— Так ты знал заранее? — спросил с любопытством Дастин.

Киллиан кивнул.

— Хамптоны тоже знали. Метки не были угрозой, они должны были появиться у четверых. Не объяснялось, что это большая угроза для существ. Маяк казался опаснее, и о метках ни они, ни мы не думали. Аманда, когда ты попала в другую реальность и показала метку, Маратака был в ярости. Ты стала тройной угрозой. Во — первых, ты была Челси, во — вторых, ты была Маяком, и, в — третьих, у тебя была метка. Не было полного описания того, на что способны метки, но теперь мы знаем, что они у вас, так что в вашей жизни произойдет нечто большее, чем вы испытывали. Некоторые силы меток уже проявились. Аманда, ты касалась Маратаки запястьем с меткой, и это разрушало его на миг. Маратаку так еще не ранили. Два прошлых поколения смогли прогнать его в ад, но он всегда возвращался целым. Твоя метка ранит только его, и я представляю, что они были созданы, чтобы вредить только ему.

Джек скрестил руки и не спешил верить Киллиану.

— Так вы думаете, что метки создали, чтобы уничтожить Маратаку? И все?

Киллиан задумался на миг.

— Нет, — сказал он. — Думаю, метки были созданы против самых сильных сверхъестественных существ мира, а не только Маратаки.

Тревор кивнул.

— Тогда понятно, почему те ведьмы боялись Аманду, узнав, что у нее метка.

— Мы не знаем, как Маяк убьет всех существ, как и не знаем, что означают метки, и что они делают, — добавил Киллиан. — Мы можем лишь ждать и позволять вам исполнять судьбу. А пока что нам нужно тренироваться, потому что Маратака вернется, и тогда мы будем готовы.

Моя жизнь была создана, чтобы уничтожить все, что мы пытались убить. Нам четверым было суждено нечто большее, и это началось с меня. Я не выбирала такую судьбу, но она была моей, тут ничего не изменить. Мы стояли тем утром и понимали, что нам было суждено нечто большее, чем величие. Наши жизни были для того, чтобы сделать нечто большее, чем можно было понять. Мы могли спасти тысячи ценой всего, что имели. И мы были теми, кто спасет миллионы, зная, что можно потерять в любой миг. Мы были Винтерами и Челси, и мы знали, что ни перед чем не остановимся.

Эпилог

Две недели спустя

Чей — то голос звучал на кухне, отражаясь от деревянных шкафчиков и поверхностей. Я шла на шум, пока не оказалась на пороге гостиной. Никто не заметил меня, они уже пылко спорили. Я не знала, можно ли было в этом участвовать всем. Судя по одному звуку, спор был односторонним.

— Ты меня слушаешь? — спросил Киллиан. Мой брат сидел на диване, сцепив руки, стиснув зубы, глядя мимо напряженного тела мистера Винтера.

Тревор прислонялся к стене напротив меня, но не сводил взгляда с отца. Он смотрел на него со странным выражением. Если бы я не была эмпатом, подумала бы, что Тревор восхищался мужчиной, своим отцом. Но отвращение было в его сердце. Тревору не нравились действия Киллиана. Я еще не поняла, какие.

Власть текла в крови Киллиана. Он возвышался над Джеком. Глаза мистера Винтера были полны власти, а в эмоциях было отчаяние.

— Ты не готов, — сказал Киллиан моему старшему брату. — Ты не готов быть лидером. Посмотри, что случилось с твоими родителями. Ты опоздал.

Джек стиснул зубы, не глядя в глаза Киллиану. Тревор не двигался, скрестив руки на груди. Я была удивлена, что он не вмешивался, но Тревор никогда не спорил с отцом. Это Дастин сражался с ним словесно.

— Хочешь снова ошибиться? — спросил Киллиан, повышая голос. — Хочешь рискнуть последним членом семьи?! Ты недостаточно сильный. Ты недостаточно умный. И тебе не хватает величия, — Киллиан смотрел на моего брата, как на мусор, незначительный кусок плоти, не достойный жизни.

Тревор чуть не закатил глаза от последних слов Киллиана. Джек посмотрел на мистера Винтера. Презрение брата скрывалось за страхом, что вызывал в нем Киллиан. Настоящий Джек ответил бы. Он бы кричал, даже ударил бы мужчину за такие слова, каким бы ни был возраст мужчины.

— Ты меня понимаешь, мальчишка? — спросил Киллиан. Глаза Джека дрогнули от обращения. Наш отец звал его мужчиной, а теперь он стал ребенком. Он был ребенком, потому что подвел нас, и он не забудет этого.

Киллиан указал на свою грудь.

