Приподняв бёдра юноши и разведя его ягодицы, мужчина потёрся плотью о тесную дырочку. Судорожно облизнув губы, Гастон принялся вталкиваться в повлажневшую от возбуждения, покрасневшую дырочку, с силой сжимая упругие округлости ягодиц.
– Не хочешь быть понежнее? – судорожно выдохнул Леон, хотя его попка уже наполовину приняла плоть Гастона в себя.
Не говори, что тебе не нравится так, – прошипел ему в самое ушко Гастон, затем прикусив мочку. – Ты похотливая шлюшка, Леон. И тебе наверняка будет лишь приятнее, если твою дырку будут трахать втроём.
– Как ты груб! – сладко простонал юноша, когда мужчина с силой втолкнулся в него до конца, до самого упора так, что яйца его звучно шлёпнулись об упругую попку.
Однако, Гастон был больше не настроен болтать – он принялся сильно, резко двигаться в попке блондинчика, крепко сжимая хрупкое тело в своих руках, прижимая к себе, словно желая растворить в себе. Между ними не было пространства даже для воздуха. Охотник жадно, ненасытно двигался в теле Леона, выбивая из него крики и сладкие стоны, причиняя боль, доставляя безумное удовольствие. Мужчина то и дело покусывал его кожу едва не до крови, порыкивая и постанывая от безумного удовольствия. Они будто бы сплавились воедино, наслаждаясь друг другом, сгорая в едином огне страсти и потерянной, надломленной нежности, с которой Леон гладил плечи мужчины, его спину, то и дело оставляя следы царапин. Губы его приоткрывались в сладчайших стонах и криках, что лишь подстёгивали мужчину всё сильнее двигаться в нём, всаживая ему по самые яйца так, что тот начинал под ним буквально ездить по прохладному атласу простыней.
Леон шептал мужчине на ухо что-то приторно-пошлое, сладкое, постанывая, выдыхая с криками его имя, разгоняя по телу мужчины волны удовольствия, возбуждения. Поддаваясь безумию, поддаваясь животному обаянию юноши, он жадно двигался в нём, чувствуя, как неумолимо приближается разрядка. А казалось, что хочется ещё и ещё, хочется не отрываться от тела Леона, но человеческие возможности ничем не изменить. Сильно втолкнувшись в разгорячённое отверстие блондинчика, мужчина обильно излился в него, глухо зарычав. Тяжёлые белые капли семени выплеснулись на животик юноши – Леон не выдержал. Медленно выскользнув из разгорячённого отверстия, мужчина чуть пошатнулся. Неестественная, жуткая слабость навалилась на него. Впрочем, после длинного забега и столь утомительных постельных игр, это было неудивительно. Туман подступил к голове мужчины, и он рухнул на кровать, как подкошенный, утонув лицом в мягких перинах и тут же и уснув.
Проследив за падением брюнета недовольным взглядом, Леон устроился рядом с ним и принялся ласкать себя, пожирая Гастона взглядом. Он уже готовился отдавать приказы своим слугам, чтобы они ни в коем случае не пускали сюда Рудольфа, который обязательно явится за любимым пленником. Пальчики одной руки скользили по плоти Леона, лаская, а другая рука уже массировала растраханное отверстие, перемазываясь в семени Гастона. «Какой он густой!» – довольно подумал Леон, облизывая губы, а затем принимаясь слизывать семя мужчины с собственных пальцев. Как только пальцы его были тщательно вылизаны, он снова запустил их в свою попку, принимаясь надавливать на простату. Плоть его пульсировала от удовольствия, но ему было мало. Мельком глянув на свой стол, где стояло множество скляночек, валялось около дюжины книг, блондинчик перестал себя ласкать и рванулся к нему. Взяв две склянки, брат Вивьена вернулся к кровати, облизнув губы и виднеющиеся клычки. Жадно потянув носом воздух, молодой граф перевернул Гастона на спину. Одним зельем отерев его лицо, чтобы точно не проснулся, другим Леон принялся натирать его плоть, которая уже вскоре стояла колом. Охотник же спал мёртвым сном и ведать не ведал о том, что его так нагло используют. Вновь облизнувшись, Леон оседлал бёдра мужчины и принялся насаживаться на его плоть, сладко постанывая и дрожа всем телом. Однако и этого ему казалось мало. Насадившись на плоть Гастона до самого основания, он принялся добавлять к плоти мужчины собственные пальчики, судорожно дыша и жалея, что они не в его кабинете, в котором достаточно «игрушек», чтобы развлечься во время нудной работы с бесконечными городскими бумажками. Его задница охотно принимала в себя всё продолговатое и округлое, что можно было туда впихнуть. Пару раз один из его служек-любовников умудрялся впихнуть в него виную бутылку.
