что дальше?

— Из этого следует, что сущность духа Безмирья в нем сгорела. Сгорела окончательно, без надежды на возрождение. Хранители довольно слабы и, в отличие от душ драконов, не способны совладать со смертью. Однако в теле нашего подопечного содержался не только дух. В нем спрятан кусочек магии Лассэультэ, и его, если постараться, можно раздуть в полноценного демона. Я собирался сделать из него приспешника, но господин Ретар… — Амоильрэ закатил глаза, показывая, какого он о господине Ретаре мнения, — …господин Ретар заявил, что после всего произошедшего я обязан компенсировать ему убытки. Якобы по вине моего сюжета погибли Райстли, Гитак и еще очень много людей, включая воинов из элитной гвардии белобрежья, и теперь я обязан отдать ему хотя бы то, что еще сохранилось в трупе Рикартиата.

Шэтуаль опешил:

— Я считал, что Ретар более щепетилен.

— Он сам — да. Но его дружок, Тиль, не отличается подобным достоинством. Он обожает мертвецов, и наш ему якобы понадобился, как редкий экземпляр в коллекцию. Я подумал — это справедливо.

— И поэтому выкапываешь тело лично.

Амоильрэ вытер пот со лба:

— Я надеялся, что вы закопали его неглубоко.

— Ха-ха, — с иронией ответил инкуб. — Ты ошибаешься, мы старались.

— Сволочи. Эстель, смени меня.

Старший близнец покладисто взялся за раскопки, а младший заулыбался, радуясь, что на эту роль выбрали не его.

Спустя полчаса раздался неприятный хруст, и Эстель виновато дернулся.

— Кажется, я его проткнул, господин Амоильрэ.

— Ничего страшного, — небрежно произнес тот. — Трупы боли не чувствуют. Вытаскивай.

Инкуб, с трудом подавив приступ отвращения, наклонился и начал сгребать комья земли с тела Рикартиата. Затем поднял его, будто тряпичную куклу, и опустил перед военачальником.

Амоильрэ присвистнул.

Серафимы, конечно, славно поработали, но их старания казались насмешкой по сравнению со следами выстрела. Серебряный заряд Хайнэсойна разворотил красивое лицо менестреля, оставив нетронутыми линии бровей и рта. Нос, глаза и щеки снесло почти полностью, и из рваной дыры проглядывали кости черепа. Но тем не менее на дармовую плоть не покусился ни один червь.

— Чудесно, — скептически заметил военачальник. — Прекрасно.

— Что тебя не устраивает? — удивился Шэтуаль.

Демон поднял преисполненный страдания взгляд к небу.

— Даже не знаю. Вообще-то ты и сам мог обратить внимание на то, что Рикартиат был довольно милым мальчиком. А вы испортили мой самый славный, самый трогательный и самый печальный замысел. Не стыдно?

— Нет, — честно признался граф. — Я бы на твоем месте радовался, что Альтвиг вообще попал. Его так трясло…

— Трясло, не трясло, а физиономию друга портить подло, — настаивал Амоильрэ. — Мог бы выстрелить в сердце.

— Если ты такой умный, то почему не пришел и не разобрался сам?