Мун не раз хотела спросить у Глоссарика о таинственном Духе — вдруг ему что-то известно, он ведь посвящён во все тайны семьи Баттерфляй! Однако, как бы то ни было, но вопрос ни разу не прозвучал из её уст — то ли из-за страха узнать что-то плохое, то ли из-за желания сохранить свою маленькую тайну, уберечь тёплые воспоминания о своём единственном по-настоящему близком друге. В любом случае, Мун уже отпустила всё, что связывало её с ним, точнее сказать, просто смирилась с его отсутствием. И всё же часто, ложась в постель и думая перед сном о своей жизни, о жизнях других и об окружающем мире, девушка невольно вспоминала его истории, ласкающий слух мягкий голос и безмерную заботу, с которой он относился к ней, глупому наивному дитя. В такие моменты хотелось плакать — рыдать, уткнувшись в подушку, и мысленно звать Духа, просить забрать её из тесных покоев и согреть своей любовью и опекой. Добрый друг покинул её жизнь, оставив после себя лишь голую, пустую землю, олицетворявшую разум и чувства Мун.

Со временем она, конечно, научилась сдерживать себя и отвлекаться на другие вещи: учёбу, поклонников… но всё это не могло в достатке заменить ей их уютных бесед, тайных встреч и всей той атмосферы счастья и комфорта, какая всегда царила в библиотеке.

Мун хорошо скрывала свои чувства и переживания — в конце концов, это самый необходимый и основной навык для будущего монарха. Однако Скай, являясь не просто прагматичным и умным правителем, но ещё и мудрой женщиной, заметила, что дочь что-то гложет, и поняла, что во всём повинен этот мерзкий слух о проклятии. Сочувствуя юной принцессе, которой не подобало быть такой подавленной, королева вдруг вспомнила, что, возможно, сможет поднять настроение её дочери. Придя в свой кабинет и сев за рабочий стол из вишнёвого дерева, Скай взяла писчую бумагу, перо и принялась выводить текст письма ровным и красивым почерком…

***

Ривер Йохансен ещё никогда не был так счастлив. Далеко-далеко, прямиком из Мьюни, его родителям пришло письмо от самой королевы! Да какое! Письмо было ничем иным, как приглашением на неделю в замок Баттерфляй. Королева предположила, что было бы неплохо восстановить когда-то крепкие дружеские связи, прерванные после очередного конфликта с монстрами. Обе союзные стороны восстанавливали силы после напряжённой вооружённой борьбы с вражеским войском, однако, приведя в порядок свои владения, их правители позабыли друг о друге, не поддерживая больше никакого контакта. И вот, после почти десятилетнего затишья, королева Скай пишет письмо, в котором выказывает желание вновь вспомнить старые времена! Ну, разве не чудно!

Ривер помнил «крошку Мунни», как он её звал, помнил их детские забавы и шалости. Ему было пять, ей — шесть, их родители тесно дружили, часто навещая друг друга, и неугомонные дети тоже сдружились достаточно быстро. Он помнил, как они, решая подшутить над бедным гувернёром, прятались по всему дворцу. Обыкновенно, взрослые Йохансены и Баттерфляи отправлялись на прогулку, оставляя младших представителей своих фамилий на попечение гувернёру Амону, дотошному и озабоченному всякого рода обязанностями мужчине. Он в панике бегал по замку и звал детей, изнемогая от долгих нагрузок и не замечая скользящих за занавесками детских фигур. Или, как они ускользали из дома во время обеда, чтобы побегать по свежевыкошенной траве на кукурузном поле, лакомясь не убранными початками. Прекрасные были времена…

Но не прошло и двух лет, как Мун и Ривер расстались на долгое, долгое время, тянувшееся для мальчика, словно вечность. Но его вечности настал конец, и вот уже через какие-то два дня он должен был вновь встретиться с той, кто занимала все его наивные, всё ещё детские мечты. Он не раз представлял себе, как его давняя подруга выглядит сейчас, изменился ли её задорный характер? Но то, что всегда заставляло Ривера густо краснеть и учащённо дышать — так это представления о том, как она изменилась физически. Она и в детстве была маленьким очаровательным ангелочком, а что сейчас? Сейчас, она, наверно, просто богиня.

