Мэгги бесится, хватает доску и переворачивает ее, мелкие фишки разлетаются повсюду. Одна почти попадает Мерлу в глаз, и он сваливает из комнаты, чтобы избежать худших проявлений ее гнева. Мэгги ломает доску о колено и сбегает в гараж, который считает своим домом. Рик даже из гостиной слышит, как яростно она молотит по своей боксерской груше.
И вот, они остаются втроем. Джудит затихает и неловко стоит между ними. Она давно перестала спрашивать, почему они даже не смотрят друг на друга, и сердце Рика болит за нее. Если бы он мог это исцелить, он бы сделал это, пусть даже только ради своего маленького чудовища. Это не жизнь, когда рядом родители, которые уже разведены духовно, пусть и не на деле. У него уже был один ребенок, которому пришлось через это пройти, и у него закипает кровь от ненависти, когда он думает, что и Джудит приходится через это пройти. Но что он может сделать? Нельзя исцелить то, что мертво, и он не прогонит Дэрила. Ей он все еще нужен, хоть Рику уже и нет.
Но она научилась справляться. Так что она улыбается Дэрилу и долго обнимает его, говорит «спокойной ночи», а потом, когда она готова, запрыгивает на плечи Рику и велит ему идти, словно он какой-то общественный транспорт, а у нее проездной на все виды. Рик закатывает глаза, но молча отворачивается от Дэрила и несет Джудит в спальню, укладывает ее на простыни с рисунками Рыцарей Круглого Стола, а потом сам плюхается на диван в углу, который Джудит настояла, чтобы Лори там поставила, и Лори до сих пор никак не может понять, зачем.
Джудит зарывается под одеяло, а Рик берет покрывало со спинки дивана и набрасывает на себя. Он все еще иногда висит на своем насесте, но и так тоже неплохо, просто лежать и разговаривать с Джудит, пока они засыпают. Ему достаточно комфортно с ней, чтобы он мог позволить себе эти моменты, отдаться чему-то настолько уязвимому и человечному.
- Расскажи мне про меня, когда я была маленькой, - говорит Джудит и Рик ворчит.
- Что ты хочешь узнать? – спрашивает он.
Джудит фыркает и закатывает глаза, и даже в темноте Рик видит каждый дюйм ее дерзости. – Ты знаешь.
Рик фыркает. – Когда ты была маленькой, - шепчет он и качает головой, - ты не могла уснуть, пока не возьмешься за мой рог. – Джудит улыбается и прячет нос под одеялом. – Твоя мать была так сбита с толку. Ты кричала, и рыдала, и голосила, и она не могла тебя укачать. И твой папочка тоже.
- И Дэрил? – спрашивает Джудит.
- И Дэрил, - говорит Рик и улыбается образу ее, такой крошечной в его руках. – а Мэгги и Мерла тут еще не было тогда. Был только я. – Он хихикает. – Я даже не знаю, действительно ли я тебе нравился, мелкая ты поганка, или тебе просто нравился мой рог, но я знал, что должен спать над тобой…
- Как летучая мышь.
- … да. Как летучая мышь. Я должен был спать над твоей кроваткой, иначе ты целый день будешь капризничать.
Джудит пинает одеяло, чтобы удобнее укрыться. – А Дэрил всегда спал в гостевой комнате?
Рик умолкает и хмурится, думает про ту единственную ночь, когда рука Дэрила была в его руке, как Дэрил лежал рядом с ним на облаке, такой нежный, такой успокаивающий. Ему отчаянно хочется вернуться в тот момент, забыть про все, что он знает, все, что выжгло в нем радость, словно пламя, сжигающее кислород в воздухе. Но невозможность этого загромождает коридор, разделяя их расстоянием, которое более значимо, чем линия между Раем и Адом. А под всем этим, под неспособностью Рика забыть, по-прежему гневный, исковерканный шар ненависти, отчаяния и упреков. Он никогда не сможет снова полюбить Дэрила, пусть даже он знает, что так было бы намного лучше для Джудит, пусть даже это исцелило бы сдержанность ангела по отношению к ней в долю секунды, сдержанность, которую он ненавидит даже сильнее, чем небрежность, которую Дэрил допустил по отношению к нему.
- Да, - говорит он Джудит. – Но это не значит, однако, что он тебя не любит.
Рик видит, что она пожимает плечами. – Я знаю, что он меня любит, - она хмурится. - Не так, как ты, все же.
