— У нас был секс.

Иван снова смеётся:

— Секс? Всего лишь? Как банально.

— Не-е-ет, ты не понимаешь. Это был не просто секс, это был секс с большой буквы. Всю ночь. Понимаешь? Всю ночь… я в таком экстазе никогда не был. Он меня… — Генка зажмуривается от нахлынувших воспоминаний и судорожно вздыхает, — он меня… на атомы разобрал и снова собрал. Это не объяснить. Я когда кончил, думал сдохну от кайфа.

— Кончил? — недоверчиво смотрит на друга Иван. — В единственном числе?

— Да, — кивает Генка. — Один раз, уже к утру. Я готов был миллион раз, но он останавливался и с самого начала… я уже не соображал, где я и что со мной делают. Это было…

— Феерично? — подсказывает Иван.

— Феерично, — вздыхает Самойленко.

— И что теперь?

— Знаешь, — нерешительно начинает Генка, — я всё-таки, наверное, к нему перееду.

— Ради божественного траха? — смеётся Волошин.

— И ради него тоже, — соглашается Самойленко. — Но не это главное, хотя, это тоже главное, короче не суть. Он… я такого больше не встречу, потому что таких больше нет.

— Как же гламурные тусовки без тебя? — улыбается Иван — представить Генку вне клубов невозможно.

— Ну, когда-нибудь всё равно пришлось бы уйти на покой, так почему не сейчас? — резонно спрашивает и тут же присоединяется к хохоту Волошина, который сквозь смех еле выдавливает:

— Мудрые слова восьмидесятилетней проститутки.

Отсмеявшись, Волошин всё же серьёзно спрашивает:

— Ты реально думаешь, что сможешь вот так поменять свою жизнь? Реально сможешь жить в доме из настоящих деревьев?

— Я не знаю. Но я очень хочу попробовать, — так же серьёзно отвечает Генка. — Да и вообще, я сам себя обмануть пытался, когда говорил, что жить надо здесь и сейчас — отработанный день не достоин воспоминаний, а любви нет. Так проще жить, но не правильнее. Когда тебе делают больно один раз, а потом второй, и ещё третий, ты начинаешь понимать, что не стоит испытывать иллюзий по поводу людей. Ты не помнишь, а, может, я тебе и не рассказывал, что давно, нам было, наверное, лет по шестнадцать, я влюбился в своего первого, а для него это был просто случайный трах неважно с кем. Он моего имени даже не вспомнил. И это был не один такой случай. И я решил, а зачем на что-то надеяться, надо опережать тех, кто может тебя бросить, надо делать это самому. Глеб повёл себя нетипично, он не стал пытаться мне присунуть сразу же, как познакомился. И потом не стал. Не стал даже тогда, когда я сам просил. Он выбился из шаблона. Он видит не только это, — Генка окидывает себя взглядом, — я нужен ему с тем, что у меня внутри, со всеми своими страхами и сомнениями.

— Вот видишь, — задумчиво говорит Иван. — Ты сейчас так правильно сказал то, о чём и я только что говорил тебе. Ян нужен мне не только ради его внешности, он нужен мне со всеми его тараканами. Ян тоже нуждается в своём Бэтмене, и, может быть, я смогу стать таким для него. Мне кажется, что вы с ним очень похожи, только ты сильнее, ты более живуч, более приспособлен. А он один не может со всем этим справиться.

— У меня всегда был ты, — Генка опускает голову вниз, прикрывая веками внезапно заблестевшие глаза. — Без твоей поддержки я бы не справился.

— У тебя был я, а кто был у него? Мы этого не знаем.

— Ты прав, — Самойленко сжимает подрагивающие губы. — Если ты думаешь, что можешь помочь ему — попытайся сделать это.

Попытайся сделать это.

И Иван пытается.

Каждый день.

В одно и то же время он едет к нему.

Ян по-прежнему не разговаривает с ним, но и не уходит — сидит рядом, закрыв глаза или глядя прямо перед собой. А Иван рассказывает ему о своей жизни, о любимых фильмах, музыке, просто о том, как провёл день. Говорит о своих чувствах, о том, что с момента первой встречи думает о нём каждое мгновение. Признаёт свою вину в том, что ввёл в заблуждение Артёма, не сказав тому правды. Пытается достучаться до того Яна, который тогда в клубе выбил почву у него из-под ног.

Ян молчит, иногда хмурится, едва заметно дёргая уголками рта. Он похож на потерянного или брошенного ребёнка — такое непомерное горе в его глазах, а как утешать детей, когда им плохо?

И Иван в один из дней покупает связку разноцветных воздушных шаров.

Глаза Яна удивлённо расширяются, когда Иван идёт к нему, уже привычно сидящему в это время на скамье в больничном дворике.

— Держи, — Иван протягивает Яну скрученные в одну ленточки, удерживающие шары. — Красиво, правда?

Тот вдруг неуверенно улыбается, тянет уголки губ вверх так медленно, будто разучился это делать и протягивает руку. Кивает, задирает голову и смотрит на воздушную радугу над своей головой.

Иван садится рядом, тоже откидывает голову на спинку скамьи:

— Помню, классе во втором, — начинает он, — я сильно заболел, лежал в больнице с высокой температурой — жизнь была серая и унылая, как и небо за окном. Погода стояла дождливая, было сыро, казалось, никогда больше не случится никакой радости. И тут прямо за окном, напротив него, откуда-то снизу поднялись разноцветные шары, ну вот такие же, как эти, и застыли прямо перед моими глазами. И сразу же мрачный осенний день засверкал яркими красками, словно солнце пробилось сквозь тучи. Как выяснилось потом, это мой класс с нашим классным руководителем пришли навестить меня. Их не пустили, и они решили вот так напомнить мне, что я не один. Понимаешь? Ты не один. Я всегда буду рядом, я буду рядом столько, сколько ты позволишь мне. Ты слышишь меня?

Ян сглатывает комок в горле, поворачивает к Ивану лицо, смотрит на него, моргает — по одной щеке медленно скатывается вниз, оставляя мокрую дорожку, слеза.

— Слышу, — отвечает он.

— Спасибо, что услышал меня, — Иван стирает пальцем слезу с его щеки. — Хочешь, ты сейчас загадаешь желание, и мы отпустим эти шары в небо. Ты же знаешь, что желания исполняются, если их отправить вместе с воздушными шарами?

Ян снова улыбается.

— Это сказки, — тихо произносит он.

— Никакие это не сказки, — очень серьёзно говорит Волошин. — Эта самая настоящая правда. Проверим?

Ян кивает, снова поднимает голову и смотрит на шары.

— Я тоже загадаю, ты не против? Я очень хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, я хочу, чтобы ты улыбался каждый день, я хочу быть с тобой рядом, потому что я очень люблю тебя, я хочу сделать тебя счастливым.

— Пусть шары унесут в небо твоё желание, — говорит Ян. — Мне нравится.

— Отпускай?

И Ян разжимает ладонь. Разноцветные шары взмывают в небо, взлетают высоко к облакам, пока не становятся яркой точкой, которая постепенно бледнеет и, наконец, исчезает.

Волошин берёт руку Яна в свою и целует в центр ладони: