Хотя ситуация была не столь плачевной, как он предполагал, кажется, их помощь действительно была необходима – хотя бы дежурить, пока Мидори-сан отдыхает. Томоэ не пришлось прикладывать много усилий, чтобы убедить упрямую женщину взять одеяла и устроиться в углу поспать. Мидори-сан была уже на пределе сил.
Теперь Кеншин растирал немного травы тысячелистника для чая. На пакете было написано, что он помогает уменьшить жар. Томоэ протирала лоб младшего сына влажной тканью, его состояние все еще вызывало тревогу. Кеншин подал чашку с чаем ей и помог приподнять мальчика, чтобы тот смог все выпить. Лежавший рядом старший сын спал урывками, но для него, кажется, худшее было позади.
Аими-чан с любопытством наблюдала за ними. Она же услужливо сообщила им, что мальчиков звали Ичиро и Нобуро. Как было принято, старшего сына назвали Ичиро, что дословно означало «первый сын». Кеншин покачал головой, слегка усмехаясь, и повернулся, чтоб проверить, как чувствует себя отец, Кичиро-сан. Жар у него был уже не так высок, но начал развиваться довольно тревожный кашель.
Что-то должно быть для лечения… Кеншин нахмурился и вернулся к аптечке. Не выразить словами, как он был благодарен, что недуги были так распространены, что стали обычными. Несмотря на стойкий, повисший в воздухе запах болезни – запах старого пота – он знал, как с этим справляться.
Аими-чан следила за каждым его движением, глаза ее смотрели бесхитростно, пока она засыпала его вопросами. Он ощущал себя несколько странно. Почему она приклеилась к нему? Когда уже она бросится к Томоэ за утешением? Ну, она же так делала… когда боялась. Но теперь, когда ее отец и братья получили помощь, и ситуация была взята под контроль, больше ничего не сдерживало естественное любопытство Аими-чан.
Так или иначе, он не знал почему, Кеншин обнаружил, что отвечает на ее вопросы, причем самые бессмысленные. Да, он японец. Да, волосы у него красные. Да, они всегда были красные. Он не знает, почему. Да, его глаза и кожа выглядят бледными и да, он знает, что выглядит странным. Да, он маленький… и да, он достаточно большой, чтобы считаться взрослым и да, он женат на красивой леди Томоэ.
Это было раздражающе.
Но маленькая Аими-чан просто ребенок и многого не знает. Похоже, что он не может сердиться на нее. К тому же, присутствие Томоэ рядом с ним и знание, что она хочет и принимает его как мужа, успокаивало, и грубое приставание маленькой девочки не имело никакого значения. Раньше, да, он начал бы защищаться. Он бы просто рассвирепел… но теперь какое имело значение, что думают о нем люди? Да, он был странным, но Томоэ он все равно нравился.
Так что Кеншин терпеливо отвечал на все ее вопросы, пока ее любопытство не иссякло… и девочка сделала паузу, глядя на него большими, простодушными глазами.
– Кеншин-сан, вы странный, но красивый.
Кеншин поднял брови от удивления. Девочка захихикала.
– Вы никогда не злитесь, независимо от того, что я спрашиваю, и вы объясняете все так, что я могу понять, – объяснила она с энтузиазмом, обнимая его. – Вы мне очень нравитесь, Кеншин-сан!
Ее тесными объятиями он был полностью ошеломлен, совершенно не зная, как реагировать. За его спиной раздался легкий звук, похожий на кашель. Смех? Кеншин взглянул на Томоэ, с выражением обманутости на лице. Аими-чан сорвалась в неконтролируемое хихиканье, отпуская его, чтобы схватиться за собственный живот.
– Какое выражение… на лице, – прохрипела она между смешками.
Ки Томоэ потеплела, как и ее глаза. Кеншин фыркнул и посмотрел в сторону, пытаясь справиться со смущением. Будь проклята его бледная кожа. Она выдает всем его смущение, независимо от того, что он делает. Однако, несмотря на то, насколько неловко он почувствовал себя, слышать их смех было неплохо. Может, это даже хорошо? Похоже, это никого не задевает.
Потирая покрасневшее лицо, он фыркнул и вернулся к своему делу. Улыбка тронула и его губы.
