Такие противоречивые чувства терзали его и в солнечный сентябрьский день, когда все вместе, включая Сириуса, отправились пешком на Кингс-Кросс. Гарри переживал за крестного, а еще больше потому, что понимал: дорога от дома до вокзала — единственная возможность для Пожирателей завладеть пророчеством. На вокзал и поезд, где находятся их собственные дети, они вряд ли станут нападать, а в Хогвартсе он уже будет в безопасности. И еще, может быть, стоит быть внимательнее на уроках Прорицаний или расспросить профессора Трелони о том, как вскрыть этот шарик, пока он окончательно не свел Гарри с ума.

========== 5.«Я не назначал вам наказаний» ==========

5 сентября

«Послушай, Гермиона, я очень рад за вас. И, честно, я бы предпочел, чтобы Чжоу застала меня в обществе двух старост, а не облепленным зеленой слизью. К тому же только слепой не заметил бы, как под узкой мантией Чжоу выделяются округлые холмики груди…» — стоп! Этого Гермионе говорить не следовало. Но нужно было признать: слегка чокнутая Луна и неуклюжий Невилл — самая подходящая Гарри компания. В Хогвартс-экспрессе он, впервые за эти годы, чувствовал себя как никогда далеким от друзей, школьных забот и необходимости соблюдать тысячу лет назад установленные правила. Аккуратно упакованный шарик все так же лежал в его чемодане. В нем хранилось будущее, и оно было предсказано одной из самых несерьезных личностей, что Гарри когда-либо встречал. Но если Волдеморт придавал ее словам такое значение, что немедленно был готов убить всю его семью, а Снейп пошел против воли Дамблдора, чтобы рассказать о пророчестве, то и сам Гарри не мог относиться к нему с пренебрежением.

Он сходу не мог сказать, что пугало его больше: определенность собственной судьбы, призрачный шанс на победу или идиотское предположение Снейпа, что он и Волдеморт могут быть предназначены друг другу. После совершенно фантасмагорических картин, в которых Волдеморт приносит ему завтрак на серебряном подносе и вытирает ноги влажным полотенцем, Гарри уже ничего не могло удивить: ни скелетоподобные крылатые кони, которых видели только он и Луна, ни новая песня Распределяющей шляпы, ни явление Амбридж в качестве профессора ЗоТИ. Но если бы он не был заранее готов ко всем перешептываниям и шушуканьям за его спиной, то наверняка бы сорвался еще до десерта. Выходило, что Снейп поступил правильно, заранее рассказав о том, чего следует ожидать. Гарри ужасно хотелось хотя бы подать ему знак, но Снейп, как и Хагрид, не явился на праздничный ужин. Друзья были уверены, что Хагрид выполняет важное поручение Дамблдора. Наверняка и Снейп отправился куда-то по заданию Ордена. Все должен был прояснить завтрашний день, где в расписании вторым значилось зельеварение, и Гарри мог только предполагать, что если им не представили нового учителя, то он увидит Снейпа на занятиях.

*

Никогда еще Гарри так не волновался перед дверью класса зельеварения. Переступить порог и встретиться взглядом с тем, кто делит с тобой общую тайну… До сего дня он был уверен, что такое возможно только между друзьями. Но вышло наоборот — даже Гермиона и Рон не знали того, что известно ему и Снейпу, и от этого Гарри чувствовал себя не в своей тарелке. Хуже того — предателем, ведь сам знал, каково это, когда от тебя что-то держат в секрете.

В классе царила обычная гнетущая атмосфера, словно где-то витал невидимый дементор. Снейп выглядел еще хуже, чем летом: кожа из бледной стала почти зеленой, за воспаленными веками едва угадывался тусклый взгляд, а мантия болталась на худых плечах, как на вешалке. К середине урока Гарри в голову пришла мысль, что это вовсе не Снейп посетил его месяц назад в доме Дурслей. Любой мог использовать оборотное, чтобы поговорить с ним. И даже… даже… сам Дамблдор. Он настойчиво искал в глазах Снейпа хоть намек на то, что их связывает нечто большее, чем рецепт на доске. Тщетно. Ублюдок не реагировал ни на что! Гарри и сам не заметил, как запорол Умиротворяющий бальзам. Но что бы ни делалось — шло ему на пользу: профессор наконец-то снизошел до общения с ним, и Гарри специально ввернул нужные слова в свой ответ.

— Великие пророки древности, — сказал он, — утверждают, что лунный камень также имеет способность предсказывать будущее. На каникулах я много узнал о пророчествах и даже видел одно такое.

И сощурил левый глаз, глядя на Снейпа. Руки Гермионы задрожали, и она налила в котел на три капли сиропа чемерицы больше, чем следовало по рецепту. За спиной послышался ехидный смешок Малфоя, а Снейп, казалось, даже не понял намека.

— Вы не ударялись головой этим летом, мисс Грейнджер? — ледяным голосом спросил Снейп, пока уничтожал пародию на бальзам, что плескалась в котле Гермионы. — В таком случае это значок старосты факультета лишил вас здравомыслия.

Гермиона покраснела до корней волос.

Гарри с трудом дождался конца урока. Снейп выставил их вон, и почему-то именно Драко, Крэбб и Гойл не торопились исполнять приказ декана, словно специально копаясь и хихикая над сумками.

В классе Прорицаний у него мелькнула мысль напроситься на отработку к профессору Трелони, чтобы спокойно расспросить о сути реальных пророчеств, о том, как они хранятся и активируются. Но спустя десять минут он понял, что встань он хоть на голову, обложи профессора отборнейшими ругательствами или оттаскай Лаванду Браун за волосы посреди класса — Сибиллу Трелони не спустить с облаков, в которых она витает. Это взбесило Гарри до такой степени, что к обеду он едва контролировал себя и безотчетно кидался то на Рона, то на Гермиону. Хотя следовало бы утихомирить смешки и подмигиванья за слизеринским столом. Малфой вел себя так развязно, что заслужил осуждающий взгляд невозмутимого профессора Флитвика. Снейп так и не появился в Большом зале.

Неудивительно, что после всех перипетий первого учебного дня Гарри сцепился с Амбридж. Даже перспектива отработки не пугала — так хотелось стянуть с надутой жабьей рожи фальшивую улыбочку.

— Ты совсем рехнулся, — сказала Гермиона за ужином.

И Гарри не мог не признать, что подруга права. Учебный год, так паршиво начавшийся, не предвещал ничего хорошего.

Шрам, полыхнувший болью на первой отработке, ныл не переставая, но Гарри упрямо не хотел идти с такой мелочью к Дамблдору. Словно побитый щенок выклянчивать жалость у того, кто не доверял тебе никогда? Если желание поддержки сильнее гордости, то… пусть это будет Сириус. Гарри до сих пор было неприятно вспоминать разговор в кладовке дома Блэков, и ни за что на свете он не повторил бы тех гадостей, которые выплевывал в лицо крестному. Но тот, кажется, понял, что чувствовал Гарри летом и почему так сорвался. Понял и не обиделся. Поймет и сейчас, нужно только правильно все написать.

К пятнице Гарри был настолько измотан, что не мог думать ни о чем, кроме того, чтобы добраться до кровати, накрыть голову подушкой и хоть на несколько минут забыть о пропущенных тренировках, претензиях Анджелины Джонсон, куче домашних заданий и вечерней пытке у Амбридж.

Снейп по-прежнему не появлялся в Большом зале и вел себя так, словно существование Гарри волновало его не больше, чем жизнь гостиничного клопа. Он переключил весь свой сарказм на Гермиону, которая третий раз кряду испортила зелье и только прятала алеющие щеки в ладонях, когда Рон пытался ее утешить. Поведение Малфоя становилось с каждым днем невыносимей и гаже: в четверг он вспрыгнул ногами на обеденный стол, что-то вещая сокурсникам, на сдвоенном зельеварении скривился и показал язык в спину Снейпу. Гарри пришлось ущипнуть самого себя, чтобы убедиться, что это не сон.

Даже встреча в совятне с Чжоу — чуточку заспанной, прекрасной, заливающейся нежным румянцем Чжоу — обрадовала его лишь на какое-то мгновенье. Он терялся и с трудом выдавливал невнятные слова, а в воображении живо возникала тетя Петунья, бьющая его по руке, когда он тянулся за недоеденным кусочком торта. «Не сметь, Гарри!» Чжоу, похожая на едва раскрывшийся бутон экзотического цветка, не заслуживала такой дрянной судьбы.