– Так что вы говорили? – спросил Скейн.

– Кажется, к… крепчает ветер, – запинаясь, проговорила Хатин. – Он сильный… опасный…

Ей казалось, что она застыла на краю пропасти, подняв одну ногу над бездной, в которую уже осыпается мелкое каменное крошево.

– Неудивительно, что он сорвал отметку. – Скейн поерзал, осторожно пощелкивая затекшими суставами. – Вы устали, и вам наверняка захочется обсудить надвигающуюся бурю с соседями. Встретимся позже, днем.

Инспекторы покинули пещеру. Хатин казалось, будто ее разум онемел от усталости. Под ногами все еще ощущалась пустота бездны, и она понятия не имела, как сделать следующий шаг.

Когда инспекторы покинули пещеру, Хатин ощутила, будто рот у нее полон песка. Три этапа проверки остались позади. Этого хватит, чтобы не провалить экзамен с треском… правда, оставалось еще испытание слуха, а потом инспектор наверняка захочет повторно проверить зрение. Если она провалит задание, он может что-то заподозрить. Возможно, Прокс припомнит, что на целую четверть часа упустил поклажу из виду. Даже если они согласятся устроить Арилоу экзамен заново, справится ли Хатин? Нет, надо пройти все пять этапов, иного пути нет.

Сельчане на пляже готовились к предстоящей буре: вытаскивали каноэ на берег, привязывали хижины и переносили из них все ценное в пещеры. Небо приобрело цвет синей стали, однако оттенок его углубился и сделался грязнее. Во взгляде каждого встречного, обращенного к Хатин, читался немой вопрос. Искусанные губы девочки выдавали слабую улыбку, которая отражалась на лицах вопрошающих. «Все идет хорошо, но не так хорошо, как хотелось бы».

Скейн сидел на краю Обманного Лабиринта, лицом к морю, взгляд его блуждал вдоль пляжа. Хотя, скорее всего, ни моря, ни пляжа он не видел.

– Он сказал, что проверит, не оставил ли ему сообщение один друг. – Хатин обернулась на знакомый голос. Шаркающей походкой к ней приближался Ларш. Похоже, и она привыкла не замечать его. Хатин улыбнулась, глядя, как часто моргает ее собрат по несчастью, и ощутила теплое чувство.

– А второй инспектор? – спросила она. До нее вдруг дошло, что в это время Прокс наверняка привязывает для Арилоу другую отметку в каком-нибудь другом месте.

– Он там, с сестрой твоей спорит, – указал в сторону Ларш. При дневном свете он выглядел еще старше.

Эйвен стояла, уперев руки в бока, а Прокс весь побагровел от расстройства и недоумения. Между ними лежала на песке лодка, и Прокс схватился за чал. Рядом, скрестив руки на груди, стояла мама Говри и кусала полную нижнюю губу.

Чем они заняты? Должно быть, задерживают Прокса, чтобы Хатин успела претворить в жизнь новый план. План, которого у нее не было.

Минхард Прокс даже не заметил, как к нему, мягко ступая, подошла плосколицая девочка с искусанными губами. Он и без того потел под взглядами двух женщин.

– Верну я вашу лодку. – Оказавшись в меньшинстве, он перешел с просторечи на язык знати. Надеялся, что благородное звучание этого языка, возвысит его в их глазах. – Мне нужно лишь выйти на ней в море, для проверки. Вы понимаете? Я буду говорить для вашей госпожи Скиталицы, и меня никто не должен слышать.

Пока он говорил, обе женщины кивали и улыбались, но стоило Проксу закончить объяснения, как они разразились потоком возражений на просторечи:

– …буря-подъем, милорд, течение лодка риф-неси…

– …риф-зуб пронзи борт лодка…

– Вы это видите? – Он свирепо потряс зажатой в кулаке веревкой, и в лица женщинам полетели брызги воды. – Это чал. Я привяжу его конец к камню. К тому вон камню. Лодка никуда не денется, все будет замечательно. – Он понимал, что грубит, но раздражение и предшествующая буре душная жара давили так сильно, что на извинения просто не было сил.

