Эрдэнэ никогда не держал в руках столько денег. Ему казалось, что сейчас он стал таким же богатым, как Итгэлт.

Во время второго наступления на Ургу сотня Эрдэнэ, спустившись по долине реки Улясутай, подошла к Маймачену с тыла. Растерявшиеся от артиллерийского обстрела, который вели унгерновцы со стороны Модчина, гамины еще не успели покинуть Маймачен, и тут на них налетела сотня Эрдэнэ. Конники заняли северную часть Маймачена и погнали гаминов к Урге. А в полдень Эрдэнэ уже вступил в город, который враги в панике оставили. У небольшой речушки Зун-Сэлбэ Эрдэнэ внезапно осадил коня. Ехавшая за ним сотня тоже остановилась. У юрты на столбе висели двое. По одежде было видно, что это простые монголы.

Два белогвардейца волокли к виселице пожилого человека в рваном синем дэле. К нему с криком "Папа, мой папа!" - подбежал мальчик лет десяти. Один из унгерновцев ногой ударил мальчика. Мальчик упал, но, поднявшись, снова подбежал к отцу. Его снова ударили. На этот раз мальчик не поднялся. Он только истошно кричал: "Папа, мой папа!"

Эрдэнэ не выдержал.

- Немедленно отпустите этого человека! - крикнул он.

Белогвардейцы презрительно посмотрели на Эрдэнэ, который еле сдерживал вставшего на дыбы коня.

- На-ка, выкуси! - крикнул один из солдат, показывая Эрдэнэ кукиш.

Эрдэнэ поднял маузер. Но подбежавший монгольский солдат схватил его за руку.

- Что вы, нельзя!

- Папа, папа! - кричал мальчик. Но белогвардейцы, не обращая на него внимания, подтащили монгола к виселице и затянули петлю.

Эрдэнэ верил, что Унгерн со своими солдатами спасает Монголию. То, что он увидел сегодня, разрушило его веру.

Глубоко задумавшись, он некоторое время ехал шагом. Затем вдруг ударил коня плетью. Вслед ему что-то кричали, но он скакал, не оглядываясь.

Когда в восточной части Урги раздались выстрелы, Бато хотел выбежать на улицу. Но Эрэнчин запретил.

- Милый Бато, это, кажется, стреляют пушки, и зачем только людям нужно убивать друг друга? - сказал он.

Эрэнчин видел, как гамины издевались над монголами, и у него росла ненависть к богдо, который, будучи и светским и духовным главой государства, попустительствовал насильникам. Сколько раз он задавал себе вопрос: "Как спасти страну?" Но не находил ответа. Только одно ему стало ясно: если поступать согласно учению Будды, быть смиренными и покорными, монгольская нация и монгольское государство погибнут. Монголия приняла ламаизм, чтобы облегчить страдания народа, сделать его жизнь счастливее. Однако, с тех пор как эта религия проникла в Монголию, народу лучше не стало, а страна оказалась на краю гибели. И бессильной оказалась эта религия.

Эрэнчин с любым ученым ламой мог спорить не один день и поставить его в тупик. А что он сможет сделать хотя бы одному гамину, грабителю и насильнику? Более того, он был уверен, что все ламы Гандана и Урги своими молитвами не могут приостановить злодеяния оккупантов. Ламаистская религия призывает каждого монгола прожить жизнь, умереть и перейти в следующую жизнь, где его ждут радости. "Может, поэтому, - думал Эрэнчин, - монголы забыли о своей нации и о ее будущем? Может, поэтому Монголия отстала от других народов и теперь все, кто хочет, унижают и грабят ее?"

А он ничего не может сделать, хотя его и считают ученым и образованным человеком. Да и в самом деле, что он сделал? Подготовил за свою жизнь несколько таких же беспомощных человек, как он сам. О, как это мало! Сознавая свое бессилие, Эрэнчин ходил мрачный и совсем пал духом.

В Гандане царила тишина. Все жители монастырского городка, как напуганные зайцы, забились в свои норы-юрты и почти не выходили на улицы. Только звуки выстрелов нарушали эту тишину.

- Учитель, пойдемте в юрту, - позвал Бато.

- Ты прав, что же еще остается делать, - ответил Эрэнчин.

После полудня выстрелы прекратились. Бато под каким-то предлогом вышел из юрты и, как спущенная с цепи собака, выбежал на улицу. Он сперва пошел в китайский квартал. Китайские торговцы в панике разбежались, побросав свои магазины, полные товаров. Ургинцы не замедлили этим воспользоваться. Тащили все, что попадалось под руку. Бато равнодушно наблюдал за происходящим. Вдруг он увидел скачущего на белом коне всадника. Когда всадник приблизился, Бато узнал отца.

- Папа, папа! - крикнул Бато.

Но Эрдэнэ промчался мимо.

- Папа! Папа! - изо всех сил кричал Бато, но всадник уже скрылся из виду.

Эрдэнэ слышал крик, но ему казалось, что это все еще кричит сынишка повешенного монгола, и он хотел умчаться от страшного места. А Бато бежал за отцом, пока хватило сил, потом он упал в изнеможении и разрыдался. Ведь отец был всего в нескольких шагах от него! Почти каждую ночь он видел его во сне, а сегодня... Мальчик был в отчаянии. Он как в забытьи бродил по улицам, теряясь в догадках. Почему отец не остановился? Лишь к вечеру, совсем обессиленный, он вернулся домой:

Эрэнчин провел день в тревоге. Он не мог понять, куда пропал Бато. Обошел всех знакомых, но мальчика не нашел. До вечера простоял он у хашана. Увидев подходившего Бато, он бросился ему навстречу.

- Где ты пропадал? Разве можно покидать дом в такое тревожное время?

- Папа. Мой папа... - только и мог проговорить Бато.

Успокоившись, он рассказал учителю о встрече с отцом.

- В народе говорят: "Если жив будешь, и из золотой чаши напьешься". Ты обязательно встретишься с отцом, - уверил его Эрэнчин.

Вечером к ним зашел один из учеников и рассказал последние новости.

- Учитель, все говорят, что этот барон Унгерн является пятым перевоплощением нашего богдо и будто бы это утверждает сам богдо. Странное какое-то перевоплощение. Как бы думаете?

Эрэнчин иронически рассмеялся.

- Это нашему богдо померещилось, когда он слишком хватил водки. Наша Монголия натерпелась и от одного богдо, а если их будет два, пожалуй, мы не вынесем.

Как-то к Эрэнчину пришел тибетский лама, с которым он вел богословский спор. Они проговорили до поздней ночи. В заключение беседы Эрэнчин сказал:

- Когда подумаешь обо всем, что сейчас творится, то приходишь к мысли, что наша религия - сплошной обман.