– Дожил, – угрюмо проронил Цент, озвучивая свои кромешные думы. – Еду к какому-то очкарику на дачу, буду там с ним сидеть, одним воздухом дышать….
Анфиса засмеялась.
– Не надо так про Владика говорить, – попросила она. – И вообще, я хочу, чтобы вы подружились.
Цента передернуло. Одно дело – провести с лохом сутки на природе (позор, конечно, но с этим еще можно как-то жить), другое дело – водить с ним дружбу. Да в былые времена за такое предложение Анфиса лишилась бы половины зубов и волос, возможно, не обошлось бы без переломов конечностей и ребер. А теперь вообще страх потеряла – что хочет, то и говорит, даже не делая попыток отфильтровывать базар.
– Он бы тебе с работой помог, – озвучила свои сокровенные планы Анфиса.
Центу стало невыносимо тошно. Ведь до чего дожил – какой-то лох в очках ему с работой помогает! Вот в светлые времена он помогал с работой разным лохам. Выбивал с них деньги, и разрешал работать, а заодно и жить. Помогал, тем самым, развитию малого бизнеса: сговорчивых и щедрых коммерсантов оставлял на племя, жадных и неуступчивых отвозил в лес и не привозил обратно.
Покрутившись по городу, вскоре выбрались на трассу. Дороги до места назначения Цент не знал, так что приходилось унизительно плестись в хвосте у Владика. А тот, как нарочно, не только соблюдал все правила дорожного движения, но и скорость, негодяй, не превышал.
– За сорок километров, в какие-то дебри… – возмущался Цент, выпуская в окно табачный дым. – Зачем?
– Владик сказал, что там воздух особенный, – пояснила Анфиса, рисующая лицо на морде. Прихорашиваться, вроде бы, повода не было, но подруга все равно старалась. Похоже, не оставляла надежды на то, что подвергнется успешному нападению сексуального маньяка.
– Теперь Владика будем слушать? – спросил Цент, и гневно швырнул окурок наружу. – И так, похоже, Владиков слишком много слушают. Вон что со страной сделали! Смотреть больно, сердце кровью обливается.
А про себя подумал, что таких Владиков давить надо. Всех поголовно. Но начать с этого конкретного Владика, вместе с его любовью к путешествиям и подругой Маринкой. Будь это возможно, Цент без колебаний вверг бы программиста и его невесту в бездну адских мук.
Больше всего на свете Центу хотелось напиться и впасть в состояние веселого буйства, после которого просыпаешься с чугунной головой и разбитыми в кровь кулаками, ничего не помнишь, но интуитивно чувствуешь – ночка удавалась. Но сегодня ему не светит даже понюхать пробку – он ведь за рулем. Как какой-то позорный шофер на побегушках. Личный водитель у бывшей путаны.
От осознания низости своего падения Центу захотелось остановить автомобиль, выйти наружу и бежать в чистое поле, подальше от такой жизни. Вот только на том краю поля была точно такая же жизнь. Она везде была одинаковая.
Анфиса болтала без умолка, Цент, мрачный, угрюмый, с лицом истукана острова Пасхи, смотрел в лобовое стекло, стараясь не слышать подругу. Перед ним игриво вилял зад автомобиля Владика, словно бы напрашиваясь на нежный поцелуй бампером. Несколько раз нога Цента начинала против воли утапливать педаль газа, а в глазах вспыхивал прежний кровожадный блеск, но всякий раз, за миг до контакта, Цент, ненавидя себя за трусость и слабость, вновь восстанавливал прежнюю дистанцию.
– Кстати, Владик с Маринкой собираются летом в Турцию ехать, – сообщила Анфиса.
– Скатертью дорога, – буркнул Цент, не понимая, какая польза лично ему от этой ценной информации.
– А мы куда поедем? – тут же задала вполне закономерный вопрос Анфиса.
В былые времена денег у Цента хватало на любую заграницу, но ни разу не сложилось. То одно, то другое. То дел навалится авральная куча, то его в федеральный розыск объявят. Нынешних смешных заработков, при условии жесткой экономии на харчах и тряпках, могло хватить на туристическую поездку в Турцию, но Цента не тянуло в дальние страны. Он хотел простого русского отдыха – баня, водка, развратные девки. Что такого необычного могла предложить ему Турция?
– А что, если нам вместе с ними рвануть, а? – наконец-то подвела к тому, к чему вела, Анфиса.
