Над въездом в село, что я с трудом узнавала, возвышалась огромная деревянная арка с надписью «Столичное». Я смотрела, как семейная пара делала фото, стоя под ней, как отдыхающие в разноцветных шляпках толпились на остановке, ожидая свой транспорт. С непривычной для меня паникой, я начала искать глазами хотя бы какую-нибудь деталь во всем этом новшестве, что связала бы меня с прошлым. С тем прошлым, о котором я помнила все эти восемь лет.

Мы свернули направо. Это была моя улица, где я с раннего детства гуляла с местными ребятами и разбивала коленки. Жилые дома с потрескавшейся штукатуркой, железные заборы, выцветшие от солнца, бегающие туда-сюда коты и собаки… Ничего. Прошлое стремительно ускользало от меня, точно песок сквозь пальцы. Все, что я видела вокруг – шикарные дома. Нет, пожалуй, это действительно были настоящие виллы с зелеными лужайками, цветочными кустами одинаковой формы, бассейнами и неимоверно огромными домами.

Нет, пожалуй, особняками. Один краше другого.

– Двадцать пятый дом, верно?

Я судорожно кивнула и промычала что-то странное. Глядя на эти современные постройки, мне с трудом удавалось припомнить жилище бабушки. Помню только темно-серую крышу и зелено-желтые пятна на старом шифере. Если ливень шел дольше двадцати минут, то потолок на веранде непременно начинал протекать и приходилось подставлять чашки и ведра.

– Погодите, так это ваш дом? – с явным недоверием и насмешкой спросил водитель. Он плавно притормозил у выцветшего зеленого забора, что сгорбился, точно старик с тросточкой. – Этот?!

Прочистив горло, я изобразила недовольный вид.

– Да, а в чем, собственно, дело?

Мужчина громко хмыкнул и повернулся ко мне:

– Думаю, скоро узнаете.

Людмила Ивановна, что присматривала за домом и всей прилегающей к нему территорией, встретила меня в летней кухне. Когда я тихонько постучала в старенькую кривую дверцу с треснувшим стеклом, женщина в ярко-сиреневом летнем халате, резко обернулась и расплылась в довольной улыбке. Раньше она жила напротив. Каждый вечер они с моей бабушкой садились на кривую лавочку и щелкали семечки, обсуждая последние новости. Теперь же, эта седоволосая старушка, что заметно прибавила в весе и обзавелась глубокими морщинами на загорелом лице, обитала на Нижней улице, где, по её словам, у нее началась совершенно другая жизнь.

– А мама твоя не приедет? – спросила она, проводя для меня скорую экскурсию по двору, точно я впервые приехала сюда. – Так, в саду у тебя смородинка, дерево инжира и черешня. Скоро будешь собирать. А у папы как дела? Ой, еще вот, гляди клубничка, но её совсем немного. Ты надолго?

– Мама навряд ли приедет, а у папы все хорошо. Буду здесь все лето.

– Это хорошо, что ты приехала. – Людмила Ивановна остановилась и погладила меня по предплечью. – Мне не так давно семьдесят лет стукнуло, тяжело стало на огороде порядки наводить, в доме чистоту поддерживать и, как ты уже заметила, двор зарос травой… Ты ведь знаешь, что полтора месяца назад мне сделали операцию и…

– Да, я в курсе. Надеюсь, идете на поправку?

– Стараюсь. Мне неудобно, что я передаю тебе двор в таком убогом состоянии. Ты сообщила о приезде так неожиданно, что я не успела все сделать. Только шкаф чаем и присыпкой забила, а в остальном…

– Огромное вам спасибо! – перебила я с доброй улыбкой. – Теперь у вас будет больше свободного времени, потому что я здесь. Не стоило беспокоиться о продуктах.

– Теперь я лишусь пяти тысяч в месяц, что ты отправляла мне столько лет, – улыбнулась она, проведя рукой по влажному лбу. – Значит, ты на все лето здесь…

– Угу. А чем вы цветы и деревья поливали? Шланг есть? Или все с ведра?

Людмила Ивановна уставилась в одну точку, а потом резко встрепенулась и буквально подбежала к крану, что прятался за углом дома.

– Да, вот шланг. Воду теперь редко отключают. Да и свет тоже.

