Б. С.».

Я размножил бюллетень в трех экземплярах и расклеил по комнате.

Затем Ваду пришла удачная мысль наложить в штаны книг: защита на случай, если отец воспользуется самым примитивным видом пыток — стеганием ремнем, хотя на это надежды было мало. Уж наверно он придумает что-нибудь похлеще.

Больше делать было нечего. Время тянулось страшно медленно. Наконец на дорожке показались родители. В руках Диктатора была большая хозяйственная сумка.

— Крапива, — догадался Вад.

Я покачал головой. За крапивой не надо было так долго ходить — она росла под забором.

— Что-нибудь похуже…

Но что — мы так и не могли придумать. На всякий случай Вад подложил в штаны еще книг.

Первый информационный бюллетень был повешен так, что бросался в глаза сразу же. Отец прочел его очень внимательно.

Потом бюллетень прочла мать. Тем временем отец направился к другому бюллетеню, но, увидев, что это одно и то же, читать не стал. Затем он поставил сумку на стол и приказал Ваду:

— Иди сюда.

Итак, первому предстояло Ваду… Мой гордый брат бесстрашно двинулся навстречу неизвестности, шурша книгами.

— Возьми там, в сумке.

Вад заколебался.

— Бери, бери, — сказал отец почти ласковым голосом.

Я бы не полез в сумку. Пусть лучше изобьет до полусмерти, чем лезть в сумку, где неизвестно что. Может, там какая-нибудь гадость вроде змеи или капкана. Но у моего брата была железная воля. Он закусил губу и рывком сунул руку в сумку. Я закрыл глаза, ожидая услышать вопль, но вопля не последовало. Когда я открыл глаза, Вад держал в руке резинового зайца и тупо смотрел на него.

— Нажми.

Уж сейчас-то наверняка что-то произойдет.

— Не нажимай! — крикнул я.

Но Вад уже нажал. Раздался писк. И больше ничего. Вад нажал еще раз. Опять писк. Мой младший брат нажал третий раз и осторожно поставил зайца на стол. Затем он исподлобья посмотрел на Диктатора. Все это было очень странно. Странно и непонятно.

— Этот заяц твой.

Мне показалось, что я ослышался. Ваду, наверно, показалось то же самое, потому что он уставился на отца еще тупее, чем на зайца. Еще никогда я не видел у моего гордого брата такого тупого вида.

— Можешь взять.

Вад осторожно взял зайца. Потом подумал и сказал:

— Спасибо.

Положение было какое-то идиотское. Еще никогда в жизни я не был в таком положении. Моя голова лихорадочно работала, но совершенно вхолостую.

— А теперь снимай штаны.

Я облегченно вздохнул, услышав эти слова. Значит, обычная порка. Да, но зачем было дарить зайца?

Между тем Вад с готовностью снял штаны. Видно, обычная порка, без всяких там фокусов, его вполне устраивала. Посыпались книги.

— Это что такое? — изумился отец.

Мать погладила Вада по голове.

— Бедненький…

— Ну, бей скорей, долго я буду так стоять? — довольно грубо спросил мой гордый брат.

Мать села на кровать и заплакала. Час от часу не легче. Отец не стал бить Вада. Он достал из сумки новые штаны. Штаны были великолепные. Из коричневого вельвета.

— Надевай! — скомандовал отец.

Мой брат недоверчиво надел их.

Затем отец вытащил яркую, в клеточку, рубашку, новенькие, хрустящие, пахнущие кожей ботинки, и через пять минут оборванец исчез, а вместо него стоял одетый с иголочки манекен. Мать даже зачем-то прикрепила к груди Вада голубой бант.

Затем наступила моя очередь. Мне отец вручил ремесленную форму. Был даже ремень с большущей пряжкой. Я лишь несколько человек видел в городе в такой форме, и то она у них была потрепанной.

Родители принялись вертеть нас во все стороны. Мы послушно вертелись. Мать ахала и охала.

— Какие вы у меня красавчики! — восхищалась она.

— Ну, а теперь давайте поиграем, — предложил отец. — Я буду серым волком, а ты, Вадик, козленком… Садись мне на спину.

Если бы нам вчера сказали, что Вад сядет верхом на Диктатора и он будет возить его по комнате, мы бы в лучшем случае рассмеялись.

Когда серый волк основательно взмок, он дал нам по кулечку конфет и сказал:

— А теперь до вечера идите куда хотите.

