Рядом с большим количеством людей, смотревшим за ним, он совсем не был одинок, и, возможно, именно поэтому не хотел думать о той ночи в лесу, когда камень заговорил с ним. Сказать по правде, мальчик был почти совершенно уверен, что увидел все это во сне. Он знал, что камни не разговаривают, и никто не живет в камнях, даже в особом резном камне.
Но что если его друг был реальным… успешно он переехал в новый дом или нет? Мальчик был не уверен, какого варианта он больше боялся.
Нет, не думай об этом.
Если его друг реален и с ним, он заговорит тогда, когда будет готов. В конце концов, переезд в новый дом всегда занимает некоторое время.
И мальчик уставал. Целый день проводить на ногах было непривычно. Путешествие с караваном приносило массу новых впечатлений. Но, как ни странно, мальчик не мог найти причин заботиться об этом или рассматривать это как норму. Он слишком уставал, чтобы думать. Все, что он мог делать, это идти, есть и спать.
И он просто слишком уставал от беспокойства. А беспокойства было много: что такое быть в собственности, как ведро или чайник. На самом деле, хотя поначалу он был напуган… это оказалось не так уж и плохо. Даже в какой-то степени лучше, чем со старой Ине-сама. Его хотя бы замечали, и в основном, в хорошем смысле. Просто нужно было делать, как скажут, как то: иди сюда, следуй за той девушкой, ешь это. Простые вещи. Так мальчик понял, что это не так страшно.
Может, все складывалось к лучшему.
Проходящие дни были наполнены бесконечными дорогами, холмами, лесами, горами до горизонта, и вся забота была – переставлять ноги, глядя на пыльную или грязную землю. Наедине со своими мыслями. Он обнаружил, что действительно не хотел разговаривать с остальными купленными людьми, потому что разговоры привели бы к знакомству и беспокойству о других. Мальчик не хотел привязываться к тем, кого скоро потеряет.
Даже несмотря на то, что он был еще мал и многого не понимал, он осознавал, что страшный человек Хидео покупал людей не для себя. Он покупал их для того, чтобы продать снова, как бродячий торговец, который приходил в их село каждое лето.
Караван шел от деревни к деревне весь осенний сезон. Это было тяжело. Они шли от рассвета до заката каждый день, не слишком часто останавливаясь на отдых. Даже в деревнях не задерживались. Ноги мальчика привыкли к долгой ходьбе, на подошвах образовались мозоли. Он не так уставал. Иногда он задавался вопросом, почему среди купленных не было больше мальчиков. Или для чего они все вообще покупались. Возможно, надо называть их рабами, это было правильным названием для всех них, как он понял из обрывков услышанных разговоров.
Девушки заметили, что он не разговаривает и не особо задумывается об этом. Они по-прежнему присматривали за ним, всегда оставляли ему еды и следили за тем, чтобы он спал в сухом месте. Иногда они расчесывали его волосы и удивлялись, почему он не хочет говорить. Они думали, что, возможно, он не говорит на их языке, потому что выглядел иначе. Мальчик не разубеждал их. Ему не хотелось заботиться об этом, это было слишком больно.
Его друг тоже с ним не разговаривал. Может, его другу не понравился новый дом и он ушел. Или, возможно, мальчик выдумал все это. В конце концов, кто же живет в горных породах.
Но потом страшный человек купил сестер Акане и Сакуру… и их подругу Касуми, которая была немного старше. Касуми напомнила мальчику мать. Прошло уже несколько месяцев с той поры, как мать умерла. Целый сезон. Но увидев старшую девушку, Касуми, которая улыбалась, как мама, он почувствовал себя так, словно все его родные умерли только вчера. Касуми, увидев, как мальчик борется со слезами, уже подступившими к глазам, все поняла. Безо всяких вопросов и объяснений она взяла его на руки, и впервые после эпидемии мальчик заплакал.
Связь между тремя девушками была очевидна, и потому, когда Касуми взяла мальчика… Что ж, они стали своего рода семьей: Касуми мать, Акане и Сакура старшие сестры, а мальчик маленький ребенок. Ему не нужно было быть большим рядом с ними. Так хорошо, когда не нужно быть сильным. Касуми присматривала за всеми ими, и именно из-за этого они выглядели как семья.