Перспектива провести две недели в компании Маринки и Владика повергла Цента в ужас. На Маринку у него была аллергия, и не покидало желание грохнуть дуру, Владика он, можно сказать, не знал, но уже заранее ненавидел.
– Можно и без них, – ворчливо заметил Цент, прекрасно понимая, что Анфиса уже давно все решила, и решила совместно с Маринкой. Эти две курицы, как будто сговорились, всеми силами отравлять ему жизнь. Неужели до сих пор не простили ему те времена, когда он, на правах крыши, отбирал у них заработок, бил и пользовался обеими бесплатно и бессовестно? Цента потрясла подобная злопамятность. Лично он зла не помнил вовсе. Если зло в нем возникало, он старался тут же принять адекватные меры, и выплеснуть его на головы окружающих, а не складировать обиды в закромах души.
Оправдывая худшие опасения, Анфиса стала озвучивать уже хорошо продуманный план их совместного отдыха. Цент, слушая ее, понял, что сегодняшняя поездка за свежим воздухом, это только репетиция грядущего мучения. А в голове его стали вдруг рождаться замечательные мысли. Он, к примеру, подумал, что едут они на дачу не в сезон, и другие люди там будут едва ли. Там кричи – не кричи, никого не услышит. Идеальное место. Даже если все вскроется, и его опять посадят, он выслушает приговор суда с восторгом. Ведь от одной мысли, что Маринка и Владик его стараниями нюхают ромашки с корней, захочется петь и плясать.
Но в глубине души Цент понимал, что ничего такого он не сделает. Вот раньше бы мог. Легко. А теперь не может. Сломала его новая жизнь.
Цент так увлекся размышлениями, что едва не въехал Владику в зад, когда тот начал притормаживать перед поворотом на грунтовку. Отвратительная дорога ныряла прямо в лес, никаких знаков или надписей на обочине не было.
– Если застрянем тут, я твоего Владика об колено поломаю! – строго предупредил подругу Цент.
В этот момент низко склонившаяся над дорогой ветка ударила по лобовому стеклу. Цент взъярился:
– Если хоть одна царапина на машине появится, я твоему Владику оторву все, что плохо растет! Вот же баклан! Воздуха ему захотелось. Могли бы поехать в кабак, как люди, а не жечь бензин, чтобы птичек послушать.
– Да все хорошо, – как попугай, повторяла Анфиса.
– Не успокаивай меня! – взвился Цент. – Не надо! Не все хорошо. Все плохо. Я уже давно это почувствовал. Еще в том году, когда гаишник у меня взятку не взял. Гаишник взятку не взял – представляешь?
– Милый, ну не расстраивайся ты так, – утешала любимого Анфиса. – У них, наверное, проверка была. Потом же все время брали.
– Потом брали, – кивнул Цент. – Но почему тот не взял? Меня это так потрясло. Я три ночи спать не мог…. Блин, да куда этот баклан очковый едет? Где его дача? Сейчас въедем в какое-нибудь болото, застрянем, и произойдет трагедия.
– Какая? – заинтересовалась Анфиса.
– Насильственная смерть двух… и, возможно, более лиц, – обрадовал ее Цент. – Звони очкарику, спроси, далеко ли еще.
– Любимый, ты потерпи….
– Звони! – зверски рявкнул на нее Цент.
Подруга поняла, что спорить бесполезно, вытащила из сумочки мобильник, глянула на экран и тут же поделилась плохими новостями:
– Связи нет.
Цент даже не удивился. У него всегда было так: если везло, то во всем, если не везло, то по полной программе.
– Ненавижу Владика! – процедил он сквозь зубы в бессильной ярости.
Как выяснилось позднее, к дачному массиву имелась и вполне себе годная дорога, но Владик нарочно решил потащиться через дебри, дабы глотнуть чистого лесного воздуха. Цент для себя решил, что очкарик слишком много дышит, и с этим пора кончать. В голове его сам собой начал зреть дьявольский план ликвидации Маринкиного жениха. Этот план был жесток и беспощаден. Центу было мало просто убить Владика, он хотел заставить программиста обильно испить из бездонной чаши страданий. Чертов очкарик олицетворял собой новую эпоху, эпоху порядка, стабильности и безнадеги, которую Цент ненавидел всеми фибрами души и тела. Бывший рэкетир чувствовал, что только жертвоприношение может облегчить его душевные страдания. Поймать Владика, затащить в темный погреб, пытать зверскими пытками, наслаждаясь каждым его болезненным воплем и каждой мольбой о пощаде, а затем убить – разве это не прекрасно?
