— Поехали, — вздыхает Самойленко и тут же с воодушевлением и блеском надежды в глазах сообщает. — Может, я там свою судьбу встречу.

— Ну, а как же, конечно, встретишь, — смеётся Иван.

Рядом с плещущим энергией Самойленко просто невозможно надолго оставаться в унынии и печали.

До места ехать недолго — днём и без помех движению дорога занимает не более получаса. Приходится долго разбираться в хитросплетениях запутанных коридоров чужого университета. Самойленко страдальчески закатывает глаза и жалуется:

— Ваня, блин, вот заче-е-ем я с тобой поехал, мы тут заблудимся к херам, и нас даже не найдут, потому что это не вуз, а какой-то лабиринт Минотавра. Ты точно уверен, что нас на лекторий пригласили? Может, у них тут жертвоприношения.

— Надо было со всеми ехать, — отмахивается от друга Иван. — Но нет же, тебе же надо время, чтобы красиво повязать шарфик вокруг своей нежной шейки.

— Вот только шарфик не трогай, — обижается Самойленко. — Красиво повязанный шарфик сразу говорит, что хозяин шарфика понимает в стиле и вообще няшка.

— Мальчики, — окликает их женский голос. — Вы на лекторий?

Ребята оборачиваются, за их спинами стоит невысокая девушка и выжидающе смотрит на них. Иван мельком отмечает длинную и толстую косу, перекинутую через плечо.

— На лекторий, — улыбается он, а девушка так же серьёзно и чуть укоризненно говорит:

— Лекция уже началась, а вы перепутали этаж. Пойдёмте, я вас провожу.

— Попробуй тут не перепутать этаж, — бурчит Самойленко. — Как вы сами тут разбираетесь? Что за сумасшедший проектировал этот недопиздец?

— А вы из ГОСа?

— А мы из ГОСа, — снова улыбается Иван.

— А, ну понятно. ГОС постоянно нос задирает — первый вуз города, тоже мне, — фыркает девушка и показывает на закрытую дверь. — Пришли.

Большой зал оказывается полным народа — тут и студенты, и преподаватели, и просто знатоки и любители психологии.

За кафедрой уже вовсю вещает седобородый профессор, всем своим видом показывая, как хорошо он разбирается в той области, которую представляет.

Друзья находят себе места на последнем ряду, и Иван пытается вникнуть в суть лекции. Самойленко же с интересом оглядывается вокруг, рассматривая всех, кто находится в поле его зрения.

— Смотри, — шепчет он, толкая Ивана локтем в бок. — Парень на соседнем ряду — похож на того, с кем ты на прошлых выходных уехал.

Сердце Волошина рвано дёргается, и он переводит взгляд по направлению, указанному Генкой.

Но неожиданная радость сменяется тут же глухим разочарованием:

— Что ты несёшь, — шипит он Генке. — В каком месте он похож?

— Похож, — упирается Самойленко. — Типаж тот же. У меня фотографическая память.

Иван снова вглядывается в профиль сидящего невдалеке парня.

Ну да, что-то, возможно, и есть. Русые волосы, вроде высокий, но память услужливо показывает ему фрагменты безбашенного отрыва того безудержного веселья, и это так не вяжется сейчас с тем, кто сидит почти напротив них.

Строгий костюм, зачёсанные назад волосы… и очки в тонкой оправе, которые парень время от времени поправляет указательным пальцем.

— Не он.

— Похож, — упрямится Генка. — Подойди и спроси, если ты не в состоянии запомнить, с кем трахался. Вот я своих всех помню, — гордо подытоживает он.

— Замолчите вы, — шикают на них соседи. — Не слышно ничего.

Иван уже не пытается разобраться, о чём там бубнит этот именитый профессор, который, по-любому, говорит ну очень умные вещи. Он смотрит, не отрываясь, на похожего на его звезду парня. А тот тоже не очень интересуется лекцией — к ушам тянутся проводки наушников, глаза прикрыты, а губы шевелятся в такт тому, что звучит сейчас в его телефоне.

Похож?

Не похож…

Не похож?

Похож…

Да что б…

Да, Самойленко прав, подойти и выяснить — единственно верное решение в данной ситуации.

Главное, не выпустить его из виду в сутолоке, когда все ринутся к выходу.

У парня, который, по мнению Самойленко, похож на звезду танцпола, сейчас откровенно тоскующий вид, по его лицу время от времени пробегает тень скучающего пренебрежения, когда он открывает глаза и смотрит вперёд.

Лекция, наконец, заканчивается — парень не спешит покидать своё место, что очень радует Волошина — ни одного шанса нет, чтобы не потерять его в той толпе, что устремилась сейчас к выходу из большой аудитории.

Зал постепенно пустеет, и вот они остаются вдвоём — даже вездесущего Генку смыло потоком студенческой массы в университетские коридоры.

Иван встаёт со своего места. Останавливается напротив, так и не сдвинувшегося и даже не переменившего позу парня. Тот сидит на стуле, положив ногу на ногу, с закрытыми глазами и сжатыми в одну линию губами.

Иван внимательно рассматривает черты чужого лица, постепенно убеждаясь в правоте своего друга.

Да.

Очень похож.

«Посмотри на меня», — мысленно просит он, и парень, словно услышав его просьбу, медленно поднимает веки — на Волошина смотрят такие знакомые серо-голубые глаза.

Он.

Без сомнения.

На сто процентов.

Ощущение радости нарастает внутри, заставляя сердце биться быстрее.

— Привет, — говорит Иван. Ничего более умного в голову не приходит, а разговор начать надо.

Парень недоумённо смотрит на Волошина, по его лицу пробегает гримаса неудовольствия. Кажется, что только один вид стоящего возле него человека причиняет ему дискомфорт. Он дёргает за проводки наушников и, кривя губы, спрашивает с усталым безразличием:

— Что?

Иван судорожно пытается подобрать фразу, чтобы продолжить разговор, но парень опережает его:

— Ты кто?

— Ты не помнишь меня? — чего-чего, а такого вопроса Волошин не ожидал.

Нет, он, конечно, не сошёл с обложки модного журнала, и дома у него нет склада разбитых сердец, но обычно те, кто был с ним, помнили подробности знакомства.

Парень слабо хмыкает:

— А что, должен помнить?

— Мы с тобой… — начинает Иван, но парень тут же перебивает и таким же тихим голосом сообщает:

— Неинтересно, — встаёт со своего места и направляется к выходу.

— Подожди, — Иван идёт следом.

Как же так, вместо того, чтобы чувствовать облегчение от того, что теперь известно хотя бы, где учится таинственный незнакомец, он кроме пустоты внутри не ощущает ничего.

Слишком дорогая игрушка, а у него совсем нет денег.

Вот что он сейчас чувствует.

— Мы можем хотя бы поговорить?

— Не можем.

— Почему? — Иван сам поражается своей настойчивости.