Лайл кое о чем запрещал говорить. Никому ни слова о «тренировках», о синяках на его плечах и спине, а особенно – о его деде. Вспомнив об этом, Раф задумался. О скольких вещах он с тех пор приучился помалкивать, скольких тем избегать…

Когда в черном небе вспыхнули огни фейерверков, Раф услышал, как сестра скандалит по телефону с Марко. Должно быть, тот обвинял ее в том, что деньги на дорогу она взяла у любовника: в разговоре снова и снова слышалось имя Рафа.

– Их прислал Рафаэль! – кричала сестра. – Брат мне денег прислал, понял, козел?!

Наконец она завизжала, что, если Марко не прекратит угрожать ей, она обратится в полицию. И прибавила, что один из ее двоюродных братьев – коп. И это было чистой правдой: Тео Сантьяго действительно был копом. Вот только сейчас сам сидел в тюрьме.

Мэри повесила трубку. Раф не сказал ничего. Он не хотел, чтобы сестра подумала, будто он подслушивал.

Но Мэри сама подошла к нему.

– Знаешь, спасибо тебе за все. За деньги и за все остальное.

Раф тронул пальцем синяк на ее подбородке. Сестра уткнулась взглядом в пол, но он заметил слезы, набухшие в уголках ее глаз.

– Все будет окей, – сказал он. – Все будет хорошо.

– Знаю, – ответила она. Слезинка, выкатившаяся из ее глаза, упала на носок дорогой кожаной туфли Рафа и разбилась на крохотные блестящие бисеринки. – Не хотела, чтобы ты слышал все это дерьмо. У тебя-то в жизни всегда все ладно.

– Не всегда, – улыбнулся Раф.

Мэри видела его квартиру только раз, когда они с Марко привозили Виктора в город посмотреть «Короля-Льва». Билеты прислал он, Раф: их было нелегко достать, и он решил, что Мэри будет рада. Но надолго они в его квартире не задержались: костюмы, висевшие на стенах, не на шутку перепугали Виктора.

Сестра улыбнулась в ответ.

– Вот у тебя когда-нибудь бывали такие… любовники?

Ее слова на миг повисли в воздухе. Впервые в жизни кто-то из родных отважился на подобные догадки.

– И даже хуже, – ответил он. – И не только любовники, но и любовницы тоже. Вкус у меня просто ужасный.

Мэри присела на скамью рядом.

– И подружки?

Раф кивнул и поднес к губам бокал чая со льдом.

– Когда сам не знаешь, чего ищешь, – сказал он, – приходится искать везде, где только можешь.

Тем летом, когда им исполнилось по четырнадцать, какой-то парень отсосал у Рафа в общественной душевой на пляже, и его просто распирало от гордости: впервые в жизни у него появилась безмерно интересная история для Лайла! Тем же летом оба они едва не удрали из дому.

Но за неделю до назначенного срока Лайл сказал Рафу:

– Я видел бабушкиных эльфов.

Прозвучало это так просто, будто речь шла о дрозде за окном.

Раф составлял список вещей, которые нужно захватить с собой, и ручка в его руке замерла посреди слов «цветные карандаши». Какой-то миг он чувствовал только досаду оттого, что у Лайла и на его историю об отсосе нашелся козырь.

– Откуда ты знаешь?

– Они были точно такими, как в ее сказках. Плясали в кругу и чуточку светились, как будто их кожа отражает свет луны. А одна фея посмотрела на меня, и лицо ее было прекраснее звезд.

Раф насупился.

– Я тоже хочу их поглядеть.

– Перед тем, как сесть на поезд, сходим туда, где они плясали в тот раз.

Раф вписал в список «арахисовое масло». Шесть дней спустя, за последней проверкой этого самого списка, его и застал звонок бабушки Лайла. Лайл покончил с собой. Лег в теплую ванну и вскрыл себе вены – в ночь накануне того самого дня, когда они решили уехать навсегда.

Ввалившись на церемонию прощания с телом, Раф – прямо на глазах взбешенной родни Лайла – отрезал прядь его светлых волос, не помня себя, вместе со всеми дошел до кладбища, а после заснул прямо на свежем могильном холмике. Все это было просто уму непостижимо. Он ни за что не желал смириться с тем, что Лайла больше нет. И домой возвращаться не собирался.

