«Я сделаю фото и сравню его с тем, что нашла в тайной комнате, проведу свое маленькое расследование, – думала она. – Мне нужно это сделать, чтобы убедиться в том, что это просто похожие люди, а не один и тот же человек, который сидит тут целое столетие».

На улице было все спокойно, люди неспешно бродили по площади, пересекая ее вдоль и наискосок, словно шашки на игровой доске, такие же одинаковые и невозмутимые, – каждый по своей траектории, вот только поедали они друг друга не на игровом поле, а каждый у себя дома, скрывая под маской свое истинное лицо.

Таня выбрала удобную точку и, зажмурив один глаз, посмотрела в объектив фотоаппарата – ракурс не тот, слишком далеко. Она приблизилась на расстояние, с которого ее действия были хорошо видны мужику в шапке. Он смахивал на местного бомжа, который после удачной находки с довольным лицом рылся в каком-то мусоре. Таня сделала снимок и тут же пошла прочь, спрятав фотоаппарат в сумку. Ей стало ужасно неудобно за столь наглое поведение, и она поторопилась скрыться. Мужчина, увидев вспышку, довольно быстро среагировал и успел отвернуться, закрыв лицо руками. Еще несколько прохожих обратили внимание на Таню и проводили ее недоумевающими и немного осуждающими взглядами.

«Наверно, – думала она, – если бы меня так щелкнули, я бы догнала этого человека и потребовала объяснений!» Тягостное чувство стыда за свой поступок Таня ощущала еще некоторое время и, придя домой, стала заниматься растяжкой, чтобы отвлечься от неприятных мыслей.

Рассказывать об этом Виктору, когда он поинтересовался ее делами, Таня не стала, а сразу продолжила чтение дневника:

«Сегодня был весьма необычный день, он лег ярким пятном на мои серые одинаковые будни, и я постаралась скорее описать его, пока мельчайшие детали не растворились в моем сознании. Это была среда, утром в привычном режиме кипящей спешки все разбежались на работу, оставив мне слегка недожаренный омлет из двух яиц с помидором и йогурт с торчащей в нем ложкой, хоть с ложкой мне удавалось справиться и самой, я находила это излишней заботой и ставила дополнительный плюсик в копилку своей сестры. Миша в этот день был свободен и обещал вывести меня на прогулку в первой половине дня, обычно в такие нерабочие дни он приходил около десяти часов утра и уделял мне время до полудня. Я неспешно собралась и стала ждать, но его не было. Стрелка часов показывала пятнадцать минут двенадцатого, когда я начала думать, что сегодня он не придет, – видимо, у него появились дела, или он просто забыл про меня, перебрав накануне вечером лишнего. В половине двенадцатого замок входной двери отворился и послышались чьи-то шаги, направляющиеся в мою сторону. Я приподнялась с кровати и вопросительно выглянула из-за комода: молодой человек, одетый в белую рубашку, идеально отглаженные брюки, чисто выбритый и аккуратно причесанный, остановился в дверном проеме, а до моего носа донесся приятный свежий аромат мужского одеколона.

– Здравствуй! – сказал новый, для меня, Миша.

Я поздоровалась в ответ и стала подбирать слова, чтобы выразить свое восхищение!

– Ты женишься сегодня? – спросила я.

Он усмехнулся и отметил, что погода с самого утра великолепная и хорошо бы поспешить на улицу, подставив мне свою спину. Я висела на нем максимально аккуратно, стараясь не помять пиджак и не испачкать брюки вытекающей из-под бинта мазью. Миша уверенно прошагал мимо нашей привычной лавки и направился в сторону парка, согнувшись посильнее обычного, чтобы мне было удобнее сидеть, не соскальзывая с его спины. Мы остановились около пруда, в котором плавали небольшими стайками серые утки, они заныривали в воду в поисках пищи, по очереди внезапно исчезая с поверхности воды, а через некоторое время всплывали обратно и тут же отряхивали головы, издавая характерное кряканье.

