– Семёнов, – заорал я, – ты что творишь? Какая «привязка» на прямой наводке? Я тебе цели указал, а ты уже десять минут не можешь открыть огонь… Вон уже третья миномётная открыла огонь. Немедленно открыть огонь, товарищ подполковник.
Не дожидаясь ответа и оправданий, спрыгнул с КШМки и скорым шагом отправился к ПРП, где мои разведчики уже развернули приборы. Горло саднило от неистового ора, от которого чуть было не сорвал голос. Третья миномётная батарея азартно вела беглый огонь и мины ложились хорошо и кучно по дороге и по зелёнке вдоль дороги, вздымая серые от придорожной пыли шары разрывов. На поле ярко горели скирды соломы, а над перекрёстком подымался чёрный дым от горевшей будки чеченцев. Вдали показались танки с десантом на борту, и пока подходил к ПРП, они выскочили впереди первой батареи, поворачивая из стороны в стороны стволы пушек, хищно выискивая цели. Послышался первый выстрел, другой – вторая и третья батареи наконец-то открыли огонь.
А первой батарее уже нельзя было стрелять, иначе можно случайно поразить наш танк, или покалечить кого-нибудь из десанта.
– Лисин, не стреляй, я послал своих разведчиков к танкам, сейчас они отойдут, тогда и открывай огонь.
Танки начали пятиться и стали вровень с самоходками, теперь открыла огонь и первая батарея, но огонь трёх моих батарей, к великому сожалению, вёлся вяло и неэффективно. Не было распределения целей между взводами, все били в одну кучу. Командиры батарей и взводов долго и бестолково ставили задачи по поражению целей. Танки же наоборот, активно и сразу открыли огонь. Они действовали по принципу, увидел цель – уничтожил её, предполагаешь, что там противник – пару снарядов туда. Короче молодцы. Наконец-то общими усилиями перекрёсток и всё кругом его было разбито вертолётами, артиллерией и танками вдребезги. Появилось несколько БМП первого батальона, которые сгоряча выскочили вперёд на двести метров, спешив десант. Над ними низко пролетали снаряды и пехота вынуждена была залечь, хотя и пыталась стрелять из пулемётов по перекрёстку, но было далеко и они перестали. Лежали и не пытались вернуться обратно, так как боялись попасть под свои снаряды.
Постепенно вечерело и я с разрешения командира полка начал прекращать ведения огня, что явилось не совсем простым делом. Если первый дивизион прекратил огонь сразу и стал становиться на закрытую огневую позицию рядом со вторым дивизионом, то третья миномётная батарея продолжала стрелять, вбухивая одну мину за другой в перекрёсток, который и так ярко пылал, густо выбрасывая в небо чёрный дым. Только после личного моего вмешательства миномётчики прекратили огонь. Я вернулся на огневую позицию первого дивизиона, где определил порядок ночного освещения впереди лежащей местности, мероприятия по самообороне огневых позиций, решил и другие вопросы, в том числе и по восстановлению связи. Резко высказал ряд нелицеприятных слов в адрес командования дивизиона, после чего направился во второй дивизион. Семёнов, на удивление молча и спокойно выслушал все замечания и когда я пошёл с огневых позиций догнал меня.
– Товарищ подполковник, разрешите доложить. – Такое смиренно-покаянное обращение одновременно удивило и насторожило.
– Что случилось Константин Иванович?
– Товарищ подполковник, вы ещё не знаете, но командиру полка я уже доложил. У меня потери – погибли два солдата, и машина начальника штаба не подлежит восстановлению.
– Не понял, товарищ подполковник, – ещё больше удивился я. – Давайте, докладывайте.
– Во время совершения марша, при пересечение моста через канал, у населённого пункта Советское, механик-водитель КШМ начальника штаба не справился с управлением машины и она свалилась в канал. Командир отделения младший сержант Касаткин при падении, ударившись головой о броню, погиб мгновенно. Все остальные упали в воду и выплыли, в том числе и механик-водитель. Машина упала кверху гусеницами, а внутри остался радиотелефонист рядовой Логинов. Там образовалась воздушная подушка, куда и попал Логинов. Сразу же стали предпринимать все меры, чтобы вытащить машину из воды, ныряли к ней, цепляли троса и слышали, как изнутри стучал Логинов, но на берегу и в колонне не было достаточно мощных тягачей, чтобы мигом вытащить КШМ из воды. Пытались цеплять цугом сразу несколько самоходок, но терпели неудачу за неудачей. Через час с замыканием колонны прибыл мощный тягач, который и вытащил машину, но было поздно. Логинов уже задохнулся. Он там сумел раздеться догола и вытащили его из машины в одних трусах. Сами понимаете, машина, тем более КШМ, после воды к дальнейшему использованию не подлежит. Вот так, товарищ подполковник.