Рик качает головой. – Не говори так, - замечает он. – Он любит тебя настолько же сильно.
Джудит снова пожимает плечами и смотрит на светящиеся созвездия, которые она приклеила по всему потолку. – Просто по-другому, наверное.
- Да, - соглашается Рик. – Просто по-другому. А теперь спи, Чудовище. Ты не даешь мне уснуть.
Джудит фыркает. – Неправда, - говорит она, но зевает и закрывает глаза. – Я люблю тебя, Кулак, - говорит она ему. Рик улыбается и позволяет мягкому свечению игрушечных созвездий и словам Джудит убаюкать его. В полусне, когда его внутренние укрепления сняты, его сердцу становится тепло и уютно, оно раскрывается, словно цветок, который цветет только при свете луны. Это единственное время, когда он ощущает себя в безопасности, единственное время, когда он счастлив.
Он улыбается. – Я тоже тебя люблю, Маленькое Чудовище.
========== Пропажа ==========
Рик просыпается на рассвете, как обычно, и идет на кухню, приготовить Джудит завтрак. К этому времени Лори уже ушла на весь день, а Ноа в гостиной, смотрит Доброе утро, Америка и строчит смски своей подружке. После инцидента в кухне прошлым летом, он туда ни ногой – что-то в том, как яйцо само себя разбило в сковородку, заставило его держаться подальше от яркой узорной плитки.
Рик печет оладьи, потому что ему так вздумалось и потому, что он знает, что Джудит уже несколько дней очень хочет их. В этот раз он делает фигурные, сперва выпекая слоника, что у него более-менее получается. Потом он делает схематичного человечка с непропорционально огромной левой рукой, а потом, под конец, нечто, что должно было быть жирафом, но в итоге выглядит как большой налитой член, так что он оставляет его на тумбочке в гостиной для Ноа, а сам делает что-то более подходящее для восьмилетней девочки. Кролика. Со здоровенным хвостом на жопе.
Он берет тарелку и сироп в комнату Джудит и будит ее, тыкая ее в бок кончиком хвоста. Она ноет и пытается проигнорировать его, поэтому он ставит тарелку и просовывает руку под одеяло, чтобы пощекотать ей пятки, и делает это до тех пор, пока она не просыпается с невероятно взбешенным смехом и бросает в него подушку. – Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ, - кричит она, но улыбается, и ее гнев быстро улетучивается, когда она видит оладьи.
Она ест, а потом Рик садится по-турецки на кровати и они играют в ладушки, которые сами придумали, и которые в десять раз сложнее, чем кто-либо из них способен долго поддерживать. Цель игры протянуть дольше другого, и Рик выигрывает, в последний раз хлопнув ее по ладони. Она возмущенно на него смотрит, но сдается, а потом время вставать.
Джудит идет принять душ, а Рик следует своему обычному утреннему ритуалу. Он будит Мэгги ведром холодной воды и быстро захлопывает дверь прямо перед ее шипящим, разъяренным лицом. После этого он будит Мерла громким звоном медных тарелок и слушает, как Мерл возмущается и вопит, что он даже не знает, почему, черт побери, он все еще тусуется здесь.
Рик не будит Дэрила. Он полагает, что звон тарелок разбудит и его тоже, а если нет, так пофигу. Рик ему не сторож.
Когда Джудит принимает душ и окончательно просыпается, Рик усаживает ее и занимается с ней геометрией. Она умеет мыслить логически. Ей нравятся цифры и системы, и холодные беспристрастные факты. Она уже легко освоила алгебру и Рик не видит причины, почему бы ей не углубляться дальше. Такие вещи, как история и литература, ей даются сложнее. Ей требуется время, чтобы усвоить не имеющие жесткой логики концепции. Поэтому Рик никогда не начинает утро с гуманитарных предметов, оставляя их на более позднее время, когда они войдут в учебный процесс.
Этим утром Джудит без труда усваивает круги и окружности. Рик просит ее привести примеры из реальной жизни, и она принимается играться с донышками стаканов и говорит о том, как точно измерить углы комнаты для ламп. Рик улыбается и кивает, а когда она начинает выглядеть усталой, он разрешает ей сделать перерыв и пойти поиграть с Мэгги пару минут. К этому времени Мерл уже встал и таскается поблизости, читая журнал о мотоциклах и протирая дорожки в ковре, когда он мерит шагами комнату.
