Вскоре боль и в самом деле заменилась удовольствием. Гастон всё чувствовал до ужаса остро – как два члена скользят в нём, раздвигая стенки тесного прохода, пульсируя от удовольствия и явно собираясь вот-вот излиться в него. Это упоительное чувство наполненности вызывало в его теле дрожь, заставляя тело содрогаться и извиваться в руках мужчин.
– Вот шлюха. – разъярённо шептал Вивьен, врываясь всё глубже и царапая спину Гастона вновь и вновь.
Человек – странное существо. Пожалуй, самое странное существо в мире. Ибо, захотев притвориться мёртвым, он настолько войдёт в роль, что с минуты на минуту и в самом деле умрёт. То же происходило и с Гастоном. Он искренне хотел убедить себя и двух мужчин в том, что ему хорошо и приятно, и что даже их слова его вовсе не задевают, но он и в самом деле стал чувствовать наивысшее удовольствие, фактически его квинтэссенцию. Прогибаясь в спине и чуть подаваясь бёдрами навстречу, он с туманной улыбкой воспринимал оскорбительные слова Вивьена, не переставая награждать Рудольфа и блондина сладкими, хриплыми стонами, дрожащими от нехватки воздуха и внезапного жара, сковавшего их троих. Под конец он настолько разошёлся, что даже принялся целовать шею Вивьена, что напрочь тут же обо всём забыл.
Вновь чуть подавшись бёдрами, Гастон сдавленно рыкнул и обильно кончил Вивьену на живот, с трудом держась в сознании – это был столь сокрушительный оргазм, что ему пришлось пару минут пробыть с закрытыми глазами, хватая ртом воздух. Внутри всё горело, семя мужчин стекало по его бёдрам и ягодицам. Рудольф довольно облизнулся и потянулся было вновь к Гастону, что являл собой зрелище поистине привлекательное, но блондин его перехватил и вжал в кровать.
– Ну уж нет. – прошипел он на ухо хозяину особняка, широко разводя его ноги и принимаясь потираться плотью о его бёдра. – Теперь ты мой.
Охотник вяло приоткрыл глаза, растекаясь по кровати и смотря на мужчин, что яростно боролись, но пока победу никто из них не одерживал. «Как они так быстро восстанавливаются?» – вяло подумал брюнет, скользнув взглядом по вновь напряжённым членам мужчин, перед тем, как соскользнуть в болезненное забытье, наполненное глухими стонами, жаром, дрожью.
Ему снился этот кошмар, помноженный на бесконечность. Ему снились тела, переплетённые между собой в жаркой страсти. Отовсюду слышались стоны и крики, вопли, тела дрожали, обливались потом и семенем, тут и там мелькали полные сладкой неги лица. Гастон почти чувствовал запах безумия, исходящий от них. Он чувствовал запах пота и желания, ему было мерзко, потому как он понимал, что он среди них, что он вот-вот кинется в этот океан тел и потеряется навсегда, сломается.
Распахнув глаза, мужчина судорожно вздохнул. Взгляд его тут же лихорадочно забегал по комнате. Бывает такое состояние после редкого пробуждения, когда тело не слушается, дрожит, а в горле сухо, как в пустыне. Мозг Гастона ещё не начал активно работать, а потому он никак не мог осознать происходящего – он был в полном бреду. После ночных развлечений, что вновь растревожили его было успокоившееся тело, у него поднялась температура, ему было настолько плохо, что он уже жалел о том, что проснулся. Как оказалось, он промучился в бреду третьи сутки, даже воду почти не принимал, когда вдруг на пару мгновений открывал глаза – Аннет и Рудольф просидели рядом с пленником всё это время, но всё больше Аннет – граф старался не подходить к мужчине, хотя ему этого и хотелось.