С остервенением двигаясь на плоти мужчины, вонзая в себя пальчики, Леон стонал в голос, но желал большего, уже зная, что как только кончит, отправится к своим четырём фаворитам, чтобы провести хорошую ночь, лаская мужские члены, насаживаясь на них, забирая в рот. Представив себе эту картину, Леон довольно застонал и, резко опустившись на плоть мужчины, обильно кончил.
Леон осторожно слез с плоти мужчины, смотря на то, как его член мелко подрагивает от пульсации. Склонившись, юноша принялся вылизывать его по всей длине, как леденец, затем забирая в рот и принимаясь посасывать. Безумное возбуждение тут же охватило его тело. Горячий член мужчины жадно пульсировал в его тесном ротике, медленно лишь сильнее напрягаясь и готовясь излиться в ротик юного графа, а оттого Леон принялся лишь более яростно сосать его член, насаживаясь на него горлом и слегка сжимая собственную шею, прикрывая глаза от удовольствия. От ощущения того, как член мужчины раздвигает горло, как пульсирует внутри голову, по его собственной плоти сочилась влага смазки. Юноша сильнее стиснул собственную шею, принимаясь надрачивать через неё член мужчины, потираясь собственной плотью о ногу охотник. Когда же горячая, солоновато-горькая, вязкая субстанция выплеснулась, заполнив горло, граф лишь с наслаждением сглотнул её и, поднявшись с кровати, не став брать даже одежду, умчался к своим любовникам. А Гастон, измождённый, разбитый, так и остался лежать на кровати бесчувственной кучей мяса, костей, мышц и прочих составляющих.
Ему снились невероятно-лёгкие и приятные сны, которых он не видел с самого глубокого детства, что уже дало повод с утра быть бодрым и довольным всем и вся. Однако судьба его должна была сложиться по-другому. Он лежал в кровати уже не один – после ночных развлечений Леон вернулся в свою комнату и уже несколько часов как согревал его своим горячим телом. Мужчина слушал мягкое сопение над своим ухом и получало от этого невероятно удовольствие и даже чувствовал, как сильнее напрягается его и без того стоящий с утра член. Внизу раздался звон посуды, какой-то шум, но мужчина не придал этому значения. Приобняв блондинчика и запустив пальцы ему в волосы, Гастон уткнулся носом в его лоб, довольно улыбаясь. Он уже задремал, как дверь с грохотом распахнулась и принесла с собой ледяной воздух. Леон дёрнулся и распахнул глаза, резко сев в кровати.
На пороге, злой и уставший, с едва заметными синяками под глазами высился Рудольф. Тёмные его волосы рассыпались по плечам, в них застряли почему-то до сих пор не растаявшие снежинки. Одежда его была слегка помята, но выглядел он всё так же величественно, а трость, которую он сжимал в руках, угрожающе поблескивала уже слегка вытащенным кинжалом. Взвизгнув, брат Вивьена натянул на себя одеяло, после теснее прильнув к Гастону. Он весь затрясся от ужаса и не знал, что ему делать теперь.
– Ты украл мою собственность, Леон! – рявкнул с порога граф, размашистым шагом пересекая комнату. Не успел блондинчик и слово сказать, как Рудольф схватил его за золотистые кудри и стащил с кровати. – И ты имеешь наглость просить меня, чтобы я его тебе отдал?!
Едва не плача, юноша попытался разжать пальцы мужчины, что больно держали его за волосы, едва не снимая скальп.
– Рудольф… Рудольф… Прости… – всхлипывал юноша, по щекам которого наконец заструились слёзы. – Прости, пожалуйста!..
– Для тебя я господин! – рявкнул мужчина и дёрнул блондинчика за волосы, отчего он закричал в голос, пытаясь отстраниться, забил ногами, изгибаясь, но боль была слишком велика.
