Потому, он прямиком и отправился в свой офис, где мы его благополучно и повязали. Вот такой, Жорик, у него был расклад… – Сирота ещё раз прошелся по кабинету. И вполне удовлетворённый своим логичным умозаключением, обратился уже ко мне. – …Что, солдат? Отвоевался?

– Для меня война уж давно кончилась, – ответил я, едва сдерживая эмоции.

– Чего же тогда вновь за оружие взялся? Руки зачесались или в жопе засвербело?.. –и, не дожидаясь моего ответа, Сирота обратился ко мне чересчур официально. – Олег Владимирович, не поясните ли нам: где, когда и на каких воинских должностях вы проходили срочную, либо контрактную службу?

– С 1997-го по 2003 год, в должности стрелка-снайпера отдельной мотострелковой роты. Служил, на Северном Кавказе.

– Где именно? Кавказ большой.

– В Грозном и в окрестностях Ведено.

– Если я правильно тебя понял, ты воевал?

– Конечно.

– И награды правительственные, наверняка имеешь?

– Медаль «За отвагу» и орден «За личное мужество».

– Могу ли я, из всего вышесказанного, сделать вывод о том, что ты отлично стреляешь?

– Не жаловались.

– Это очень хорошо.

– Что вы имеете в виду, под словом: «хорошо»? – поинтересовался я.

– Лишь то, что в нашей армии был высококлассный специалист по имени Олег Кузнецов, и не более… – майор продолжал подленько улыбаться. – …Ну-с, дружище. Ты и сейчас не понимаешь, в чем тебя обвиняют? Фактов и улик против тебя, целый воз и маленькая тележка. На десяток уголовных дел хватит. И все же, учитывая твой боевой опыт и заслуги перед Отечеством, я предоставлю тебе шанс самому повиниться. Дабы облегчить наказание и избежать никому не нужных многочасовых и изнурительных допросов с пристрастием. Вот тебе лист бумаги. Вот авторучка. Уж поверь мне. На суде, оно тебе зачтется.

«И как же складно, они все обставили. Комар носа не подточит… – я мысленно порадовался за ловкость и оборотистость своих противников. – …Против столь железобетонно-аргументированного обвинения не попрёшь. Какой-то поганец укокошил директора. А Сирота, используя все предоставленные ему факты, сажает меня за решётку. И, похоже, вовсе неспроста он напомнил мне сейчас о проститутке.

Ну, конечно. Она так же должна была стать неким звеном в логической цепочке, подготовленной мамонтовскими хлопцами.

По расчётам всё тех же бандитов, привезённая Ильёй шалава, скорее всего, должна была задержаться в моей квартире именно до семи утра. И я, просто обязан был зацепиться за нее, как за единственного свидетеля, который и мог подтвердить мое алиби.

Ну, а уже во время следствия, проститутке предписывалось окончательно меня утопить, сообщив о том, что ушла она от меня не в семь, а часиков, этак, в пять. Могла она сказать ещё и том, что я обещал ей деньги, если та солжет на суде о своем действительном времени ухода. При этом и Илья весьма предусмотрительно перестраховался, попросив меня самого перезвонить ему, если пойдет что-то ни так.

Вот только Надька, по своей потусторонней наивности обварив проститутку, невольно спутала им все планы. Потому и я, вопреки всякой логике, не стал бить себя пяткой в грудь, мол, есть у меня свидетель. Хотя Сирота и упорно подталкивал мне к данной возможности.

А впрочем. Так или иначе, с признанием проститутки или без него – один хрен, они упекут меня в кутузку. Им, действительно, необходимо скорое раскрытие. И мое чистосердечное признание в значительной степени ускорит данный процесс. А раз так, то данной возможности я им уж точно не предоставлю. Пусть потрудятся, попотеют над доказательной базой. Авось и мне, нежданно-негаданно перепадет какая удача».

– Гражданин майор… – я обратился к Сироте. – …По-моему, в ваших обвинениях имеются кое-какие недочёты. К примеру, вы так и не «откатали» мои пальцы. При этом беретесь утверждать, будто бы на винтовке обнаружены именно мои отпечатки. С чем вы их сравнивали? Отчего такая уверенность, будто бы оставил их именно я, а не кто-то иной?

– Ага! Значит от винтовки, мы уже не отказываемся?.. – рассмеялся майор. При этом, невзирая на показную весёлость, я все же различил в голосе Сироты нотки лёгкой паники. Однако очень скоро он взял себя в руки и быстро нашелся с ответом. –…Извини, но кроме твоих отпечатков, разбросанных по всей хате, никаких иных там обнаружено не было. А сравнивали мы их с идентичными отпечатками, взятыми в твоем рабочем кабинете. Ну, доволен? Теперь будешь писать «чистуху»?

