У Кеншина не было времени, чтобы как следует восхититься своим мечом, потому что сразу после этого Мастер повел его покупать теплую одежду на зиму. Теперь у него были новая рубашка, штаны, очень теплые и странные меховые сапоги, уродливая шапка и тяжелые рукавицы. Все это было закатано в одеяло, добавив ему веса. Он никогда в своей жизни не владел таким количеством вещей, и томительные сомнения продолжали нашептывать ему: «Ты не можешь быть так удачлив, не можешь получить так много – ты не заслужил».
Тем не менее, Мастер купил все это для него и дал понять, что это необходимо, так что, может, все нормально? И, учитывая то, что произошло вчера… «Кеншин, ты идиот». Так что он решил игнорировать подкрадывающиеся сомнения и растоптал их в своем воображении в довершение ко всему. Потом отряхнул руки, только чтобы получить от Мастера вопросительный взгляд. Он невинно улыбнулся мечнику, получив взамен усмешку.
Может, мы оба учимся, подумал он счастливо, чувствуя себя еще лучше.
И когда они покупали продукты, он осмелился дернуть Мастера за рукав, привлекая его внимание прежде, чем тот заплатил первую цену, названную продавщицей. Мастер отрывисто извинился перед торговкой за прерывание и потащил его на обочину, требуя объяснений.
– Никто не платит первую цену. Вы должны торговаться. Это игра, – отчаянно объяснял Кеншин Мастеру, надеясь, что не вызовет его разочарования.
Но это важно – Мастер потратил уже так много денег на меня. Он внутренне сжался, но затем тряхнул головой. Нет, если он может помочь чем-то, то не должен сомневаться. Мастер поднял бровь и долго смотрел на Кеншина, прежде чем уголки губ поднялись немного вверх, и он усмехнулся.
– Полагаю, ты должен знать о торговле. Тебе очко. Спасибо, Кеншин.
Этот знак одобрения был настолько очевиден, что Кеншин почувствовал, как его сердце распирает от гордости. Я хорошо справился! Потом момент ушел, Мастер вернулся к продавщице и начал длинный поединок торгашества. Холодность мечника все разгоралась, он казался все более и более напряженным, но, наконец, сделка была окончена наилучшим образом, без лишней ругани или дальнейших неприятностей. Потом Хико-сан спросил его:
– Ну, как я справился?
Кеншин подумал, прежде чем застенчиво улыбнуться:
– Хорошо. – И, помолчав, осмелился добавить, – Но она выиграла.
Взгляд Мастера пронзил его, его холодность застыла в неподвижности, и шепот сомнений просто таки закричал Кеншину, что он был слишком груб, перешел границы… Но потом мечник усмехнулся, покачал головой и взъерошил ему волосы.
Они пробыли в городе недолго. Мастер сказал, что жить в городе дорого, но Кеншин и раньше думал, что все это из-за людей. Так что они снова шли, и, поскольку Мастера ничего не тормозило, он снова пошел в своем обычном темпе. Кеншин быстро утомлялся, так что время от времени им пришлось останавливаться на перерыв, когда он просто не мог продолжать. Однако когда он спросил об этом, Мастер заявил, что это полезно для обучения.
Вдобавок каждое утро и вечер после еды Мастер заставлял его отрабатывать базовые удары его новым мечом. Это был простой прямой удар в голову, и, повторяя его раз за разом, Кеншин не мог не поинтересоваться, насколько он полезен. В конце концов, он никогда не видел, как кто-нибудь его использует. Когда он, наконец, осмелился спросить об этом, Мастер признался, что в бою этот прием не очень практичен, но это первый важный шаг, поскольку научит его правильно держать клинок и поможет сформировать «правильную осанку».
После тренировки Мастер рисовал палкой картинки на земле и объяснял, что они означают. Потом он должен был повторять их до тех пор, пока не выполнит правильно. Это казалось немного глупым, но Мастер сказал, что это важно – и когда он узнал, что знание иероглифов приведет к умению читать и писать, так же, как у блестящего сына старика Асано, он вообще не возражал против этого.
