— Носи с собой термос.

— А это идея! — воскликнул я. — Встречаемся завтра здесь. Я принесу кофе.

— За мной пирожки с капустой, — сказал Продавец. — Моя Кармен умеет печь отличные пирожки с капустой.

Следующая ночь прошла отлично. Мы с Продавцом играли в шахматы, ели свежие пирожки с капустой, пили горячий кофе. На случай дождя я взял зонтик. В перерывах мы говорили о инженере из шестого отдела, коровах, мокром после дождя луге, качестве лука порея, различных типах женщин, изображенных на флаконах духов и одеколонов.

На третью ночь к нам присоединился поэт. Он совсем не мешал. Сидел рядом на скамейке, склонившись над блокнотом, издали со своими кудрями похожий на плакучую иву, и, посвечивая себе фонариком, что-то строчил. Только когда накрапывал дождь, поэт просился под зонтик да когда не шла рифма, просил глоток кофе.

Впрочем, на следующую ночь поэт пришел со своим зонтом и собственным кофе. Кроме того, он принес с собой дыню. Огромную желтую дыню. Дыня пахла пыльной бахчей, солнцем, холодной водой арыка с мелькавшим в нем изображением молоденькой девушки с косичками. Дыня ночью — это было здорово!

Именно поэт придумал нашему своеобразному обществу название: кафе «Бессонники». Он написал это название на бумаге и прикрепил кнопкой к дереву.

Нашему кафе не хватало только музыки. Но вскоре этот недостаток устранился сам собой. На огонек, вернее на фонарик поэта, набрела парочка с гитарой. Парочка расположилась напротив нас, он тихо наигрывал на гитаре, она напевала какие-то ритмы.

Через неделю нас уже было около десяти. Прибавились рыбаки, ожидавшие ранний поезд, артист, у которого сосед-коллега всю ночь тренировался на трубе, человек-феномен, который не знал, что такое сон.

Теперь на бульваре было уютно и интересно; каждый приносил с собой поесть и попить, и в результате у нас оказалась очень разнообразная, многонациональная кухня. Поэт набивал авоську книгами и охотно давал почитать всем желающим; человек-феномен оказался сведущим в медицине, он знал понемножку почти о каждой из двадцати пяти тысяч болезней, подстерегающих человека, и у него всегда хватало слушателей. Парочка влюбленных создавала музыкальные антракты. Продавец организовал шахматный матч-турнир на первенство кафе «Бессонники»; главным призом был ящик непомятых, незеленых помидоров. Этот ящик достался мне, и целую неделю мы с семьей ели великолепные, словно со своего огорода, помидоры.

Постепенно мой сон стал налаживаться, я больше не видел злодея-инженера, руки перестали дрожать, пятки не дергались, когда врач стучал по ним молотком.

Как вдруг пришла беда. Беда появилась в самый разгар работы нашего маленького сообщества. Она приняла образ сгорбленного старичка с массивной палкой. Я как раз заканчивал очередное сражение на шахматной доске, как вдруг глянул в сторону, словно кто меня толкнул, и увидел гномика из сказки. Гномик стоял возле листка со словами:

КАФЕ «БЕССОННИКИ». ВХОД СО СВОЕЙ ЕДОЙ, ШАХМАТЫ, ТАНЦЫ, БИБЛИОТЕКА, ЛЕКЦИИ ПО МЕДИЦИНЕ И В ПОМОЩЬ РЫБОЛОВУ. А ТАКЖЕ ДРУГИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ. ОТКРЫТО КОГДА УГОДНО, ЗАКРЫТО КОГДА УГОДНО

и внимательно читал объявление через насаженные одни на другие очки.

Потом гном прошелся вдоль бульвара, вглядываясь в нас.

— Кто заведующий? — спросил он.

— Тут все заведующие, — ответил я. — Не спится, папаша? Чайку хотите?

— Значит, нет заведующего, — констатировал старичок. — А где прейскурант?

— У нас нет прейскуранта. — Пока я не чувствовал опасности. — Да вы присаживайтесь, папаша.

— И часов работы нет, и выходных нет?

— А зачем?

— Непорядок. И ночью работаете?

— В том-то все и дело. Тут бессонники собрались, папаша, то есть страдающие бессонницей. Ночных кафе у нас нет, вот мы и собираемся здесь. Поговорить, попить кофейку, скоротать часок-другой…

— Ночью надо спать, — сказал старичок назидательно.

— А если не спится?