Мы молчали. Говорить или обсуждать, искать виновного не имело смысла. Это боком выходил дефицит боевой подготовки, в том числе и по вождению.
– Ладно, Константин Иванович, иди занимайся дивизионом, а я пошёл к Чикину.
На огневой позиции второго дивизиона подразделения готовились к ночной работе. Подошёл командир дивизиона, доложил о проделанной работе, и мы пошли по позициям батарей. Довёл до Чикина ошибки, допущенные первым дивизионом при ведении огня прямой наводкой, попросил их учесть и довести до командиров подразделений. Конечно, рассказал и о случившимся в первом дивизионе, на что Чикин промычал что-то невразумительное.
– Товарищ подполковник, вы наверно ещё не в курсе и по моему дивизиону? – Через минуту молчания тихо спросил Чикин.
– Ну, Александр Владимирович – рассказывайте, о чём я и тут не в курсе. – Сердце ёкнуло в предчувствие и здесь что-то произошло.
– Я, товарищ подполковник, назначил командира второго взвода лейтенанта Умярова старшим машины с боеприпасами. Когда начался марш, Умяров из любопытства начал разбирать гранатомёт «Муха», произошёл незапланированный выстрел из гранатомёта прямо в кабине. Умярову оторвало левую ногу, а водителя, рядового Тимофеева тяжело ранило. Их сразу же эвакуировали в Прохладненский госпиталь, но автомобиль Урал, конечно, восстановлению не подлежит. Самое печальное, всё это произошло прямо в городе. И счастье, что боеприпасы в кузове автомобиля не сдетонировали и не взорвались, то-то дел бы натворили…
– Мда…, товарищ Чикин – обрадовали. Когда марш начался, я ещё тогда подумал, что к концу марша полк, с такой подготовкой, обязательно понесёт потери, но даже и подумать не мог, что эти потери принесём мы – артиллеристы. Ладно… Что случилось – уже не исправить. Занимайтесь здесь, а я пошёл….
Стремительно темнело, кругом царил хаос. БМП первого батальона, который наконец-то появился весь, хаотически носились как сумасшедшие в разных направлениях и я боялся, как бы счёт наших потерь из-за этого не увеличился. Да и самому не хотелось попасть под гусеницы. Из-за машин роты связи, которые стояли колонной вдоль дороги, вывернулся командир противотанковой батареи капитан Плеханов и с горестным воплем ринулся ко мне: – Товарищ подполковник…., товарищ подполковник…., разрешите доложить. Я не виноват…. Это всё из-за БМП первого батальона. Носятся, как угорелые, ни на что не обращая внимание. Я собрал свою батарею и вёл её вдоль колонны, а тут навстречу БМП первого батальона – прёт прямо в лоб…. Чтобы не столкнуться с ней пришлось принять вправо, а в это время из-за машин выскочил прапорщик роты связи и я его растёр между бортами, правда, не насмерть, но необходима госпитализация. Медики подозревают, что раздавлена грудная клетка.
Мне только сокрушённо пришлось покрутить головой: – Езжай Плеханов, занимайся батареей. Я видел, как носились БМП первого батальона. Всё понимаю, но не переживай, вины тут твоей нет.
Через 10 минут нашёл командира полка, доложил о мероприятиях по артиллерии и о происшедшем в ПТБ.
– Да я уже об этом знаю, Борис Геннадьевич. Но меня сейчас другое беспокоит. Гончаров приказал сразу же после прямой наводки атаковать опорный пункт боевиков и выходить в район сосредоточения – под Горагорский, а я не стал этого делать. Решил собрать после марша весь полк на этом поле и атаковать завтра, с утра. Как ты на это смотришь?
