Столетия в особняке не изменили их внешности, зато превратили их души в глыбы льда. Слуги менялись, деревья вырастали и старели, зима сменялась весной, та летом, лето заменяла осень, а на смену вновь приходила зима. И так раз за разом. Набирая себе нескольких юношей и девушек для развлечений, Рудольф наткнулся на Вивьена и его младшего брата, которые вскоре стали ему подчиняться, а затем покинули его, как самостоятельные оборотни. Их стая всё разрасталась, но вскоре они нашли способ держать себя в руках. Ещё несколько сотен лет пролетели словно бы незаметно в вечных сексуальных развлечениях, в выездах в город и торжественных ужинах. Люди вокруг менялись и для каждого поколения Рудольф и его стая оставались чем-то новым и непознанным.
Но на сцену вышел Гастон. Охотник, убивший не одного их сородича. Рудольф готов был ринуться в город и убить наглеца, но задумал куда как более изощрённую месть, которую и стал вершить. Но случилось одно непредвиденное но. Этим но оказалось робкое чувство, появившееся в его сердце и окаменевшей душе, как пробивается тонкая травинка через слой камней и горных пород. Строптивый брюнет, что не хотел подчиняться ни под каким видом, влюбил своевольного графа в себя, сам о том не ведая.
Луна медленно клонилась к горизонту, стремясь скрыться за верхушками деревьев. Тогда-то Гастон и услышал приближающийся вой – звери возвращались. Он видел, как менялись их тела, как вместо огромных волков на ступени особняка ступают двое прекрасных людей, перемазанных в крови, и его пёс. «Надо бежать», – твёрдо решил мужчина, прикусив губу. Наспех одевшись, охотник подкрался к двери и замер, прислушиваясь – слуги, услышав, что хозяин вернулся, ушли прочь, решив, что Гастона больше незачем охранять.
Подобно вору, он на цыпочках выскользнул из комнаты и, стараясь передвигаться в тени, двинулся прочь по коридору, к тёмной лестнице, надеясь, что не встретит беспощадных зверей. Его сердце настолько громко стучало в груди, что брюнету казалось, будто бы его слышит весь особняк. Он передвигался бесшумно, точно сам был рождён зверем. Задержав дыхание, Гастон скользнул вниз по лестнице, пересёк холл, узкий коридор и вынырнул на улицу.
Снаружи было холодно и ветрено. Порывы ветра вздымали плащ охотника, заставляя мурашки бегать по телу. Оглянувшись на особняк, мужчина пустился бегом по парадной лестнице, затем по очищенной дороге к приоткрытым воротам. Быстрее! Быстрее, прочь из этого жуткого места! Он не слышал ничего, кроме своего сбившегося дыхания и шума крови в ушах. Он впервые за долго время оказался за пределами территории особняка, но из памяти его не выветрились воспоминания о том, что, где и как расположено. Утопая в сугробах, ледяная корочка которых порезала ему до крови руки, он шёл прочь, вскоре скрывшись в тёмном лесу. Луна окончательно скрылась за горизонтом, кругом рассвело. Ноги его промокли и замёрзли, но он вышел на более-менее расчищенную дорогу и бросился по ней, спотыкаясь, поскальзываясь и падая. Неудачно приземлившись в одно из падений, он расшиб себе нос, но вновь вскочил на ноги и бросился прочь. Его всё больше тошнило и трясло, но иначе он не мог. Он не представлял себя теперь рядом с Рудольфом – слишком страшно ему было для этого, хотя внутренне он и понимал, что всё ещё что-то чувствует к своему ледяному графу, начавшему медленно отогреваться в его присутствии. Бежать. Не важно, куда. Главное, что подальше от этого места. От этого особняка, который глубоко врезался в память мужчины, оставив отпечаток в его душе, который никогда не сможет исчезнуть.
Мужчина несколько раз останавливался на несколько минут, чтобы натереть лицо снегом, прийти в себя и броситься дальше. Он не знал, хватились ли его уже или ещё нет, но нужно было бежать. И когда в глазах мужчины всё готово было померкнуть, а силы его покидали, он увидел просвет между деревьями. Рванувшись из последних сил, он вышел к небольшой, светлой усадьбе. Здесь жизнь била ключом – слуги носились туда-сюда по двору, расчищая его от снега, кто-то занимался чисткой ковров. Само здание в три этажа с балкончиками и кокетливо-жёлтыми шторками производило вполне себе приятное впечатление. Гастон замер. Он бежал, выбился из сил, теперь нашёл людей и… что он им скажет? Помогите, мой хозяин – оборотень?! Или «помогите, за мной гонится граф-оборотень!». Пребольно укусив себя за губу, брюнет замер, но ступор его продлился недолго – он увидел, как из усадьбы выходит… Леон в зимней шубке.