Мальчик рассказал им о своей семье, о болезни и о том, как старая Ине-сама продала его. Как хорошо было рассказать кому-то о том, как одиноко и страшно ему было. Касуми сказала, что он храбрый мальчик, и что даже большие и смелые мальчики могут плакать, если им тяжело. Так что он расплакался и не почувствовал себя плохо от этого. Когда слезы падали, казалось, печаль тоже уходила. Он сказал девушкам об этом, и Касуми обняла его и сказала, что это очень мудро.
С его новообретенной почти-семьей жизнь в караване стала легче.
Как хорошо разговаривать. Как хорошо, когда есть кто-то, кто слушает то, что ты рассказываешь, и отвечает. Несмотря на то, что девушки не всегда соглашались с тем, что он говорит, это было нормально. Они же старше и мудрее его, так что знали лучше.
Поэтому, когда он почувствовал себя достаточно храбрым, он спросил о вещах, которые не понимал. Как могли люди быть чьей-то собственностью? Касуми ответила, что это касается только тех, кто работает в квартале красных фонарей. Для работы там находилось не слишком много желающих, но она хорошо оплачивалась, так что подразумевалось, что девушек могли продать на эту работу по контракту.
В этом не было смысла! Почему продавали только девушек? Но, что более важно, что это была за работа, если для нее подходили только девушки? Он знал не так уж много мест, где можно было работать, кроме фермерства, торговли, и конечно, были еще самураи и врачи…
Касуми нахмурилась, поджала губы и сказала, что это такая работа, чтобы делать счастливыми других людей. Ну, звучит не так уж и плохо. Ему нравилось делать счастливыми других людей. Он действительно чувствовал себя хорошо, когда люди улыбались ему, и он знал, что это от его хорошего дела. Об этом он и сказал. Касуми улыбнулась и ответила, что он хороший мальчик.
Но что-то в этом объяснении было неправильное… Если на эту работу продавали только девушек, почему он был среди них? Он же не девочка. Касуми на это промолчала, но ответила Акане: – «Это потому, что ты хорошенький, как девочка». Мальчик так не считал и немедленно сообщил об этом девушкам. Он никогда не будет так красив, как Акане, Сакура и Касуми.
Девушки заулыбались, и Сакура заметила: – «Будешь, когда подрастешь». И прежде, чем с его губ сорвался крик запоздалого ужаса, Касуми прервала их: – «В деревнях девочки стоят меньше, чем мальчики, и их легче продать».
Это не могло быть правдой. Но голос Касуми звучал так уверенно… Но это было просто неправильно.
И мальчик рассказал им обо всех людях, которых он знал и уважал, и это были девушки. И о том, что по его опыту, все действительно страшные люди тоже всегда были девушки. Как мать, которая имела обыкновение кричать на братьев, и они пугались, как кролики. Даже отец боялся матери, когда она кричала. Как старая Ине-сама, которая была такой страшной, что ему совсем не хотелось находиться рядом с ней. И даже дочь старой Ине-сама, которая была толстая и очень страшная, когда бы он ее ни видел.
Акане и Сакура захихикали при его словах. Но Касуми только посмотрела на него, взяла на руки и сказала, что он не изменится.
Мальчик не всегда соглашался или понимал то, что его новая почти-семья говорила ему, но это было нормально. Достаточно было того, что они слушали его и отвечали на его вопросы.
Однажды он осмелился спросить о резных камнях и существах, которые жили в них. Девушки посмеялись над ним и сказали, что это, должно быть, был дух. Все вокруг было населено духами, и люди должны почитать их и молиться им. Тогда мальчик спросил о дружбе с духами, и Касуми ответила, что духи просто слушают, но не отвечают. Но всегда, всегда можно с ними разговаривать.
Он думал об этом весь вечер, и когда попытался заснуть, то внезапно осознал, что тоже только верил и говорил со своим камнем. Так что, скорее всего, это был дух, который жил в камне. Но может ли дух переехать в новый дом? Это вызвало спор между старшими сестрами на следующий день. Акане думала, что духи могут менять дома, если это необходимо, Сакура же считала, что духи жили только в своих домах и никогда их не меняли. Касуми вообще не выражала никакого мнения и просто молчала и смотрела на обочину дороги, пока они шли.