– Это замечательно. Помню, как раньше по несколько часов сидели без…

– Сонечка, ты, кстати, не связывалась с тем юристом, о котором я говорила тебе? – перебила она меня, часто хлопая тяжелыми веками. – Он тут уже который год пытается выйти на тебя. Вы поговорили? Он хороший парень, всем без исключения в деревне помог с документами. Так, ты говорила с ним?

Я несколько опешила, но все же улыбнулась:

– Может, мы зайдем в дом? – За несколько минут, что мы провели на улице, солнце расплавило мою макушку. – Я бы что-нибудь холодненькое выпила, не хотите?

– Ты что! Мне бежать нужно. Я сегодня хочу сыр плавленный сделать, надо пойти молоко свежее забрать. Так, с юристом тем ты не созванивалась?

– Он сообщил, что на мой дом есть покупатель, а, поскольку, я не собиралась и не собираюсь его продавать, то нам и не о чем с ним разговаривать, – ответила я, пожав плечами. – Последний раз мы общались года полтора назад и я дала ясно понять, что мое решение не изменится. Пойдемте на кухню? Второе июня на календаре, а солнце адское.

– Постой… Значит, ты не будешь продавать дом?

– А почему вас это так удивляет? – улыбнулась я.

Женщина почесала нос, поджала тонкие губы и с заметной усмешкой огляделась:

– Здесь же все разваливается, Сонечка. Кстати, не вздумай лезть в подвал, там все на ниточках держится. По-хорошему, его бы засыпать и все. А дом снести. Он тоже еле-еле дышит.

Я демонстративно огляделась. Да, побелка на стенах выгорела и облупилась, дикий виноград, что сплетался над железной аркой во дворе, оброс и, кажется, немного увял, а в саду полным полно сорняков. Зато окна в доме пластиковые и дверь железная относительно новая. Конечно, придется поработать, чтобы вернуть жизнь этому дому, но я ничуть не против. Мне все равно нужно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума от больных воспоминаний.

– По-моему, здесь просто восхитительно, – несколько мечтательно произнесла я, глядя на огромные кусты дикой розы. Помню, как бабушка с особой осторожностью срезала распустившиеся цветы и украшала ими дом. – Побелю стены, скошу траву, займусь беседкой, а то гляди и обвалится под тяжестью отсохших веток и не будет тенька. Мы с бабушкой каждый месяц поднимались на стремянках и срезали ненужные ветки и листья. Меня осы постоянно кусали.

– Сонечка! – удивительно громко воскликнула Людмила Ивановна, как будто пыталась разбудить меня. Я вытаращила на нее глаза. – Да разве нужно все это, когда есть прекрасные условия для проживания? Ты была на нашей Нижней улице? Взамен этому, тебе предложат великолепный новый дом!

– Если вы не забыли, то я только минут двадцать назад приехала, – буркнула я, расставив ноги на ширине плеч. – У меня как-то времени не было для прогулок.

– Мы все продали свои участки и переехали в хорошие и теплые дома! Ничего не нужно белить, не нужно…

– А мне нужно, – с улыбкой перебила я. – И я этого очень хочу.

Мне это просто жизненно необходимо. Возможно, что именно так я смогу построить свою жизнь заново. Через побелку стен, мытье окон, ремонт забора… Когда дом начнет дышать, мое сердце излечится.

– Ты знаешь, кто здесь живет? – спросила она шепотом и оглянулась. – Москвичи. Интеллигенты!

Я чуть наклонилась к ней и так же тихо сказала:

– Рада за них.

– Сонечка, я ничего не говорю, но просто пойми сама, что этот дом портит всеобщую картину. Ну, ей-богу, гадкий утенок. Все так говорят!

Я насупилась. Сложила руки на груди и в оборонительной позе пристально уставилась на старушку, что несколько лет приглядывала за домом из моего детства. Мне обидно слышать такие слова от женщины, что жила напротив и была подругой моей бабушки. Они бегали друг к дружке за солью и сахаром, угощали сладостями, помогали красить забор, копать картошку. А теперь она делала вид, что прошлое её совершенно не волновало и все, что когда-то было здесь, на нашей родной улице, ничего для нее не значило.

– Люди здесь очень хорошие. Живут в достатке, даже в роскоши, я скажу! Как думаешь, приятно твоим соседям глядеть на эту свалку?