Ривер в нетерпении ждал момента, когда запрягут лошадей, сложат все чемоданы в карету, и его семья сможет пуститься в путь. Наконец, когда Йохансены старшие и младший взошли в кабину и закрыли за собой дверцы, карета тронулась и поехала по дороге, ведущей к счастью, к осуществлению мечты мальчика и юноши, к ней, Мун.

***

Мун сидела в своей комнате у окна и тоскливо глядела на разбивающиеся о каменный карниз алмазные капли дождя. Сегодня нет занятий, этот день, седьмой на неделе, предназначался для отдыха принцессы. Однако, лишённая единственной возможности отвлечься от поедающих её разум изнутри чувств, Мун не ощущала, что отдыхает. Она больше всего в жизни ненавидела этот день недели, день, когда страдания, обычно приглушённо бьющиеся где-то в глубине сознания, вновь неотступно накатывали, накрывая с головой. И казалось, от них никуда не денешься, они сейчас же опутают шею жёсткими верёвками и заставят задыхаться в истошных рыданиях, с такой силой подавляемых девушкой.

Мерное постукивание капель о карниз нарушилось стуком копыт по мощёной камнем дорожке, ведущей ко входу в замок, и скрипом несмазанных каретных колёс. Девушка, грубо вырванная из глубоких и напряжённых дум, вздрогнула и чуть не свалилась с кресла, на котором восседала. Удивлённая таким неожиданным визитом, она, однако, не придала ему особого внимания и осталась в кресле, с недовольным пыхтением поправившись на нём.

Однако, когда из кареты показалась белобрысая макушка и до боли знакомое розовощёкое лицо, Мун словно ожила, вытянулась и подскочила, захваченная увиденным. Ривер, Ривер Йохансен! Ринувшись с места и кинувшись к двери, Мун, не помня себя, спустилась в гостиную, в которую только-только вошла семья Йохансенов.

Всё словно замерло вокруг них. Ривер стоял подле отца и неотрывно глядел широко распахнутыми глазами на ту, что влетела в гостиную, оборвав обмен любезностями между их родителями, а Мун, в свою очередь, с замиранием сердца остановила свой взгляд на юноше, чувствуя, что едва дышит. Мгновение — и они уже крепко и горячо обнимаются, словно этой пропасти длиной в десять лет, и не было между ними. Ривер, в отличие от неё, совсем не изменился. Разве что, ростом стал повыше и немного постройнел. А в остальном — всё тот же полнощёкий юнец, со сверкающими глазами и отважным, смелым сердцем. Мун даже стало жаль, когда она вспомнила, во что превратилась она за эти годы. Но, благо, простодушный Ривер не уловил в её взгляде того намёка на глубокую печаль, какая проглядывается в глазах страдающих или страдавших людей даже тогда и особенно, когда они испытывают большую радость.

Наобнимавшись вдоволь, они, наконец, взглянули друг другу в глаза, и оба зарделись румянцем смущения, разве что Ривер покраснел гуще девушки и смущён был куда больше, ведь в его воображении он рисовал себе совершенно другой образ, далёкий от того, что он видел перед собой сейчас. Его разум был просто не способен изобразить настолько красивую девушку. Длинные серебристые волосы, увенчанные небольшой диадемой, глаза-озёра и бледноватая, прозрачная кожа — всё это поразило чувства и мысли юноши одним точным ударом амурной стрелы, которая, впрочем, уже давно вонзилась в его большое сердце.

— Крошка Мунни… — с придыханием проговорил Йохансен, смотря на объект своего воздыхания из-под густых светлых ресниц, нависающих над лучистыми голубыми глазами.

— Ривер Йохансен, — растянулась в нежной улыбке Мун, и Ривер будто стеснился этой официальности. Они ведь так долго знают друг друга, к чему эти фамилии? Но Мун и сама не могла совладать с собой — она просто была не способна открыто проявлять свои чувства при людях, держа свой образ благовоспитанной и манерной принцессы.

Впрочем, это не помешало им вскоре после обеда уединиться в комнате отдыха, обитой бархатом, на небольшой оттоманке, и проговорить друг с другом почти весь день и вечер о былом, настоящем и будущем.

— Что ж, доброй ночи, — ласково улыбнулась Мун, когда они стояли у двери в её спальню и прощались друг с другом до следующего утра.