Вскочив на ноги, Ллойс передернула затвор и, машинально подхватив вылетевшую из экстрактора гильзу, спряталась за разделочным столом. Темнота в конце длинного, лишенного освещения коридора дрогнула, сгустилась, и в кухню с трудом протиснулась огромная, замотанная в какие-то тряпки, туша. Плоское, покрытое оспинами, чем-то напоминающее старую помятую сковородку, отливающее в полумраке металлом лицо расплылось в обманчиво широкой улыбке.
– Выходи. Моя не убивать. Самка – чую. Моя с твоя делать сыновей. Не жрать твоя, пока делать сыновей. – Мутант на минуту задумался. – Если не сильно голодный. Тогда твоя руки жрать. Ноги жрать. А потом ты – делать сыновей.
– А ты мне тоже нравишься, чушка чумазая, – глухо рассмеялась скорчившаяся в укрытии наемница. В смехе девушки отчетливо проскочили истерические нотки. – Разговорчивый ты парень. Очень умный, наверное?
– Моя умный, да. Самый умный в племя. Да. – Гордо кивнул великан. – Моя не чушка. Моя – Клык. Выходи. Я не злой. Совсем не злой. Баба слушаться – моя не ломать. Грым злой. Грым тебя сразу в куски рвать. Любит, когда много кровь и баба кричать. Твоя хочешь моя Грым звать?
– Слышь, Клык, может, договоримся, – осторожно, стараясь не издавать шума, Ллойс принялась обходить разделочный стол. Переступать на корточках было неудобно – гребень ирокеза так и норовил выглянуть из-за засыпанной мусором столешницы, в нос опять набилась пыль, и Элеум отчаянно захотелось чихать, так что дело продвигалось медленно. – Я тебе оружие подарю, патроны, а ты меня отпустишь, ну как?
Великан на некоторое время глубоко задумался, а потом отрицательно покачал головой.
– Бум палка? Человек слабый. Бум палка плохой. Маленький. Воин стыдно, когда бум палка маленький. Клык у твоя, все равно, заберет. Будет менять. Кулак отдаст мне смешной человек наверху. Человек глупый, говорит – железный, а сам мягкий. Много кричит. Весело моя.
– Что за смешной человек? – Осторожно переступив через лежащую на пути огромную поварешку, Ллойс, отбросив далеко в сторону зазвеневшую по полу гильзу, кувырком нырнула за следующий стол. Трюк не удался. Голова серокожего дернулась. Маленькие, почти скрытые под мощными надбровными дугами глазки безошибочно уставились на скорчившуюся за стойкой наемницу. На большом лице мутанта расплылось выражение обиды и злобы.
– Плохой волос. Некрасивый. – Проскрипел великан. – Больной баба. Неправильный. Будет плохая сыновья. Моя твоя Грым и Большой кулак отдать. Моя умный. Менять твоя на смешной человечек и бум палка. Хороший бум палка, большой, а человечек мягкий. Будет вместо баба. Только плохой волос у твоя сначала оторвать.
– Много теряешь, Клык. – Поняв, что обнаружена, девушка, глубоко вздохнув, встала из-за стола и принялась демонстративно прочищать ноздри. Громко чихнула. Брезгливо осмотрела измазанную соплями руку и вытерла ее о изгвазданную штанину чапаррехас. – Может, всё же, договоримся? У меня еще еда есть. Тут недалеко, в лесу лежит. Много еды – тебе одному, ладно? Любишь медвежатину?
– Красивый баба. – Покивал каким-то своим мыслям мутант. – Большой, сильный, морда чистый. Надо только плохой волос рвать – тогда совсем красивый будет. Сначала себе оставить, потом менять. Если сильно не поломать, на бум палка, всё равно, обменять. – Озвучив свой необычайно коварный по отношению к товарищам план, серокожий широко улыбнулся. – Сюда ходи, баба. Бум палку отдай. – Протянув руку, гигант сделал сотрясающий землю шаг по направлению к девушке.