Молодая женщина начала объяснять ему, что море будет шуметь слишком громко и его никто не расслышит…

– В том-то и дело! – не выдержал Прокс. – Так никто с берега не расслышит моих слов, вы понимаете? Никто не сможет мошенничать на проверке. – Последнюю фразу он произнес резко. В душе у него вновь вскипели едкие пузырьки подозрения.

Рассказать Скейну о том, что поклажа какое-то время находилась без присмотра, Прокс не решился. Он убедил себя, что это неважно, что местные не рискнут сунуться в кишащие забвенчиками земли или что они вообще не сумеют поймать эпиорниса. Однако сейчас, когда ему живо стали препятствовать мать и старшая сестра Арилоу, он снова чувствовал, будто угодил в игру, где соперников слишком много.

– Нет, благодарю! – Тонкие пальчики попытались перехватить у него веревку. Прокс отстранился и нагнулся, чтобы завязать узел, и услышал, как два – нет, три – голоса слились в единый серебристый ручеек. Он ощутил дуновение ветерка, когда женщины ушли.

Тогда он вплотную занялся веревкой, остервенело завязывая конец узлом. Как только он закончил, ему на руку легла нежная детская ладошка. Рядом стояла девочка и протягивала ему крупную орнаментированную ракушку, гребешки которой переливались бирюзой.

«Интересно, они хоть на минуту забывают о торговле?»

– Нет, благодарю, – сказал Прокс твердо, но не грубо и остался собой доволен.

Опустив раковину, девочка подождала немного, а потом нагнулась к каноэ и поместила раковину в клин на корме.

– Стой! Ты что это?.. Нет-нет, мне не нужна ракушка!

Девочка выпрямилась и неуверенно взглянула на него, а он только сейчас заметил, какая она худенькая. Она едва слышно шевелила губами, с придыханием говоря на просторечи. Прокс неожиданно для себя вообразил, как ее оттесняет назад толпа других девочек, продающих ракушки, с куда более звонкими и сильными голосами.

– Ну хорошо, хорошо, – со вздохом произнес он, исполнившись вдруг жалости и смирения. Достал из кошеля монету и протянул ее девочке. – Этого хватит?

Девочка покачала головой. Указала на солнце. Что? Что она говорила? Жарко? Затем указала на бухту среди скал. На раковину. Да что она делает?

– О… забудь. Вот, держи. – Прокс протянул ей две монеты. К его удивлению и досаде, девочка отпрянула и снова замотала головой. Прокс осознал, что он глупец, позволивший втянуть себя в этот нелепый торг. – Пожалуйста, забери ее! Просто забери!

Он сел в каноэ и, схватив раковину, попытался грубо сунуть ее в руки девочке, но на ладони вдруг выплеснулась холодная вода.

Прокс уставился на девочку, испытывая страшные угрызения совести. Она вовсе не пыталась ему ничего продать, тогда как остальные заманивали, словно медведя, в ловушку торга. Девочка просто принесла ему воды, чтобы он мог продержаться в море на солнцепеке.

У нее были большие карие глаза, а на лбу – три небольшие складки. «То, что они улыбаются, не значит, что они счастливы». Он будто бы даже узнал девчонку… Лишь увидев на ее передних зубах накладки из кварца, Прокс понял: это переводчица леди Арилоу. Еще мгновение назад ее лицо казалось совершенно непримечательным пятнышком, хотя он столько раз видел его. Как же так вышло? Как эта девочка вдруг стала невидимой для него?

– Спасибо. – Он принял назад раковину. – Вот… возьми все-таки.

Он снова протянул монетку и почувствовал необъяснимую тоску, когда девочка покачала головой.

Было видно, как расстроился Прокс, но принять от него монету Хатин не могла. Она все-таки пришла, чтобы отвлечь его.

Обернувшись, она увидела, как чуть дальше по берегу одна из старушек о чем-то по-свойски болтает со Скейном. Старушка сидела, вопросительно склонив голову к плечу и потирала тощие лодыжки почерневшими на солнце руками. Взгляд Скитальца по-прежнему блуждал по сторонам, но время от времени ей удавалось привлечь его внимание к себе.

А где-то, прямо сейчас, Эйвен карабкалась по камням, нащупывая сильными загорелыми ступнями опору среди трещин и впадинок. Потом она плавно, чтобы не поднять брызг, опустится под воду и, извиваясь, поплывет…