– Повторюсь. Без адвоката, ничего подписывать, и уж тем более писать я не собираюсь, – для наглядности я сбросил чистый лист на пол.

– Умным себя считаешь, засранец? Или любишь американские детективы?.. – наблюдая за тем, как брошенный листок парашютирует вниз, майор скрежетал зубами. – …Что ж. Давай поиграем в копов. Жорж, будь другом, зачитай нашему гостю его права.

Тот, к которому обратился Сирота, стоял у меня за спиной. Потому и не видел я, чем именно саданул меня этот бугай: то ли кулаком, то ли ногой. Уверен я был лишь в том, что мощнейший удар, сбивший меня с табурета, пришелся мне точно в правое ухо.

– У тебя, сука, есть право утереться, подняться на ноги и отвечать «да», на все вопросы майора…– надомной навис вышеозначенный Жорик. – …Вот и все, паскуда, что может быть тебе здесь позволено.

– Ну, так как?.. Будешь писать «чистуху»? – повторил свой вопрос Сирота, когда меня вновь усадили на табурет.

– Нет, – ответил я коротко.

И тотчас, под дикий смех ментов находившихся на ту минуту в кабинете, я поймал очередной удар Жорика, как две капли воды схожий с первым. Надо полагать, приём этот был у него отработан до автоматизма и демонстрировался он здесь с регулярным постоянством. Потому и остальные служаки, ожидали его с нескрываемым предвкушением.

– Для особо тупых и упертых, повторяю… – вновь наклонившись надо мной, заорал Жора. – …У тебя есть право утереться, подняться и, утвердительно отвечать на все вопросы нашего командира.

А вот в третий раз, сказав своё «нет», уже наученный горьким опытом, я успел-таки увернуться от нового удара костолома. Чем окончательно вывел из себя: как Жорика, так и его сослуживцев. Все они накинулись на меня, как стая шакалов набрасывается на раненого и беззащитного льва, проявляя при этом особую (если не сказать изысканную) ненависть и жестокость.

Считаю излишним посвящать читателя в подробности тех экзекуций и откровенных пыток с использованием клещей, электрического тока и раскалённых предметов, коими в течение последующего дня подвергали меня сотрудники «убойного» отдела. Могу лишь констатировать то, что, по моему мнению (сугубо субъективному), гестаповская методика выбивания показаний вполне могла быть адекватной изобретательности и рвению наших доморощенных служителей правопорядка…

«Сотни рыцарей Храма покрыли славой и себя, и орден в многочисленных битвах. Подсчитано, что за время крестовых походов, двадцать тысяч рыцарей-тамплиеров пало на полях сражений. Храмовники блестяще выполняли и другую важную военную миссию – защиту крепостей…

В 1146 году, на белом плаще тамплиеров появляется красный крест с раздвоенными «лапчатыми» концами. Во-втором крестовом походе рыцари Храма участвуют именно под этим знаменитым и прославленным знаком. Крест из алой материи, расположенный слева, над сердцем, станет для них «щитом, дабы не обратились они в бегство перед неверными». Впрочем, рыцари никогда не бежали и всегда показывали себя достойными своей репутации; гордыми до спеси, храбрыми до безумства, удивительно дисциплинированными, не находящими себе равных среди всех армий мира. Тамплиеру разрешалось отступать лишь в том случае, если число нападающих становилось трёхкратным. Попав в плен, тамплиер не должен был просить ни пощады, ни выкупа.

Боевым знаменем рыцарей Храма был прославленный Босеан – чёрно-белое полотнище с вышитым на нём девизом «Не нам, не нам, но имени Твоему». Происхождение этого тамплиерского символа, до конца не ясно. Скорее всего, по первоначальному замыслу эти цвета отражали боевое построение тамплиеров при конной атаке на врага: первую атакующую линию составляли тяжеловооруженные рыцари с белыми плащами поверх доспехов, во второй линии наступали оруженосцы в чёрном одеянии. Однако очень скоро в Босеане стали видеть другую символику – Света и Тьмы, находящиеся в непрерывной борьбе. Подобное религиозное учение уходит далеко вглубь веков. Мы не знаем, были ли тамплиеры сторонниками этого дуалистического мировоззрения, но впоследствии, именно это двухцветное знамя позволит противникам ордена Храма обвинить Христовых братьев в манихейской ереси…