Мы постояли немного, а потом вышли на улицу.

— Чевойт он? Подлизывается, что ли? — спросил Вад. — На кой мне этот костюм? Меня не купишь.

Однако чувствовалось, что мой брат доволен. Правда, он тут же сорвал бант и бросил его в крапиву.

— Пошли сходим к бухгалтеру, — предложил я. — Вот удивится.

Мы отправились в банк. По дороге у окна парикмахерской мы остановились, потому что изнутри на нас таращили глаза два расфуфыренных типа. Вад показал им язык. Один из типов ответил тем же. Я погрозил ему кулаком. Другой погрозил мне. Мы презрительно отвернулись, та парочка тоже. Оказывается, это мы отражались в зеркале.

Мы пошли дальше. Прохожие пялились на нас. Особенно девчонки. Они даже шли задом наперед, лишь бы подольше видеть нас. Одна так засмотрелась, что наткнулась на столб.

Мы пошли быстрее, но лишь еще больше привлекли к себе внимание.

— Гляди, артисты приехали! — сказала одна тетка другой, показывая на нас.

Хорошо, что Вад догадался сорвать бант.

Когда мы вошли в тесную комнату бухгалтерии банка, все даже перестали работать. Семен Абрамович поспешно встал и вывел нас в коридор.

— Здравствуйте, Семен Абрамович, — сказал я.

— Здравствуйте.

Мы помолчали. Бухгалтер достал расческу и расчесался.

— Это… он вам купил?

— Ага…

Семен Абрамович пощупал мою ремесленную форму.

— Шевиот. Жарко небось?

— Нет, ничего.

— Тебе бы белый китель надо. Я когда ездил в область, видел. Очень красивый.

Семен Абрамович еще расчесался, обдул расческу я спрятал ее в карман.

— Как живете? Я слышал, он бьет вас?

— Да так, иногда…

— Чего врешь? — сказал Вад. — Не иногда. У меня видите, какие уши стали длинные? И «Робинзона Крузо» он разорвал. Говорит, мы с него берем пример.

— Ай-ай-ай! — покачал головой бухгалтер. — Робинзона жалко. А как… мать?..

— С матерью они заодно.

— Мать вы не обижайте… она у вас хорошая…

— Да мы ничего… С матерью жить можно…

Из дверей высунулась женская конопатая физиономия:

— Семен Абрамович, вас к телефону.

— Сейчас… Вы заходите, ребята…

Мы поплелись на улицу.

— Если бы он пришел чуть позже… — сказал Вад. — Представляешь, какой бы у нас был отец!

— Теперь что толку… Пошли на минное поле.

Если бы перед безотцовщиной предстал скелет фрица, увешанный с ног до головы пистолетами и фонариками «Даймон», то она, наверно, удивилась меньше.

— Привет! — сказал я, но ответа не получил. — Картошка есть?

— Есть… — выдавил Малыш, не отрывая глаз от клетчатой рубашки Вада.

Мы подошли к костру и взяли по картошине. Вокруг валялись кости, зола, и пришлось есть стоя. Безотцовщина глядела на нас во все глаза, словно мы действительно были артисты.

— Садитесь, — предложил Рыжий.

— Мы постоим…

— Костюмчики боитесь испачкать? — усмехнулся он.

— Ты угадал.

— Гдей-то вы слямзили? — спросил Дылда.

— Мы не слямзили.

— Это им отец купил, — догадался Малыш.

— Да?

— Да…

— С чего это он?

— Так положено, — опять сказал за нас Малыш. — Отец всегда все покупает.

Дылда подул в огонь.

— Суп будете?

— Нет, мы уже наелись.

— Мы хлеб с колбасой дома ели, — зачем-то соврал Вад. — И конфеты есть.

Мы протянули безотцовщине кулечки со слипшимися конфетами. Каждый осторожно взял по шарику и осторожно положил в рот.

— Сладкая, — удивился Дылда.

— А внутри варенье! — разгрыз Малыш. — Здорово!

— Дерьмо! — Рыжий выплюнул конфету в огонь.

— Еще хотите? — спросил я.

Дылда задумался.

— Угостите девочек, — сказал Рыжий. — Может, дадут послюнявить щечку.

— Пойдемте на горох, — предложил я.

— Костюмчики запачкаете, — опять съязвил Рыжий. До чего же злой парень.

— Ну, тогда мы пошли вдвоем…