Раф вынул бумажник и развернул расписание поездов. Времени почти не оставалось. Он всегда аккуратно следил, как бы не опоздать на последний поезд… Взгляд его упал на серебряное колечко с ониксом, надетое на мизинец. Внутри, под камнем, имелось потайное отделение, спрятанное так искусно, что петли было почти не разглядеть. Когда Лайл подарил его Рафу, пальцы Рафа были еще так тонки, что кольцо налезало на безымянный палец с той же легкостью, с какой поместилась внутри прядь Лайловых волос.

Стоило Рафу встать, чтобы поцеловать мать и предупредить отца, что ему пора уезжать, в дом, шарахнув забранной сеткой дверью о стоявший за ней пластиковый мусорный бачок, ворвалась Мэри.

– Где Виктор? Он здесь, с вами? Ему давно пора в постель.

Раф покачал головой. Мать тут же отложила тарелку, которую вытирала, и с полотенцем в руке двинулась по дому.

– Виктор! Виктор!

Мэри указала на пустую кровать и повернулась к Рафу, будто это он спрятал от нее сына.

– Его здесь нет. Исчез.

– Может, удрал на улицу, повидаться с друзьями? – спросил Раф, но и сам не поверил в это. Виктору же всего десять…

– Но не мог же Марко пробраться сюда так, что никто не заметил, – возразил отец Рафа.

– Он исчез, – повторила Мэри, словно это все объясняло. Бессильно опустившись на кухонное кресло, она закрыла лицо ладонями. – Вы не представляете, что он может сделать с ребенком. Мадре де Диос[30]…

Вернувшаяся в комнату мать взялась за телефон и набрала номер. В доме у Марко никто не снял трубку. Тем временем с заднего двора явились двоюродные братья. Насчет того, что теперь делать, мнения возникли разные. Некоторые, сами – отцы семейств, полагали, что Мэри не имеет никакого права не допускать мужа к Виктору. Вскоре в кухне поднялся жуткий крик. Раф встал, отошел к окну и оглядел темный задний двор. У детей – свои игры, и эти игры часто уводят их дальше, чем положено.

– Виктор! – позвал он, выйдя наружу и ступив в траву. – Виктор!

Но на дворе Виктора не было. Тогда Раф вышел на улицу, но не нашел мальчишку и на теплом асфальте. Настала ночь, но небо было ярко озарено полной луной и светом городских огней, отраженных облаками.

Подъехавшая машина замедлила ход. Миновав дом, водитель прибавил газу, и Раф перевел дух. Надо же, он и не заметил, что затаил дыхание. Нет, зять никогда не казался ему чокнутым – разве что скучным, и, может быть, не слишком довольным женой и сыном. Но дед Лайла тоже с виду был вполне нормален…

Тут Раф вспомнил о расписании поездов в кармане и неоконченных эскизах на столе. Скоро последний поезд уйдет, и если он не успеет на него, придется провести ночь здесь, среди тех самых воспоминаний. К тому же, что он тут может поделать? В городе обзвонил бы знакомых, подыскал Мэри хорошего адвоката – из тех, что Марко не по карману. «Да, это будет лучше всего», – подумал он, направляясь к дому. Асфальт под подошвами туфель потрескивал, точно усеянный дохлыми жуками.

В ночь после похорон Лайла за Рафом на кладбище приехал Тео, старший из двоюродных братьев. При виде младшего братишки, спящего на могиле, спина под синим полицейским мундиром покрылась гусиной кожей.

– Его больше нет, – неловко, с легким нетерпением сказал Тео, присев рядом на корточки. – Он умер.

– Его забрали эльфы, – возразил Раф. – Утащили в Царство фей, а вместо него какого-то подменыша подсунули.

– Значит, здесь-то, на кладбище, его все равно нет.

Тео потянул Рафа за руку, и Раф, наконец, поднялся.

– Если бы я его не трогал… – прошептал он так тихо, что Тео мог и не расслышать.

Но это было неважно. Если Тео и слышал, что он сказал, то никак не выказал этого.

На этот раз, выходя из дома под треск фейерверков вдали, Раф крутил на пальце ключи от отцовского грузовичка. Сколько же лет он не брал машину отца, не спросив разрешения?

С передачей и сцеплением пришлось помучиться, двигатель фыркал и стонал, но, выехав на хайвей, Раф включил радио, и на пятой передаче домчался до самого Черри-Хилл. Отыскать дом Марко оказалось нетрудно. Во всех комнатах горел свет, а ступени парадного крыльца освещало голубое мерцание телеэкрана.