Блондинчик довольно улыбался, прохаживаясь по двору и следя за работой слуг. На миг подняв взгляд, он так и замер, увидев Гастона. Брюнет, поймав на себе этот взгляд, на дрожащих от усталости ногах направился к брату Вивьена, готовый упасть в обморок.
– Гастон, какая неожиданность. – пролепетал юноша, подходя к мужчине и обнимая его, затем поднимая на него удивлённый взгляд. – Почему ты здесь? Что-то случилось с Рудольфом?
Взгляд его скользнул по ошейнику на Гастоне, и Леон был вынужден откинуть эту версию прочь и заподозрить неладное. Желая уйти от ненужной темы, Леон засиял улыбкой и погладил брюнета по щеке, начиная тараторить так, что тот не успевал и слово сказать:
– Я в любом случае безумно рад видеть тебя Гастон. Ты не представляешь, как я по тебе соскучился! Ах, если бы братик и Рудольф не поссорились, мы бы виделись чаще, знаешь? Ой, ты же, наверное, замёрз и устал! Идём в дом, я тебя накормлю и дам согреться.
Не слушая возражений и щебеча о том, что Вивьен только недавно был у него в гостях, а затем уехал по своим делам, что тройняшки недавно тоже заезжали в гости с Жаном, что зима в этот раз выдалась просто необыкновенная, Леон повёл мужчину в дом, где ему предоставили сухую одежду, тёплое молоко, мятый картофель с мясом. Гастон даже успокоился и начал было подумывать о том, чтобы остаться здесь, если будет возможность. В конце концов, спать с очаровательным мальчиком-шлюшкой, который не тыкает мордой в грязь, гораздо приятнее, чем с куском вековечного льда.
– Если хочешь, можешь остаться у меня, – вдруг заявил Леон, открыто улыбаясь Гастону и осторожно усаживаясь к нему на колени, когда он пил горячий чай. Тонкие его пальчики скользнули в волосы мужчины, принимаясь перебирать и чуть сжимать. Глаза Леона так и засверкали страстью и похотью. – Я договорюсь с Рудольфом.
– А ты уверен, что у тебя получится? – поинтересовался мужчина, позволив себе уложить руку на бедро юноше и чуть огладить.
– А ты во мне сомневаешься? – чуть потеревшись бёдрами о пах мужчины, Леон поднялся на ножки и поманил брюнета за собой.
Повинуясь ему, точно марионетка кукловоду, Гастон последовал за юношей, который провёл его по лестнице на второй этаж, а оттуда – в уютную спаленку в светлых тонах. Двуспальная кровать на дубовых ножках с балдахином уже дожидалась их – слуги сняли покрывало, чуть отодвинули одеяло, взбили перины и подушки.
– Так вот, где твою попку все используют, – задумчиво протянул Гастон, оглядывая спальню и чуть ухмыляясь.
– Именно так. А ещё в конюшне, в саду, в библиотеке, в трапезной, в гостиной… – начал перечислять Леон, но брюнет повалил его на кровать, затыкая ему рот поцелуем.
«Вот ведь неуёмная шлюшка!» – с садистским удовольствием подумал Гастон, раздевая Леона, мелко дрожа от прикосновений к бархатистой коже юноши, словно это доставляло ему безумное удовольствие. – «Трахать бы тебе и трахать. Втроём! Вчетвером! Чтобы из тебя весь дух выбило». Куснув нижнюю губу юноши, мужчина грубо втолкнулся в его ротик горячим языком, принимаясь там хозяйничать с уверенностью полноправного любовника или мужа, пока его руки срывали с Леона остатки одежды. Блондинчик, глухо постанывая в губы охотника и прогибаясь под его прикосновениями чувственной дугой, времени зря не терял и избавлял мужчину от одежды. Оторвавшись от губ брата Вивьена, брюнет отстранился, придирчиво осматривая его столь юное и столь развратное тело, что манило к себе, точно магнитом. Грудь юноши вздымалась и опускалась от сбившегося дыхания, бусинки сосков темнели на его бледной коже груди. Прикусив губу и скользнув взглядом по плоскому животику, по стройным бёдрам, по всё ещё небольшому, мальчишескому члену, Гастон прильнул к груди юноши, кусая и вылизывая его соски, сорвав с полных губок сладостный стон. Ноготки прошлись по коже мужчины, разгоняя стайки мурашек, оставляя розоватые полоски, заставляя брюнета прогнуться в спине и теснее прижаться к юному телу.