От звука выстрела снова заложило уши. Оружие Ллойс было неудобным. Слишком тяжелым для пистолета. Слишком коротким и неточным для полноценной винтовки. Требовало перезарядки после каждого выстрела, лягалось с такой силой, что запястье потом ныло несколько часов. Слепило дульной вспышкой. Да и патроны последнее время достать было большой проблемой. На взгляд Элеум, оно того стоило. Лицо серокожего раскололось, на стену брызнуло красным. Покачнувшись, туша мутанта с грохотом обрушилась на пол. Какая бы толстая ни была у тебя шкура, какими бы крепкими ни были кости черепа, вряд ли они выдержат бронебойный патрон пятидесятого калибра[3] с десяти шагов. Даже если из-за слишком короткого ствола теряет больше половины мощности. На ходу передергивая затвор, наемница, перепрыгнув через падающий труп великана, бросилась в коридор. Скрываться смысла уже не было. Девушка понимала, что вляпалась. Причем вляпалась по собственной дури. Старый урод, не моргнув глазом, отправил ее в гнездо серокожих. Скорее всего, просто, чтобы отвлечь их на пару дней. Выбрал женщину, чтобы наверняка сработало. А следом отправил группу из местных, или еще одного наемника. Чтобы те, пока мутанты заняты с новой игрушкой, аккуратно пролезли в подвал. Или…
– Черт, черт, черт, терт… – Ленивцу не маркет был нужен, а генераторная. Если верить закрепленному на запястье наемницы счетчику Гейгера, там почти не фонило. И кто-то взорвал будку. Здоровенную железобетонную будку со стенами в полметра, там, где хватило бы простого железного сарая. Освещение в супермаркете работает аварийное. Значит, наверху были только трансформатор и распределители, а генератор и ядерные батареи… Пару часов работы лопатой… Люк, наверняка, сделан так, что и сейчас откроется. Ллойс неслась по коридору огромными скачками. Ботинки глухо лязгали по кафелю пола, справа и слева мелькали темные провалы входов в подсобки и кладовые. Все потом. Отступать поздно, даже если она проползет обратно через вентиляцию, серокожие запросто нагонят ее в лесу. А нюх у мутантов – не хуже собачьего. Значит, остается только драться.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, – повторяя ругательства, словно желтый монах[4] свою мантру, Ллойс выскочила в освещенный тусклыми лампами холл. Ей просто повезло. Серокожие наверняка почуяли ее, когда она еще ползла через вентиляцию. Просто, не ожидали серьезного сопротивления от одного человека. Или им просто было скучно. Потому к ней отправили только «переговорщика» – самого глупого и слабого из стаи. Но даже в таком случае пара одиночных выстрелов – не причина для беспокойства. И уж точно, не повод прерывать трапезу. У костра, разведенного прямо на плитах пола, сидело трое. Один, судя по огромной гипертрофированной правой руке – Большой кулак, грыз кость. Второй, оставшийся безымянным, держал над огнем насаженную на арматурный прут голову. Человеческую. Слишком сильно обгоревшую, чтобы Ллойс смогла сказать, принадлежала она мужчине или женщине, да и не важно это сейчас было. Последний, судя по сжимаемому в руках оружию – Грым, видимо, был самым умным. Или осторожным. «Бум палка» – архаичный L11a1[5] в лапищах мутанта мог бы показаться чем-то незначительным. Мог бы, если бы дуло пулемета не смотрело прямо на девушку. Гигант оскалился. Не останавливая бег, Ллойс сорвала с пояса ингалятор, сунула в рот искусанный носик и вдавила кнопку. Грым опоздал всего на долю мгновенья. К тому моменту, когда тяжелый пулемет отрыгнул в сторону наемницы сноп смерти, ледяной туман, моментально заполнивший ее легкие, уже скрутился стальной пружиной внизу живота, заполнил вены огнем и залил голову кристально прозрачным слюдяным маревом. Боевой стимулятор «Хронос» был вещью редкой, дорогой и очень, очень опасной. Наверное, поэтому и не нашел широкого признания ни до, ни после войны. Не говоря о зависимости, которая в девяносто процентах случаев развивалась уже после первого применения, «Хронос» имел целый ряд побочных эффектов, среди которых были приступы эпилепсии, временная слепота и глухота, клонические судороги и многие другие «приятные» проявления. В пяти процентах случаев прием клокстоппера[6] вызывал моментальную остановку сердца. Пережить «ломку» смельчаку удавалось в двадцати пяти случаев из тридцати.
Ллойс расхохоталась. Ей неизвестно было: побочный это эффект действия боевого наркотика или психологическая защитная реакция, но каждая доза вызывала приступ, как выражался один из знакомых врачей наемницы, «патологически повышенного настроения». Время сгустилось, стало вязким, словно переваренный кисель, воздух плотно обнял тело, а мир застыл, будто муха в сиропе. В голове привычно затикал таймер. Десять секунд в мирной жизни – исчезающая малая величина. В бою – очень и очень много.
