Опомнился я лишь, когда командир миномётного взвода доложил мне, что на позициях осталось только тридцать осколочно-фугасных мин.

– Стой! – Заполошно закричал я командиру взвода, хотя он стоял рядом со мной, – Семёнов, дивизионам – Стой!

Командир дивизиона находился недалеко от меня и по радиостанции руководил салютом дивизионов.

– Самара, Полтава – Стой! – Продублировал команду офицер.

– Константин Иванович, пусть доложат о расходе снарядов.

Доклад был удручающий: были израсходованы практически все осветительные снаряды. Я с досады плюнул на землю и дал себе зарок впредь так не заводиться.

Банкет закончился в кунге командира полка, куда Никитин пригласил заместителей и меня.

* * *

Утро началось с поисков бушлата, кепки, которые я нашёл в офицерской столовой, а немецкую каску принёс Семёнов. Не испортило мне настроение и сообщение о том, что в первом дивизионе во время чистки оружия замкомвзвод не отстегнул от автомата магазин и произвёл случайный выстрел, ранив себя в бок.

Я сидел в палатке ЦБУ, когда пришли для установки взаимодействия офицеры ВВ. Обсудив ряд вопросов, они задали осторожный вопрос: – Товарищ подполковник, а что у вас тут вчера произошло? Что за стрельба была?

А узнав, что мы так отмечали день части они пришли в восторг: – Товарищ подполковник, так классно и красиво было. Красота, ничего подобного не видели. Правда, сгорело три дома чеченцев в результате салюта, но так духам и надо.

Только я успел сделать запись о сгоревших трёх домах чеченцев во время салюта, как за командиром полка прилетел вертолёт и он улетел в группировку к командующему. Гончаров вчера туманно намекнул, что отдых у нашего полка кончается и через несколько дней мы пойдём вперёд и на новое место. Через два часа Никитин вернулся и пригласил меня к себе в кунг на пиво, где рассказал, что командующий остался доволен проведённым «Днём части» и тем в какой тёплой обстановке он прошёл. Командир через каждые пять минут доставал наградной пистолет и любовался им. Я его понимал, считая награждение наградным пистолетом или боевым оружием одной из высших наград для военного. А когда я сходил и принёс из своего запаса подплечную кобуру и подарил её от артиллеристов командиру – радости у него не было предела.

– Товарищ полковник, – вкрадчиво начал я, когда командир закончил возиться с подгонкой кобуры, – не люблю закладывать, но вынужден доложить, что вчера вопреки вашему приказу, одна единица оружия на командном пункте не салютовала в честь дня полка.

Командир насупился и с подозрением посмотрел на меня: – Борис Геннадьевич, я не понимаю о чём вы докладываете и на что намекаете.

– Товарищ полковник, не намекаю, а докладываю – вы вчера приказали салютовать из всех видов оружия, – продолжал гнуть свою линию, – так вот из одной единицы вооружения не было произведено ни одного выстрела.

Никитин гневно засопел, а Тимохин и начальник связи, которые вместе с нами пили пиво, с удивлением смотрели на меня.

– Борис Геннадьевич, я не понимаю к чему вы ведёте, но это гниловато попахивает. Но если так пошло… Хорошо, докладывайте.

Я не спеша отхлебнул добрую порцию холодного пива: – Товарищ полковник, единственно из чего не салютовали, так это с вашего наградного пистолета.

Командир пару секунд с недоумением смотрел на меня, а потом когда до него дошло разразился хохотом: – Точно. Так за чем дело стоит?

Никитин выхватил наградной пистолет из кобуры, передёрнул затвор и махом выпустил всю обойму в потолок. Не успел он опустить руку с пистолетом, как резко распахнулась дверь и в салон заскочили телохранители командира – дагестанцы Тимур и Нурик. Но увидев, что в салоне всё в порядке и наши смеющиеся лица солдаты замялись на пороге, а через несколько секунд вышли обратно на улицу. Холодного пива было выпито столько, что через пять минут после начала совещания я уже с трудом сидел на табуретке и каждые двадцать секунд перекидывал ногу на ногу, сжимал ягодицы, незаметно жал руками в промежности, пытаясь хоть немного облегчить давление на мочевой пузырь. Казалось, ещё немного и меня бурно прорвёт, после чего здесь всё будет затоплено, но слава богу, что совещание продолжалось недолго и я не опозорился.

