— Ну зачем же так грубо? — с тоской полюбопытствовал тот. — Я всего лишь хотел отдать тебе это.

Он протянул девушке свиток дорогого пергамента, перевязанный синей лентой. На его краешке стояла родовая печать: птичья лапа, опутанная стеблем вековечной травы.

— Что это? — с презрением бросила девушка, но было видно, что она встревожена. — Где вы это взяли?

— Его принес сокол твоего брата, разумеется, — безмятежно поведал Сулшерат. И развернулся: — Что ж, мне пора идти. Я надеюсь, ты сумеешь изменить свое мнение. Ты ведь умная девочка и помнишь, что не всем дано удерживать магию.

— Стойте! — велела Илаурэн. — То есть сядьте. Я хочу прочесть его при вас.

Старик, не скрывая радости, сел. Девушка развернула свиток, пробежала его глазами и фыркнула:

— Он не написал, где находится.

— Он написал, что это не важно, — поправил некромант. — Он написал, что доволен нынешним бытием.

— Не имеет значения, — отмахнулась эльфийка.

Сулшерат провел пальцами по векам.

— Рэн, милая. Несомненно, тебе пришлось пережить страшную потерю. Но Эхэльйо сам выбрал, кем ему быть. И с твоей стороны некрасиво критиковать его выбор.

— Эхэльйо никогда бы такого не выбрал, если бы не встретил вас, — отрезала Илаурэн. — Вы заразили его больными идеями, испортили блестящий ум, лишили меня единственного брата!

— Рэн, — голос старика стал тверже. — Мы все равны. С больными идеями или нет. Мы ежедневно принимаем решения, мы меняем свою жизнь, меняем судьбу и боремся с тьмой в душе. Эхэльйо считал себя достойным опасности, которую принял. И не будь его, Кленкар остался бы на…

— Да плевать мне на ваш Кленкар! — закричала девушка. — Плевать, слышите?! Даже если бы сдохла вся земля, я бы не…

— Рэн, — мягкий голос Рикартиата заставил ее сбиться и обернуться. — Господин Сулшерат прав. Не кричи, — менестрель шагнул к эльфийке и позволил схватить себя за воротник. — Это правда. У Эхэльйо были в Кленкаре друзья. Он не мог спокойно жить, когда они умирали. Никто на свете не смог бы. Ты тоже сорвалась бы с места и сделала что угодно, угрожай мне смерть. Эхэльйо был… и остается… очень мужественным и сильным. Он поступил согласно своим эмоциям. И не ошибся. Лучше следовать им, чем давить в себе. Я тоже люблю тебя, Рэн, — негромко добавил он. — И не хочу, чтобы ты страдала. Я хочу, чтобы ты поняла, как важно для Эхэльйо было спасти город.

Илаурэн разжала ладони и опустила руки. На ее лице смешались обида и разочарование.

— Господин Сулшерат, — обратился к некроманту парень. — Вы должны были меня предупредить, что собираетесь поднять эту тему. Извините, конечно, но чувство такта у вас отсутствует. Вы черствы, как хлеб недельной давности.

— Но ты ведь все равно проводишь меня до площади? — хитро уточнил старик.

Рикартиат засомневался, но вскоре выдал:

— Провожу. Только попрошу Альтвига заварить для Рэн чаю.

— Так уж и быть. — Храмовник стоял в дверях, хмурый и какой-то свирепый. — Заварю. А ты иди.

— Там холодно… — начала было девушка.

— Иди, — повторил Альтвиг. — Бегом.

Вновь выбегая на ступени, менестрель благодарно похлопал его по плечу. Парень криво улыбнулся — мол, все в порядке, — и потянулся к тяжелому закопченному чайнику.

— Какой ты будешь? — поинтересовался он. — Есть малина… шиповник, а тут, — храмовник открыл банку, — тут… э-э-э… сушеная смородина.

— Сыпь, — Илаурэн натянуто рассмеялась. — И три с половиной ложки сахара.

Подобного сахара, кстати, Альтвиг раньше не пробовал. Ему постоянно попадался желтый, слипшийся и еле сладкий. Но тот, что любили эльфы, был белым, чистым и походил на мелкое зерно. Чтобы чай вышел не слишком терпким или горьким, хватало одной щепотки — хотя позже его научили измерять эту тонкую материю ложками.