Однажды утром, ободренный благоприятным расположением духа, Кеншин осмелился спросить, как пишется его имя. Мастер показал ему и сказал, что оно построено из двух иероглифов – «сердце» и «меч». Хорошее имя, подумал Кеншин рассудительно и уставился на картинки, начерченные на земле. Любопытствуя, он спросил о своем прежнем имени. Мастер нарисовал и его, предупредив, что это может быть не совсем правильным, поскольку существует много вариантов, но, скорее всего, это «сердце» и «большой». Кеншин решил, что между именами нет большой разницы. Единственное отличие в том, что теперь даже его имя говорит, что у него есть меч, и он должен учиться владеть им. Это вписывалось в его путь, и делало его имя более соответствующим.
Уроки чтения и письма стали обычным делом. Большей частью было даже весело, хотя картинок было очень много. Глупо, на самом деле – неужели кто-то мог все их упомнить? Мастер посмеялся над ним и сказал, что никто не может, и большинство людей знают только самые распространенные.
Но это же не означает, что большинство людей не могут хорошо писать и читать? Зачем тогда они так пишут? Это так бессмысленно, и почему никто не придумал способ попроще! Не то чтобы он осмелился произнести это вслух, особенно после того, как Мастер заявил ему, что «умные и образованные люди» тратят годы жизни, чтобы научиться красиво писать слова, и что созерцание красиво написанных слов это «совершенство в движении», и что «каллиграфия представляет собой одну из лучших добродетелей».
Все это казалось очень важным для Мастера.
Поэтому Кеншин решил приложить к письму максимум усилий. И в самом деле, слова-картинки стали красивыми, как только он к ним привык. Вовсе не невозможно оказалось вспомнить их, когда он осознал, что линии, из которых сложено слово, похожи на предмет, который слово обозначает.
Время путешествия они все еще проводили в тишине. Мастер, казалось, наслаждался тишиной после их уроков, и Кеншин думал, что хорошо оставить его в покое. Ему было с кем поговорить – в конце концов, друг-дух всегда был рядом.
Так шли недели. Последние листья упали с деревьев, и спать на улице становилось все холоднее. Кеншин стал надевать обе рубашки на ночь. Теперь, когда он так уставал за день, кошмары больше не тревожили его по ночам. В-общем, жить так было почти приятно.
Они пересекли еще один пограничный пост и направились в горы. Лазать по скалам было тяжело, и в это время как раз выпал первый снег. Кеншин, конечно, и раньше видел снег – ведь он вырос в горах, где снегопады были обычным делом. Однако он никогда не пытался спать на улице зимой.
Мастер сказал, что это не очень хорошо, но возможно. Так что он показал Кеншину, как утаптывать снег, как настелить под постель веток, чтобы изолировать от земли, как построить небольшие стены из снега, чтобы защититься от ветра и как лучше сохранять тепло, как спать сидя. И все равно было холодно, даже после того, как Кеншин начал носить всю свою одежду и днем. После некоторого ворчания он начал надевать даже самую ненавистную часть гардероба – вязаную шапку. При такой стуже не имело значения, что она была уродливой и неудобной, странно ощущалась на ушах и постоянно сползала на глаза.
Когда стало еще холоднее, даже всей его одежды не хватало, чтобы унять дрожь. В такие вечера Мастер разрешал ему спать рядом с собой. И правда, спать под странным белым плащом и большой рукой Хико-сана было безопасно и тепло.
Зимняя непогода изменила и установку лагеря. Как правило, они разбивали лагерь на обочине дороги, осенью это было даже практичнее. Зачем тратить время и силы, чтобы искать лучшее укрытие? Но во время сильного снегопада или особенно неприятных ветров открытые обочины были не лучшим местом, так что Мастер строил укрытие из хвойных лап или искал пещеру или выемку на склоне горы.
Они стали путешествовать дольше. Кеншин не протестовал, потому что при ходьбе было теплее, но покрытые снегом дороги стали скользкими и трудными для передвижения, так что темпы переходов замедлялись. Они останавливались отдохнуть, когда он уже не мог продолжать и возобновляли движение, когда он чувствовал в себе достаточно для этого сил. В течение дня Мастер давал ему пожевать вяленого мяса. Он не привык ходить и есть одновременно, и это было странно, почти глупо, но вскоре он научился и этому. Хотя самым странным было то, что хотя он и ел больше обычного, но все равно не чувствовал себя сытым.