В двадцать часов мы прежней компанией сидели в салоне у особиста Вадима, который пригласил нас на свой день рождения. Командир от нашего имени подарил ему нож разведчика, чему тот был несказанно рад, а коньяк, налитый щедрой рукой в мою кружку, упал на старые и добрые дрожжи и через час я спал крепким сном в своей постели.

Утром, на удивление, чувствовал себя хорошо, как будто и не пил накануне. Быстро позавтракали и в половине седьмого моё ПРП встало за КШМкой командира. Как всегда тянули резину разведчики. Все машины, которые шли с нами в 752 полк, уже стояли в колонне. У своего салона маячил командир полка, решая последние вопросы, а разведчики ползали как сонные мухи в своём расположение, как будто не они сегодня будут по Сунженскому хребту уходить в сторону Грозного. Подошёл Никитин и, возмущённый копошеньем разведчиков, рявкнул на начальника разведки Шадуру, тот наорался на Ефименко и в разведроте всё закрутилось. Через десять минут несколько БМП разведчиков влились в общую колонну, а оставшиеся отделение солдат роты в уныние начала собирать брошенное имущество в одно место, провожая нас завистливыми взглядами.

Быстро добрались до первого батальона, по асфальту доехали до Нагорного, но несмотря на то что в деревне, в бывшем кафе, уже стояло подразделение ВВ, обогнули деревню по высотам и через десять километров подъехали к населённому пункту Керлы-Юрт. Разбитые и сгоревшие дома селения, безлюдность улиц, просматриваемых насквозь и пара верблюдов вдали, щипавших сухую траву. Воронки двухсот пятидесяти килограммовых бомб у дороги и остатки разбитых машин – такая картина открылась нашим взорам. Здесь с боями прошёл 245 полк, а через несколько километров показались и его позиции перед населённым пунктом Радужное, которое уже контролировалось боевиками. На перекрёстке нас ждал командир 245 полка полковник Ткач с офицерами штаба: быстро ввёл нас в обстановку и через полчаса мы уже подымались по асфальтовой дороге на Сунженский хребет, где занимал оборону 752 полк. Чуть ниже вершины хребта мелькнули позиции нашего артиллерийского полка и быстро исчезли за новым поворотом дороги, а ещё через пару поворотов мы вышли на вершину и теперь могли наблюдать местность в обе стороны от хребта.

Колонна остановилась и мы сгрудились около командира, получая задачу. Разведрота в полном составе уходила по хребту на семь километров за боевые порядки 752 полка и должна была занять высоту 434.4, закрепиться и ждать подхода на следующий день основных сил полка. Вместе с ними уходили мои корректировщики майор Чистяков, капитан Гутник, мл.с-нт Попов и с-нт Ахмеров.

– Борис Геннадьевич, пошли со мной и установим взаимодействие с артиллерией 752 полка, – Никитин повернулся и направился к видневшемуся недалеко КНП полка. Разведчики засуетились, готовясь к рывку на высоту, туда же потянулись и мои корректировщики, а ПРП двинулось следом за мной к командно-наблюдательному пункту и остановилось сзади него. Сержант Палло с Евдокимовым сразу же протянули мне связь с Чистяковым в одну из ячеек окопа, в которой я разместился. Убедившись в надёжности связи и познакомившись с начальником артиллерии 752 полка, доложил командиру о готовности. Командир в свою очередь переговорил по связи с командиром разведывательной роты и дал команду о начале движения. Хотя я и решил сразу же вопрос открытия огня артиллерией 752 полка в случаи столкновения развед. роты с боевиками, через несколько минут ко мне подошёл начальник артиллерии полка, молодой майор, и виновато отведя глаза в сторону произнёс.

– Слушай, подполковник, хоть я с тобой и согласовал вопрос открытия огня, тебе ещё надо договориться об этом с командиром нашего полка. Только с его личного разрешения могу открыть огонь.