Парень по привычке взял чашку левой рукой, поставил перед эльфийкой. Она что-то прошептала, но переспрашивать храмовник побоялся. Девушка находилась в том недобром состоянии, которое предшествует громкой истерике или скандалу. Но за ручку взялась с холодной решимостью.

— Мой брат, — негромко, но четко сказала Илаурэн, — был тем самым еретиком, что, по сведениям инквизиции, окончательно уничтожил Кленкар. На деле, — она поднесла чашку ко рту, — он его спас.

Альтвиг не нашелся ни с ответом, ни с утешениями. Он просто кивнул. Историю загадочной болезни, подкосившей город Морского Королевства, он давно выучил наизусть. Она не была похожа на чуму, холеру, оспу и множество других, хорошо известных болезней. Нет. Люди умирали молча, без каких-либо повреждений внешне и внутренне. Умирали, и никто не мог им помочь. Кленкар признали проклятым, а всех, кто пытался его покинуть, убивала гвардия Его Величества. После вмешательства еретика он опустел, зараза исчезла — но редкие выжившие, жертва насмешек Улума, еще долго будоражили мысли инквизиторов.

— Никто до сих пор не в курсе, что было с этим городом, — продолжала девушка. — Но из писем Эхэльйо ясно: Кленкар болел не из-за природы, а из-за магии. И мой брат оттянул ее на себя, всю принял и поглотил. Она… необратимо его изменила… превратила в чудовище. И домой Эхэльйо не вернулся. Посчитал, что опозорит семью, что прекрасно справится с одиночеством… и ушел. Но благодаря его письмам, — Илаурэн нежно коснулась свитка, — я узнаю, что у брата все хорошо, что он в порядке и по-прежнему верит в свое предназначение.

========== Глава 17. Серафимы ==========

— Так у меня, говоришь, отсутствует чувство такта? — захихикал Сулшерат, едва шагнув за створку двери.

— Отсутствует, — твердо повторил менестрель. — Вы могли передать письмо и сразу уйти, а не заводить милые беседы о героизме и страданиях Эхэльйо. Илаурэн его любит.

— Илаурэн его боится, — возразил старик. — Если мальчик надумает вернуться, она не сможет его принять. Представь — жить в одном доме с чудовищем, опасаясь чужих визитов и любопытных ушей…

Рикартиат сдвинул брови так, что они почти сошлись на переносице.

— Но вы ведь с трупами живете, — холодно заметил он. — И впредь я бы вас попросил не перехватывать письма Рэн.

— Ты с ума сошел, Тиат? — неприятно удивился тот. — Я? Перехватывать? Я не вор и не шпик, чтобы заниматься подобным. Эхэльйо прислал письмо для сестры вместе с другим свитком, побольше. Он описал мне свою внешность и задал вопрос, можно ли ее исправить.

— И что вы ответили?

— К сожалению, — Сулшерат развел руками, — я думаю, что нет. Тело мальчика серьезно повреждено. Я бы смог, пожалуй, избавить его от лишних пальцев и от когтей, да и крылья эльфу тоже ни к чему, но… две головы… учитывая, что мозг равно разнесен по обеим, и следы заклятия никуда не исчезли… Тиат, малыш, что с тобой?

— Со мной? — побледневший Рикартиат потер висок. — Со мной ничего. Можно вас дальше не провожать?

Старик осмотрелся. Увлеченный разговором, он дотащил парня до центральной площади столицы.

— Разумеется, можно. Будь добр не хлопнуться в обморок по пути домой. Две головы — это не такой уж и редкий… м-м-м… дефект.

— Спасибо, — рассеянно отозвался менестрель. Попятился, резко развернулся и пошел назад, оставив некроманта в одиночестве.

— Я даже предположить не мог, что ты испугаешься, — виновато, себе под нос пробормотал Сулшерат. — Извини.

Парень его услышал, но проигнорировал. Спрятал руки в карманах, нащупал два округлых куска железа — кастеты, приобретенные в лавке горца, — и усмехнулся. С биденхандером было бы куда спокойнее.

Но уже спустя миг он увидел высокую фигуру — столь примечательную на светлой улице, что за ней инстинктивно следили все, — и забыл об оружии. Фигура двигалась грациозно и неторопливо, а на ее поясе — широком, почти в ладонь, — пересекающем куртку, болтались две кожаные кобуры. Из них торчали рукоятки револьверов. Рикартиата поразила серебряная гравировка, покрытая то ли копотью, то ли горелой плотью.

— Господин! — окликнул он. — Господин!