— Все равно сидеть дома.

— Но почему?..

— Потому что так положено. Может быть, вы и голых танцовщиц захотите?

— Не нужно нам голых танцовщиц! — запротестовал я.

— Знаем мы вас… бессонники. В общем, я вас закрываю! — старик стукнул палкой, словно поставил печать.

— Но на каком основании?..

— На том, что мне эта затея не нравится.

— Но кто вы такой?

Мы окружили старика, заговорили все разом:

— Мы не шумим!

— Не пьем алкоголя!

— Не играем в азартные игры.

— Не бьем посуду!

Старичок опять ударил палкой.

— Все равно. Я общественник ЖЭКа, и мне это не нравится.

— Пошли к начальнику ЖЭКа! — закричали мы. — Это абсурд, мы никому не мешаем!

— Ишь, какие хитрые, — гномик прищурился. — Никуда я с вами не пойду. Надо больно мне с вами возиться, тратить время и нервы.

— Но как же вы тогда нас закроете? — удивился я.

— Да очень просто. Напишу анонимку. И меня таскать не будут, и вам всем крышка. Анонимка сильнее любого документа.

Гном еще раз стукнул палкой, шагнул в кусты и исчез, словно провалился сквозь землю.

…Когда на следующую ночь я пришел на бульвар, он был перекрыт длинными слегами, на которых с двух сторон висело объявление:

КАФЕ «БЕССОННИКИ» ЗАКРЫТО НА РЕМОНТ.

Скамейки убраны, вокруг ни души. Я побрел домой и пролежал до утра на диване, читая остродефицитную книгу «Первобытная мифология и философия». Под утро я забылся, и, воспользовавшись этим, инженер Виталий Иванович вонзил ржавое лезвие в мою грудь.

…Утром я зашел к Виталию Ивановичу и сказал:

— Слушай, я хочу познакомиться с твоей семьей.

— Зачем? — удивился инженер.

— Затем, что хоть не зря буду страдать, — ответил я.

Изобрел я одну штуку. Не велосипед, конечно, но тоже вещь приличная. Понес начальству на утверждение.

— Хорошая штука, — говорит начальство, — только сбоку надо приделать пропеллер.

— Зачем пропеллер? — удивился я.

— Чтобы летала.

— Но она рождена ползать.

— Надо будет — так полетит, — говорит начальство и хмурится. Недовольно, значит.

— Нет, — твердо заявил я. — Пропеллер делать не буду.

— Ну как знаешь, — говорит начальство. — Дело хозяйское.

Вроде бы даже так доброжелательно сказало.

А я через неделю должен вместе с семьей в дом отдыха на Черноморское побережье лететь. Все уже было на мази. Прихожу в. местком за путевкой, а мне и говорят:

— Вот вам две путевки: на жену и сына, а ваша — облизнулась.

— На каком это таком основании она облизнулась? — удивился я.

— Передали другому товарищу с наибольшей производительностью.

Вот как, значит, повернулся пропеллер. Другой бы скандалить стал, жалобы строчить начал, а я плюнул на все и решил отдыхать дома, в четырех стенах. Жена, как узнала, — в слезы. Пропадешь ты, говорит, истощишься, и через месяц тебя местком в казенный гроб положит. И потом, кто тебе посуду мыть будет?

Сын тоже смотрит на меня как на потенциального покойника. Но я настоял на своем.

Уехала моя семья с охами и причитаниями, а я первым делом из чулана раскладушку вытащил и на балкон поставил. Давно мне это хотелось сделать, да жена категорически возражала. «Блажь у тебя это, — говорит, — какой это дурак на балконе на раскладушке лежит?»

Установил я раскладушку на самом солнцепеке, намазался «Кремом для загара», приготовил «Современный французский детектив», затем принес из холодильника бутылку «Рислинга» и приступил к отдыху в четырех стенах. Красотища! Никто на ноги не наступает, не сыплет в глаза песок, не просит присмотреть за его вещами.

Когда идешь в ванну принять душ (кстати, никакой очереди!), не боишься, что кто-нибудь унесет раскладушку. Единственный недостаток — нельзя кинуться в волну, но где это сказано, что для полного отдыха необходимо кидаться в мутную, кишащую головами, мячами, спасательными кругами, спичечными коробками волну?

В общем, до обеда я дотянул вполне нормально. Встал с раскладушки не издерганным, не психованным, а отдохнувшим, бодрым, даже слегка поумневшим (детектив обостряет ум).