Правда, один раз, не в силах удержаться в нейтралитете, он ехидно бросает:

— Что, уже бросили? Ай-яй, какая душераздирающая трагедия. А ты думал, что особенный, и ради тебя Баженов корону снимет? Ахах, ну подожди-подожди… — гордо вскинув голову, Артём удаляется, и даже спина его выражает крайнюю степень высокомерия.

Занятый своим внутренним миром, Волошин не замечает, что за всю неделю он почти не видится с Самойленко. Тот мелькает изредка где-то на периферии, но не названивает поминутно и не требует к себе внимания.

И когда ожидание Яна становится невыносимым — день идёт за днём, а ничего не меняется, Волошин отмечает это странное в последнее время поведение своего друга.

— Ген, привет, — удивительно, но Генка всегда звонил первым, Иван и не помнит, когда приходилось самому набирать номер Самойленко.

— Приве-е-ет, — голос Генки звучит слегка смущенно.

— Ты где? Может, посидим где-нибудь?

— Ой, а я не в самом городе, но к вечеру буду.

— Не в городе? — этого ещё не хватало, кто знает, куда могло занести ветреного Генку в поисках приключений.

— Я в Марково.

— Где-е? — беспокойство нарастает. — Тебя забрать?

— Не надо меня забирать, — Генкин голос снижается до шёпота. — Я у Бэтмена. Потом всё расскажу. Пока.

Пока?

Иван тупо смотрит на погасший экран телефона.

А как же: «Забе-е-е-ри-и-и меня отсюдова поскорее?»

Марково — посёлок, почти сразу за городом, что Генка забыл там? Непонятно. А то, что друг с тем самым Бэтменом, делает историю ещё более запутанной. Это тот Генка, кто сбегает от своих незадачливых любовников ещё до восхода солнца? Это тот самый Генка, кто брезгливо морщится от фразы — «второе свидание», когда ему первого-то не надо?

Этот тот самый Генка — «я по жизни мотылёк»?

Сейчас Волошин вспоминает, что всю неделю Самойленко исчезал самым таинственным образом, именно поэтому и не доставал его. Как бы то ни было, история не станет понятнее, пока сам Генка не вернётся домой.

Что ты там делаешь, Генка?

Каким ветром тебя занесло?

Да, Самойленко сейчас именно то, что позволит избавиться от мучающих мыслей, о невозможности тут и немедленно решить возникшую проблему.

— Я сейчас подъеду, — кричит в трубку Генка около восьми часов вечера, пытаясь пробиться сквозь гул и шум, окружающий его где-то.

Подъеду?

Иван спускается вниз, чтобы встретить друга.

Да, это стоило видеть.

Во двор въезжает чёрный, мощный в своей стальной красе, байк, на котором за не менее мощной спиной, затянутой в чёрную кожаную куртку, восседает гордый и счастливый Самойленко.

Так вот ты какой, Бэтмен… рядом с ним миниатюрный Генка кажется былиночкой рядом с дубом. Самойленко легко спрыгивает с сиденья на асфальт, что-то говорит каменному всаднику, тот кивает и с ревом выезжает в сторону дороги под неодобрительными взглядами вездесущих пенсионерок.

Самойленко, улыбаясь во весь рот, подходит к Ивану:

— Ну что скажешь? Бэтмен же?

— Ты у него был?

Генка кивает:

— Ну да, у него в Марково свой дом. Прикинь? Целый дом, такой настоящий, из деревьев. И он там живёт. И хочет, чтобы и я там с ним жил.

Слов на это заявление у Ивана не находится, остаётся только смотреть на друга, который и сам произносит свой монолог с каким-то растерянным выражением на лице.

— Хочешь жить в доме из деревьев? — уточняет на всякий случай Иван, а Самойленко дёргает плечом:

— Если так пойдёт дальше, скоро ты увидишь меня с подойником в руках и званием первой доярки района.

И хоть тон у Генки достаточно полон скепсиса, отвращения к тому, что он говорит, в голосе не слышно.

— А вообще, — продолжает он. — Это первый человек, кто не тащит меня с разбегу в койку во всех позах сразу. Даже несмотря на мои бурные уговоры.

— Вы что, ещё не… — вот такое точно могло случиться хоть с кем, только не с Самойленко.

— В том-то и дело, что нет, — кусая губы, признаётся Генка. — Он говорит, что должен быть уверен, что я точно хочу этого. Я ему говорю, что очень хочу, а он, сука, жмётся, — тут Генка вздыхает и говорит, понизив голос, цитируя чужие слова: «Я не хочу, чтобы ты потом пожалел об этом».

— И как ты умудрился такой раритет откопать, — смеётся Иван, а Генка вздыхает:

— Он говорит, что давно ко мне присматривался, но подойти стеснялся.

— И дождался, пока ты сам на нём не повис?

— Как знал, что я неровно дышу к супергероям, — Генка тоже фыркает. — А ещё знаешь что?

— Что?

— На выходных я еду к нему, и я совсем не грущу, что пропущу знатную тусу в клубе.

_____________________________________________

* «Пришёл, увидел, победил» — латинское изречение

========== Часть 14 ==========

— А как продвигается дело с любовью всей твоей жизни? — Генка сидит прямо на кухонном столе, болтая ногами. — Куда оно движется?

— Да никуда оно уже не движется. Я его поймать не могу, — досадливо отвечает Иван, в который раз мысленно отрывая Артёму голову.

— Но ведь ты знаешь его фамилию, — резонно рассуждает Генка. — Знаешь, где он учится — остальное узнать нетрудно.

— Я не знаю ни факультета, ни группы, ни курса, — начинает Иван, но Генка тут же перебивает:

— Ай, какой ты скучный. Ты, Ванька, совсем к жизни неприспособленный. Тебя вообще без присмотра нельзя оставить — сразу косячишь.

— Это я-то косячу? — от возмущения Иван давится воздухом. — Вообще-то, мои косяки напрямую связаны с твоей благотворительностью. Кто мне Артёма подсуропил?

— Вот так всегда, — фальшиво вздыхает Самойленко. — Делаешь людям добро, а они тебя за это камнями и голышом по площади. Кто же знал, что душка-Артёмчик окажется такой сукой. Такой няш-мяш на первый взгляд. Ладно, буду искупать свои поспешные действия.

— В смысле?

— Смотри и учись, — Генка тянется к телефону и тычет в список контактов. — Та-а-ак, что мы тут имеем? Вот — то, что надо. Замри — на сцене мастер.

Он растягивает губы в совершенно неискренней улыбке и с придыханием чуть ли не стонет в трубку:

— Димочка, ангел ты мой сизокрылый, — томно вздыхает и продолжает. — Да-а-а, это я… конечно, соскучился. Ночами не сплю, всё по тебе тоскую, вспоминая нашу волшебную ночь. Встретимся, встретимся, сладкий. Добудешь мне одну инфу, и сразу встретимся.

По ту сторону что-то говорят, Самойленко кривится, но голос его по-прежнему полон неги: