- У нашего царя-батюшки было его побольше, но оно ему не помогло. А мы его верные слуги, вишь, куда забрались!
- Надо уметь им пользоваться. Тогда только его сила показывает себя. Если б мы сейчас имели десять пудов золота, можно было бы поехать в Америку и там заняться коммерцией...
На следующий день и гэгэн и Итгэлт уехали. Перед отъездом Итгэлт отозвал Павлова в сторону.
- Дорогой Павлов, я скоро прикочую к тебе. Мы еще вместе поторгуем.
Прослышав, что гамины в Урге разбиты, Бадарчи нацепил оружие, добытое с Тумэром, взял с собой нескольких верных людей и отправился в Луу-гунский монастырь. Тем временем в Луу-гунский хошун прибыли разрозненные группы вооруженных белогвардейцев - остатки разбитых Красной Армией частей. Под руководством Павлова они были сведены в бригаду, и Павлов послал об этом донесение в ставку барона Унгерна.
Заверения барона Унгерна в том, что он возродит Великую Монголию Чингис-хана, вдохновили монгольских феодалов, и по указу богдо в аймаках была объявлена мобилизация. На призывные пункты потянулись рекруты. Так феодалы решили вступить в борьбу на стороне тех, кто не хотел, чтобы Монголия пошла по пути революционного развития.
На территории Сайдванского и Луу-гунского хошунов, а также Заяинского духовного ведомства были созданы объединенные воинские части. Со стороны монголов командующим этих частей был назначен тайджи Пурэв, со стороны русских - Павлов.
Эти части прежде всего стали грабить китайские торговые фирмы, а заодно и монгольских скотоводов.
В эти тяжелые времена, когда монгольских аратов на каждом шагу подстерегала опасность и трудно было даже предвидеть, с какой стороны она может нагрянуть, семья Улдзи жила у подножия горы Гунжи.
Как-то и к ним явились гости. Утром, когда Цэнд выгоняла коров, к стойбищу подъехал на усталом рыжем коне молодой человек в старом дэле из синей далембы и спросил, дома ли ее муж. Цэнд сказала, что дома, и гость направился к юрте. На лай собаки из юрты вышел Хояг. Он широко раскрыл от удивления глаза.
- Из какой щели ты вылез? - спросил Хояг, когда гость, соскочив с коня, стал привязывать его к волосяной веревке, опоясывающей юрту.
Неожиданным гостем оказался Доржи.
Цэнд вскипятила чай, приготовила обед и достала заветную бутылочку водки.
Доржи подробно рассказал, как он вернулся из армии, как жил в Хужирбулане, как пришли гамины и вынудили сдать оружие.
- Теперь настало время погибнуть или победить. Пришло время помериться силами. И прежде всего надо изгнать непрошеных гостей, которые самовольничают здесь, - сказал Доржи.
- Так ведь оружие-то вы сдали? Чем теперь выгонять? - спросил Хояг.
- Оружие найдется. Помнишь Гоймон-батора?
- Помню. Смелый парень.
- Так вот, наш Гоймон-батор и его товарищи создали Народную партию. Мы собираемся просить новое русское правительство о помощи и начать освобождение всей Монголии. Понял?
- Народная партия, говоришь? Это что же такое? - спросил молчавший до сих пор Улдзи.
- Народная партия - это наша партия, партия бедняков, - сказал Доржи.
- Ты тоже в ней состоишь? - спросил Улдзи.
- Состою.
- И вы ведете переговоры с красной Россией?
- Да.
- Ну, тогда тебе здесь делать нечего. Не морочь голову моему сыну. Мы верим нашим богам и не собираемся терять совести, а свяжись с вашей Народной партией и красной Россией, ни того, ни другого не останется, - решительно проговорил Улдзи.
- Отец, так нельзя. Доржи мой хороший друг, - примиряюще сказал Хояг.
- Кто бы он ни был, а я говорю то, что надо. Я о той партии ничего хорошего не слышал, а ты, сынок, должен идти своей дорогой. А не то я поеду в хошунную канцелярию и заявлю. Мы не можем идти против своей религии, сказал Улдзи и встал, давая понять, что разговор окончен.
Доржи попытался рассказать о целях и задачах Народной партии, но Улдзи не дал ему говорить.
Улдзи наслышался о Народной партии в Ханундэрском монастыре от лам и решил, что это сборище богохульников и грабителей. Вот почему, как только Доржи заговорил об этой партии, он перебил его и уже зло сказал:
- Уходи-ка ты, дорогой, из нашей юрты. Здесь тебе делать нечего.
У Хояга было другое мнение о Народной партии. Он верил, что партия выступает за освобождение Монголии, но сомневался, нужно ли для этого объединяться с русскими. От Доржи он услышал, что почти все солдаты, которых он знал в армии, связали свою судьбу с Народной партией, а это для него имело уже большое значение. Ему хотелось еще поговорить с Доржи, чтобы обстоятельно во всем разобраться, но Улдзи помешал этому.
- Правда рано или поздно победит, а правда на нашей стороне. Ты, старик, еще пожалеешь о своих словах, - сказал Доржи на прощание.
Доржи уехал в полдень, а вечером приехали двое сооруженных всадников и вручили Хоягу повестку о мобилизации его в армию барона Унгерна.
- Все ясно, - сказал Хояг, прочитав повестку, - я старый солдат и порядки знаю. Завтра буду в хошунной канцелярии.
- Это что же, сынок, опять придется расставаться?
Улдзи как-то сразу сгорбился, глаза у него наполнились слезами.
- Не волнуйся, отец. Я скоро вернусь.
- Говорят, армия барона находится под покровительством самого богдо. Да хранят тебя боги!
На следующий день Хояг уезжал. При прощании Улдзи поцеловал его в правую щеку.
- А когда вернешься, поцелую в левую, - сказал старик и снова заплакал. Плакала и Цэнд, молчаливо дожидаясь, когда муж попрощается с ней.
Вот Хояг в последний раз обнял отца и подошел к жене.
- Проводи меня немного, - попросил он ее.
Они вышли из юрты. Хояг обнял жену и тихо сказал:
- В армию барона я не пойду. Мой путь лежит в войска Народной партии. Завтра можешь сказать об этом отцу.
Он поцеловал жену и, вскочив на коня, пустил его крупной рысью. Удаляясь от родного дома, он несколько раз оглянулся. Цэнд стояла у хашана, и ей казалось, что все вокруг вдруг покрыла черная пелена и степь потонула во мгле.
14
Во время первого наступления унгерновских войск на Ургу Эрдэнэ, командовавший десяткой, отличился в боях. Его назначили командиром сотни. После боя на перевале, когда он на двух подводах привез оттуда трофейное оружие, барон Унгерн лично поздравил его, пожал ему руку и выдал пять золотых.