Они провели остаток дня и вечер в уходе за больными. Когда настала ночь, Мидори-сан очнулась от своего тревожного сна. Она поставила чайник на огонь, прежде чем грубовато заметить:
– Вы двое, так и быть, можете остаться на ночь. Уже слишком поздно, чтобы идти домой.
Немногое Кеншин мог противопоставить этому утверждению. Хотя он сам вполне дошел бы в одиночку, для Томоэ это было трудно. Кроме того, они оба были обеспокоены состоянием младшего сына – кризис еще не миновал.
Так что Мидори показала им угол, в котором они могли устроиться, и дала несколько одеял. Томоэ любезно приняла ее предложение. Казалось, она устала по-настоящему. Но когда они постелили одеяла, используя пару в качестве футона, она озабоченно посмотрела на него, склонив голову в сторону Мидори-сан, которая устроилась возле очага, присматривая за своей семьей… и Кеншин понял, что могут возникнуть проблемы.
Да, он чувствовал себя достаточно усталым. Но здесь было далеко от комфортной безопасности их дома. Безобидная, во всяком случае, он так полагал, Мидори-сан и ее семья сейчас делили одно пространство. Но не было никакой возможности сейчас отказаться от предложения остаться, не так ли? А что, если младшему мальчику ночью станет хуже? Что если Мидори-сан понадобится помощь?
Кеншин напрягся – ловушка социальных обязательств и ситуация начали давить на него. Заставив себя оставаться спокойным, он накинул одеяло на себя и прислонился спиной к стене. Томоэ устроилась рядом с ним, достаточно близко, чтобы дотянуться, но не касаясь его… и не блокируя пути отхода.
Он заметил и это, и внутри все сжалось от стыда. Она научилась жить с его проблемами. И хотя он был благодарен ей за ее принятие, за то спокойствие, с которым она принимала все это… ничего из этого не было нормальным. Он не был нормальным.
Но дела обстояли именно так.
Мидори-сан успешно пыталась игнорировать их, но время от времени он чувствовал брошенные ею тайком взгляды.
Это заставляло его жалеть о том, что меч не прислонен сейчас к его плечу, и ему не за что держаться. Невозможное желание, конечно. Для этих людей он был продавцом лекарств, а не мечником. Однако он чувствовал, что ему не хватает чего-то важного. Усталость давила на его веки, заставляя закрывать глаза, но ки вокруг него, треск огня, шелест одежды, когда Мидори-сан меняла положение, провоцировало внутри него рост беспокойства, зуд, который он не мог прогнать.
Он знал, что ему нужно поспать. Этого от него и ожидали. Этого ожидали от каждого нормального человека после трудового дня. Но как он мог спать, когда он ощущал такое беспокойство?
Страх, что он не сможет заснуть, назревал внутри него, готовый вспыхнуть огнем, когда Томоэ выпростала руку из-под одеяла и схватила его за руку… переплетая свои пальцы с его пальцами. В ее глазах плескалось беспокойство. Затем она начала медленно гладить тыльную сторону его ладони большим пальцем. Пустое движение, но почему-то оно действовало успокаивающе. Кеншин глубоко вздохнул, пытаясь игнорировать шумы и мерцание других ки в доме. Они же простые фермеры, не угроза. Они его соседи, и они обязаны ему и Томоэ долгом благодарности.
Томоэ дышала ровно. Она закрыла глаза, и лицо ее было спокойным, но она продолжала гладить его руку нежно и настойчиво. В приглушенном свете она выглядела такой красивой, что у него в груди заболело.
Моя жена, моя красивая, замечательная жена… всегда рядом со мной.
Боги, он любил ее так сильно, что было больно.
Ее палец продолжал гладить его кожу. Кеншин закрыл глаза и попытался сосредоточиться на этом ощущении, на ее знакомой теплой ки, ее ровном дыхании. Она была рядом с ним. Нет никакой угрозы. И он устал. Звуки ее дыхания, тепло рядом с ним, безопасность ее ки… достаточно, чтобы чувствовать себя как дома.
Моя жена.
Заснуть было почти легко.
На следующее утро Кеншин проснулся раздраженным и смущенным. Вокруг него было много присутствий ки, звон посуды и бормотание… Где я? Кеншин моргнул, протирая заспанные глаза. Дом был похож, но явно не их. Паника вспыхнула внутри, пока он не почувствовал знакомое присутствие ки Томоэ.
