========== Часть 10 ==========

Пару минут я стою с барахлящим сердцем в коридоре, потом, взяв себя в руки, медленно пробираюсь через зал к своему месту. Паха уже тискает какую-то девчонку в слишком короткой юбке. Та визжит, отбивается для вида, хохочет в полный голос и позволяет Мальцеву щупать её, где тому захочется. Пашка отвлекается от этого увлекательнейшего занятия, чтобы спросить меня:

— Ты что, отливать домой ездил? Ты что так долго?

Я почти падаю на своё место, осторожно трогая свои, ещё помнящие прикосновения Илая губы, вспоминаю жар его тела, как он изгибался в моих руках, как он стонал под чужим ртом, и волна острого возбуждения накрывает меня так мощно, что кажется, стоит мне лишь притронуться к себе, как я кончу.

— Что с тобой? — уже обеспокоенно спрашивает Мальцев и с удивлением смотрит на мои припухшие губы. — Ты что, трахался там, что ли?

Я молчу. Да, Пашка, я трахался, я так трахался, как не трахался никогда в жизни. Меня так грамотно поимели в мозг сейчас, и мне так хорошо, что слишком больно.

Фролов тоже вернулся к этому времени на своё место, он снова сидит там, смотрит на меня и снова пьёт, пьёт, пьёт. Потом хватает того парня с розовыми волосами, который был тогда на съёмках, Витеньку, кажется, и присасывается к его рту. Терзает его так долго, будто насилует, затем отрывается, вытирает губы ладонью и снова смотрит на меня то ли с тоской, то ли с отчаянием, то ли с ненавистью. С Илаем никогда не разберёшь, что именно сейчас написано на его лице.

Пашка, забыв про свою девицу, придвигается ближе ко мне:

— Говори же, с кем ты трахался?

— Ни с кем я не трахался, — отмахиваюсь я, не сводя глаз с Фролова. Пашка, проследив за моим взглядом, присвистывает:

— Егор, ты что, с ним сейчас был?

— Не говори ерунды, — быстро говорю я, но Пашку уже не остановить:

— А чего он на тебя так пялится, как кот на канарейку в клетке?

— Понятия не имею, — отрезаю я. — Короче, я домой. Ты как?

— Я ещё побуду, пожалуй, — довольно скалится Пашка, снова поворачиваясь к заскучавшей уже первокурснице. — А ты знаешь, в чём секрет самого главного обряда посвящения в студенты?

Я фыркаю, Мальцев, блядь, просто гуру пикапа, тут же отправляю запрос на такси и выхожу на свежий воздух.

Образ Фролова не собирается покидать мою голову, я думаю о нём двадцать четыре часа, я думаю о нём даже во сне, потому что этот сукин кот снится мне теперь постоянно, мне снится всё то с ним в главной роли, что показывают только в порно, мне снится, что всё это делаю с ним я, а он стонет подо мной и просит ещё.

Это какое-то наваждение, это морок, это навязчивое состояние, и почему это должно было приключиться именно со мной, за что мне такое наказание, у меня сотни вопросов на эту тему, но на них нет ни одного ответа.

Я даю себе снова и снова обещание, я клянусь себе, что это так просто — поставить Илая в зону игнора, я даже пытаюсь внушить себе отвращение к нему — это всего лишь какой-то педик, который больше похож на смазливую и шалавистую дешёвку, но разум тут же опровергает мои слова — и насчёт просто смазливой, и насчёт шалавистой.

Всё более-менее хорошо, пока я не вижу его, мне почти удаётся справиться с этим безумным влечением к нему, я уговариваю себя, что это блажь, каприз, прихоть. Я твержу себе по сотне раз на дню и в десять раз больше ночью, что я нормальный, что испытывать интерес к парню — это противоестественно и аномально.

Но стоит мне увидеть ненавистного Фролова во всём его великолепии, как все доводы разума тут же испаряются без следа, а в голове только одно — каким послушным было его тело в моих объятиях, какими горячими были его лимонные губы, каким настойчивым был его язык в моём рту.

Всё, больше ничего нет, только это, и эти мысли утягивают меня в такую пучину тёмных и тяжёлых эмоций, что я теряюсь во всём этом, и выхода из этого лабиринта нет, потому что создан он лишь для смертников, которые по глупости заглянули в запретное, не понимая, что любопытство ведёт к падению.

Что в голове у Ильи, понять нет никакой возможности: он всё так же редко появляется на занятиях, а когда появляется, то почти не смотрит в мою сторону, а если и смотрит, то будто мимоходом, с таким же равнодушием, как и на всех остальных. Даже своими обычными подколами он больше не достаёт меня, а мне так тошно, что хочется спровоцировать его, чтобы получить хоть какое-то подобие внимания.

Пара недель пролетает как в тумане. Как ни странно, наш ролик не принёс того невъебенного скандала, которого так боялся я. Народ, после прошлогоднего хайпа, устроенного Илаем в честь Михея, ждал продолжения в таком же духе, поэтому просто ролик с поцелуем на две секунды, хоть и вызвал бурные обсуждения во время показа, но страсти утихли так же быстро, как и загорелись.

Как правильно рассудили ребята нашей группы во время обсуждения той идеи — это всего лишь кино, ну, и прокатил по факту этот видосик, как просто кино, не больше и не меньше. Тем более, нас с Фроловым вместе не видели, общих дел у нас тоже не было. Я тусил со своими друзьями, он со своей свитой — путей пересечения у нас не было, да и быть не могло.

Только где-то внутри, где-то очень глубоко внутри меня копилось глухое томление, так просившееся наружу, и не имевшее возможности найти выход, что я еле сдерживался, чтобы в очередной раз, когда Илья со скучающим видом проходил мимо, не схватить его за руку и не развернуть к себе, чтобы увидеть хоть какую-то эмоцию, обращённую на меня.

Я не знаю, что мне с этим делать, я так запутался во всём этом дерьме, что ещё немного — и мне понадобится психолог, невролог, психиатр, а может, все они вместе коллегиально.

Чёртов Фролов, сука Фролов, как же я тебя ненавижу, но как же я тебя хочу. До дрожи в коленях, до сведённых в судороге пальцев, до сердечной аритмии, до звона в ушах и искр перед глазами.

Нафига, нафига было это всё начинать? Поиграть захотелось? Поиграл, круто тебе сейчас, наверное. Только мне почему-то нихрена не круто сейчас.

Я не могу заниматься, я не могу готовиться к зачётам, я не могу думать ни о чём. Несколько часов, проведённых в библиотеке, проходят почти впустую, и я, наконец, плюнув, собираю свои записи, забрасываю их в рюкзак и иду к выходу из универа. В это время коридоры уже пусты, никто из нормальных людей так поздно не задерживается в альма-матер, у всех находятся дела поважнее.

Я на ходу достаю телефон, надо же, как поздно, набираю сообщение Мальцеву, чтобы узнать, где он, и чуть ли не спотыкаюсь о чьи-то вытянутые почти на весь проход ноги.

Поднимаю глаза от телефона с намерением сказать всё, что я думаю о людях, которые думают, что они одни во вселенной, но слова застревают в моём горле. На откидном кресле прямо передо мной сидит Фролов, откинувшись головой на стену, и смотрит на меня с выражением потерявшейся собаки. Вид у этой собаки до жути странный, непонятно, то ли она хочет, чтобы её приласкали, то ли броситься на тебя и разорвать на куски.

Я стою и молча смотрю на него, он вздыхает, поднимается с места, становится напротив меня и неожиданно предлагает:

— Пройдёмся?

Мы выходим из здания и идём в ближайший сквер.

— В какую игру ты со мной играешь? — начинаю я.

— С чего ты решил, что я во что-то играю? — устало спрашивает Илай.

— А как это ещё называется? Все эти твои подставы, провокации, подколы. Всё ещё мстишь мне? Ну, ты можешь быть доволен, твоя месть вполне удалась. Я больше думать ни о чём не могу, только о тебе. Я хочу…

— Что ты хочешь? — Илай вдруг резко останавливается и со злостью смотрит мне в глаза. — Что ты хочешь? Трахать меня тайком ото всех, чтобы никто не знал? А на людях нос от меня воротить? Этого ты хочешь?

Я с удивлением смотрю на него, не понимая его такой бурной реакции на мои слова. А он продолжает:

— А с чего ты взял, что будет так, как ты себе там всё нафантазировал? С чего ты взял, что я тебе хоть что-то позволю? Как я вас ненавижу, грёбаных натуралов! Думаешь, что нарисовал там себе в своей дебильной голове красивую сказочку про тайны мадридского двора, и только за то, что ты такой охуенный и весь такой мачо, перед тобой хоть кто нагнётся и счастлив от этого будет?