— Я был в наследии больше лет, чем ты можешь сосчитать. У меня есть сила вывести всех из могил, куда ты их сунул, — слюна летела из его рта, он дико махал руками, выражая свои слова. — Думаешь, твой отец хотел бы видеть наследие на дне? Или он хотел бы во главе кого — то зрелого? Верно. Грегори знал, что ты не получишь власть. У тебя не было смелости. Ты не выступил к Маратаке и не совершил ту жертву, — его глаза яростно пылали. — Я умру за них! За семью! Ты так не сделал! Как сын Грегори, ты должен был спасти их любой ценой, даже если своей жизнью. Так поступает Челси. Для этого есть наследие.

Я нахмурилась, не веря ему. Мы были не для безрассудных решений. Джек не управлял ситуацией. Я хотела вмешаться, мне не нравилось, что Киллиан вызывал в Джеке ненависть к самому себе. Все шло не так.

Киллиан пару раз кивнул себе, Джек смотрел на него прямо, но внутри умирал. Печаль тысячей кораблей плыла по сердцу Джека и вылетала из дыры там.

— Думаю, теперь ты представил, — сказал Киллиан и хотел повернуться ко мне.

Я ушла с порога и прижалась спиной к стене. Киллиан ушел на кухню, не увидев меня. Он прошел к входной двери и ушел без слов.

Я заглянула, увидела, что Джек встал, а Тревор отошел от стены.

Тревор качал головой.

— Нельзя его слушаться, Джек, — отчаяние брата кипело в нем, усиливаясь. Его глаза были полны боли, он посмотрел на Тревора. Казалось, младший брат только что сказал ему, что гордится его действиями и достижениями. Джек возразил, хоть и не искренне.

— Нет выбора, — твердо сказал Джек. — Он — новый лидер.

Мои глаза расширились в ужасе. Я зажала рукой рот, стараясь не шуметь. Я прижалась спиной к стене, смотрела на потолок. Добра от тирана Киллиана во главе не будет.

Джек прошел на кухню и взглянул на меня. Он молчал. В чем дело? Наши родители умерли две недели назад, он отдал свое место лидера Киллиану, и Джек лишь взглянул на меня, хоть взгляд и был полон эмоций. Видимо, больше поддержки от брата я получить не могла.

Он ушел в свою комнату, а я стояла на пороге. Тревор вдруг понял, что я там.

— На это ты надеялась? — спросил он и подошел ко мне, оказался в паре футов от моего лица. Его отвращение закрыл юмор, как всегда было с серьезными эмоциями в его теле. Он слабо улыбнулся мне. — Теперь ты — часть команды, — он опустил ладонь мне на плечо. — Добро пожаловать в клуб, Аманда. Теперь будет только хуже, — Тревор прошел мимо меня и направился к входной двери. Он указал на голову. — Всегда носи шлем и… не кради мои спички. Воров в наследии никто не любит.

Я невольно улыбнулась, а он ушел за дверь. Тревор находил свет даже в самые печальные моменты. На миг я ему позавидовала. Но на крохотный миг.

Ноги понесли меня на чердак. Я легла на кровать, думая о произошедшем. Яркое солнце сияло в окне, но печальные мысли не покидали голову.

Скоро будут похороны родителей, слишком скоро для моего разбитого сердца. Хоть я была прежней, все будто изменилось. Вокруг меня стало холоднее. Моя жизнь не была на серебряном или золотом блюдце. Кто — то дал мне ржавую тарелку, сказали оттирать, пока она не станет чистой. Я надеялась, что увижу блеск на тарелке, когда будет нужно исполнить судьбу, но уверена не была.

Со смерти родителей горе Джека стало гневом. Сердце Джека стало камнем. Он оставил родителей и не возвращался в тот миг. Он уходил от них, от памяти о них.

Тревор был другим. Он все еще хранил надежду в своих эмоциях. Надежду преодолеть все, надежду выжить, и это помогало ему бороться. Он попрощается с моими родителями и пойдет по стопам Джека, глядя только вперед.

Порой я думала, стоило ли того желание быть в наследии. Если бы я не упрямилась, родители могли выжить. Они могли бы побыть тут еще день, увидели бы, как я вырасту, выйду замуж, но теперь я могла лишь надеяться, что они смотрели из другого места. Если подумать, было почти глупо хотеть чего — то такого далекого, но я получила это и хотела отдать. Минута с ними была бы важнее, чем жизнь в наследии. Быть в наследии — как быть невидимым героем. Так я говорила себе все эти годы. Я хотела, чтобы кто — то сказал мне об исходе моих глупых желаний, показал мне, что счастливая жизнь с родителями закончится. Это было нечестно, но так было со всем в моей жизни, в моем доме и наследии.