Миша посадил меня на длинное широкое бревно, лежавшее вдоль берега, словно гигантский змей, и сел рядом. В этот день он впервые заговорил со мной так искренне, что у меня накатились слезы, хотя, наверно, накатились они не от этого. Обстановка навеяла на меня воспоминания из детства – крики уток и запах свежего белого хлеба, он крошился в руках, разлетаясь по сторонам в месте надлома и испуская приятный сдобный аромат, и летел большими кусками в воду. Утки налетали на него и рвали, выхватывая кусок друг у друга из клюва, не замечая, что рядом плавают такие же куски, уже облепленные стайками мелких рыбок.

Хлеба у нас не было, и мы просто сидели, наслаждаясь теплыми весенними лучами солнца.

– Я решил измениться, – начал он.

– Это правильное решение.

– Я устал быть таким, я противен окружающим и самому себе, я помню твой взгляд, когда ты увидела меня впервые в больнице, наверно, ты подумала тогда: что это за бомж пришел? Как его вообще пропустили в больницу?!

Мне стало неудобно, потому что он был прав, но я даже не подозревала, что мои мысли так легко читаются во взгляде незнакомыми мне людьми, и решила взять это на заметку, надев солнечные очки.

– А вскоре я перестал замечать эти взгляды – они стали нормой, и я привык к себе. Но сегодня утром я взглянул на себя в зеркало, и мне стало противно и тошно от вида собственной физиономии, я умывался, обдал ледяной водой лицо, пытаясь смыть его с отражения в зеркале, но, намокая, оно становилось еще ужаснее. Я понял, что так больше не могу, это просто слабость, это легкий путь, который я выбрал для себя, оправдываясь своим горем.

Он достал сигарету из пачки и, покрутив ее в руке, засунул обратно.

– Тебе тоже досталось неслабо, но ты не топишь горе в бутылке, – повернувшись ко мне, сказал он, желая продолжить, но ожидая при этом моего одобрения.

– Что произошло? – спросила я.

Он помедлил, а потом снова заговорил.

– Мы отмечали мой день рождения, я снял ресторан, хотел устроить праздник для всех, пригласил наших друзей. Моя жена была очень красива в этот день – на ней было длинное черное платье с вырезом на спине и крупные жемчужные бусы, но в этот день ее красота принадлежала не мне. Наша жизнь протекала отнюдь не так гладко, как хотелось бы, и вскоре я начал подозревать ее в любовной связи с другим мужчиной. Она хотела уйти и вот-вот было призналась мне, но я оттягивал этот момент, как мог, в надежде, что это временная страсть, которая скоро растает сама собой, и в нашей семье все наладится.

Я любил ее и не хотел отпускать, несмотря на разлад, остудивший былую любовь. Мы старались зачать ребенка, о котором она мечтала, но ничего не выходило, и вскоре секс для нас стал работой, не приносящей никаких результатов.

Я очертил круг подозреваемых, с кем она могла бы иметь отношения, и специально пригласил всех на праздник. Весь вечер я упорно ловил взгляды всех ее потенциальных возлюбленных, стреляя глазами, словно лазерным лучом, сканирующим насквозь их мысли, но ничего подозрительного не замечал ни в одном из них. Тогда я решил схитрить и сделал вид, что сильно напился и превратился в полную размазню, уснув на стуле в самый разгар праздника. Это сработало – очнувшись от псевдосна, я заметил хвост ее платья, завернувший за угол в сторону кухни ресторана, где находился небольшой банкетный зал. Спешно пересчитав гостей, я обнаружил исчезновение нескольких, часть из них стояли на крыльце и, дымя сигарами, весело рассказывали друг другу какие-то байки; в моем поле зрения не было только одного человека – моего институтского друга, мы познакомились во время учебы, и он, за неимением своего жилья, бывало, находил приют в моем доме, ел мамины блинчики по утрам и спал в моей комнате под моим одеялом. После учебы он удачно устроился и широкими шагами поднялся по карьерной лестнице. Его не было в моем черном списке, он пришел на праздник со святым желанием искреннее поздравить меня. Находясь в командировке, он специально выкроил время и утренним рейсом прилетел на день рождения, предупредив заранее, что сделает для этого все возможное, но на сто процентов не обещает.