— Ва-а-а-ня-я, — доносится до него страдальческий и подвывающий голос Самойленко. — Ты почто меня оставил на произвол судьбы?

— Удивительно, что ты вообще заметил моё отсутствие, — улыбается Иван.

В этом весь Самойленко — натусовавшись от души, подсняв одного-двух-трёх партнёров, как получится, под утро Генка вдруг вспоминал про нерушимые узы дружбы, названивал Ивану и требовал, чтобы его немедленно, вот в эту самую секунду, доставили домой, потому что порядочные принцессы утром должны быть дома и сладко спать в своих пуховых перинках.

— Ва-ня-я, немедленно забери меня отсюда. Тут все пьяные, — капризным голосом выводит Генка и добавляет для веса, — и воняет.

Волошин смеётся:

— Это, конечно, аргумент. Где ты, Золушка? Откуда тебя забрать?

Самойленко диктует адрес и отключается.

Иван вздыхает и трогается с места. Волшебная ночь — одна такая на миллион, а звёзды слишком горячи — слишком раскалённое счастье, больно держать — жалко отпустить.

— У-у-у, какой ты-ы-ы, — тянет взлохмаченный и помятый Самойленко, плюхаясь на переднее сиденье и испытующе вглядываясь в лицо друга. — Не спал всю ночь, да? Трахался, да? С ним, да?

Волошин морщится, не очень хочется сейчас это обсуждать, и пытается перевести разговор на другую тему:

— Ты на себя посмотри, — и кивает на Генкину шею, разукрашенную пятнами засосов. — Кто на этот раз? Ты хоть их знаешь?

— Неа, — крутит головой Самойленко, — но нас свели знакомые люди, так что всё олрайдно было.

Тут Генка плотоядно улыбается и облизывает припухшие губы.

Волошин скептически хмыкает и смотрит на дорогу:

— Ты похотливое животное, Самойленко.

— А то ж, — довольно подтверждает тот и расслабленно откидывается на спинку кресла.

«Твои глаза такие чистые, как небо,

Назад нельзя»…

Генка тихо напевает, прикрыв веки, а Волошина прошивает от кончиков пальцев на ногах до самой макушки электрической дрожью:

— Перестань, — просит он друга, и Самойленко удивлённо открывает глаза:

— Ты чего? — спрашивает он, хмурится и вспоминает. — Так что там у тебя было ночью?

Иван пожимает плечами и молчит, но Генка не отстаёт.

— Зачётный парень, — мечтательно потягивается и подытоживает. — Я бы и сам с таким пошёл. Но только что бы мы с ним делали, раз он выбрал тебя. Был бы в активе — выбрал бы меня.

— Как ты себя любишь и ценишь, — несмотря на поганое настроение, Иван смеётся.

— Я опираюсь на высказывания компетентных и авторитетных людей, — заявляет Генка. — И если люди говорят, что я всех красивей и белее, то так оно и есть. Это только ты не видишь, какой я бесподобный и замечательный.

— Упасите меня от такого соблазна, — уже в открытую хохочет Волошин.

С Самойленко невозможно оставаться в состоянии фрустрации, потому что чушь, что несёт друг, изысканна в своём эгоцентризме.

— И как он? — испытующе спрашивает Генка.

— Лучше всех, — сухо отвечает Иван и поджимает губы.

Самойленко скептически щурится:

— Что-то по твоему виду этого не скажешь. Рассказывай.

— Потрахались и разбежались, что ещё рассказывать, — отмахивается Иван от назойливых расспросов.

— А, ну как всегда, — успокаивается Генка и снова закрывает глаза.

«Потрахались и разбежались»…

Как же.

Почему с этим парнем в обычный, казалось бы, физиологический акт вдруг посмела вмешаться душа?

Как одна короткая встреча смогла так сильно зацепить? Волошин надеется, что это просто откат… тупо откат… потому что не хочет он мучиться и искать в себе причины такого поведения партнёра. Что это он сделал что-то не так, сказал где-то невпопад, отпугнул того, с кем все звёзды мира не выдерживают сравнения — жалкие стекляшки на грязной мостовой.

Вот она, особенность красивых людей — их хочется присвоить, стать единственным обладателем, хочется единолично любоваться ими, гордиться, что это только твоё.

Верх эгоизма.

Волошин морщится.

Это пройдёт.

Просто откат.

Много эмоций.

Сильно.

Ярко.

Остро.

Бывает.

Пройдёт.

Отпустит.

И противореча самому себе, упрямо шепчет:

— Я найду тебя.

========== Часть 3 ==========

Найду тебя…

Найди того, не знаю кого.

Найди там, не знаю где.

Как найти парня, когда основная примета заключена в одной-единственной фразе — «невъебенно красив».

Да любой в лицо расхохочется на такие приметы.

Тем более, что в их среде каждый первый считает, что подходит под такие рамки.

А ведь даже имя не спросил.

Тут Иван усмехается, а действительно, как часто он интересовался личными данными случайных партнёров? Да никогда. Как и те, с кем заставала его ночь — им тоже было неинтересно.

На первом месте — физика, приправленная химией.

А наутро дымка химии рассеивалась, а на одной физике далеко не уедешь.

С этим парнем было всё по-другому.

Наутро именно налёт физики рассеялся, а химия осталась. Но пока Иван соображал, как быть в такой непривычной ситуации — чудное видение исчезло, оставив после себя налёт недосказанности.

Иван снова едет с Генкой в тот клуб в надежде увидеть человека посреди танцпола, который танцует только для себя. Но его нет. Бармен в ответ на вопросы лишь пожимает плечами — мало ли кто тут хорош, и танцует, как Бог.

— Что-то ты хмурый последние дни, — замечает недовольно Самойленко, переписывая на подоконнике очередной недописанный им конспект. — Как хомяк перед расстрелом. Устал, или это от недотраха?

Волошин морщится:

— Тебя послушать, так все проблемы от недотраха.

Самойленко смеётся:

— А как же. Вот посмотри на меня. Я всегда бодр, свеж и дьявольски красив. А почему? А потому что хороший трах утром, днём и вечером содержит в себе витамины, минералы и даже ионы серебра.

— Я учту, — фыркает Иван и смотрит на время. — В Политех едем или забьём?

— А зачем нам в Политех? — Генка трёт лоб в попытке вспомнить, а что он снова не зафиксировал в своей голове.

— Вот вроде ты со мной на всех парах, а такое впечатление, что ты куда-то выходишь. Всю неделю нам жужжали, чтобы мы посетили лекторий по прикладной психологии — будет читать какой-то титулованный перец.

— Вот ещё — в Политех ехать, почему нельзя было в нашем вузе это устроить? — Недовольно бурчит Генка.

— Не будь сычом, — Волошин обнимает друга за плечи. — Поехали.