Наконец, пришедший в себя мужчина, осмысленным взглядом окинул комнату, хотя ему и было дурно. В кресле дремал граф. О, как прекрасен он был в этот миг! Тёмный демон, принявший вид светлого ангела, склонил голову на бок, чуть наклонив её. Черты его лица стали мягче, строго, холодно поджатые губы, наконец, расслабились и даже, похоже, были изогнуты в ласковой улыбке. Неизменная трость покоилась на коленях, и Рудольф являл собой некий Абсолют. Уставший, с такими же слабостями, как и у всех людей, сморенный таким же обычным сном. Грудь его мерно поднималась и опускалась, ресницы мелко-мелко трепетали. Вот уже второй раз Гастон видел его не таким, как прежде. Но граф зашевелился, и охотник поспешил закрыть глаза. То, что он вдруг зашевелился, тут же привело его тело к прошлому состоянию – жар накинулся на него с яростью зверя, что добивает свою жертву, и Гастон снова соскользнул в кошмар.
Осень озолотила лес и сад вокруг особняка, примешивая к прелести этого пейзажа кроваво-алые всполохи среди общей массы. Ярко-зелёная трава ещё сверкала на солнце, воздух звенел осенней приятной прохладой, словно бы переливаясь, оглаживая кожу. Гастон вывел Оливера, что в последнее время чувствовал себя не очень хорошо, в сад, воспользовавшись советом Аннет – больше выгуливать своего пса. А Оливер всё больше и больше становился для Гастона единственным утешением, ведь после очередного надругательства графа он вполне мог рассчитывать на дружественное виляние хвоста своего четырёхного друга. Но теперь Оливер стал вялым, глаза его покраснели, да и дышал он с некоторым трудом. Они медленно шли по саду, под их ногами тихо шуршали листья.
– Я сказал нет, Вивьен! – раздражённый, звенящий от гнева голос графа окатил охотника ледяной волной ужаса, и он замер, остановился и Оливер.
Мужчина осторожно выглянул из-за дерева. Возле одной из скамеек друг напротив друга замерли Рудольф и Вивьен. Оба были невероятно раздражены и напряжённо всматривались друг в друга, как дикие коты перед дракой.
– Рудольф, ты стал слишком нежен. – сквозь зубы прошипел блондин, сжимая трость в руке. Гастон даже на расстоянии видел, как тяжело вздымается и опускается его грудь от напряжения и волнения. – Я выбью это из тебя.
– Делай, что хочешь, Вивьен. Этот пленник – мой. И я тебя к нему больше не подпущу.
– Он пленник и раб! – рявкнул Вивьен, дёрнувшись было в сторону графа, но замерев. – Либо он становится слугой, либо…
– Это моя добыча! – взревел Рудольф так, что даже ветер на миг затих, перестав шелестеть золотыми листьями. – Моя и ничья больше! Я не собираюсь делить Гастона с кем-то вроде тебя, мальчишка!
Вивьен зарычал разъярённым зверем и кинулся на мужчину. Закипела нешуточная драка – оба выхватили тонкие, длинные кинжалы из своих тростей и явно собирались поубивать друг друга. «Может, стоит вмешаться?» – на миг пронеслось в голове охотника, но он тут же откинул эту мысль куда подальше. Явись он сейчас и вмешайся в драку, они бы разорвали его на кусочки и даже не заметили. Пролилась первая кровь – Вивьен достал до Рудольфа и полоснул ем кинжалом по руке, отчего на белоснежной рубашке тут же выступило тёмно-алое пятно. Гастон слышал звериные рыки, что срывались с их губ, деревья, казалось, в испуге дрожали – ветви их слегка шевелились, поднялся шум листьев. Тусклое осеннее солнце играло на кинжалах, отбрасывая быстрые, едва уловимые блики, отчего по лицам мужчин вновь и вновь пробегали лучи, оттеняя их прекрасные лица, искажённые ненавистью. Пленник впервые видел Рудольфа в таком состоянии – абсолютно бешеном. Губы его скривились, чуть обнажая сжатые белоснежные зубы. Вивьен же казался Гастону ещё более отвратительным, но до ужаса прекрасным. Светлые волосы разметались по его плечам, изумрудные глаза так и сияли. И если бы не гримаса ненависти, что искажала всю прелесть лица, то Гастон, возможно, залюбовался бы им. Вновь брызнула кровь – на этот раз граф прочертил длинную линию от живота блондина до его груди. Будь удар чуть более сильным и не успей Вивьен отклониться достаточно, то его внутренности уже бы приукрасили пейзаж. Рудольф становился всё более настойчивым, их бой словно перерос в смертельный танец, в котором каждый из партнёров мог вдруг убить другого.
Метнувшись вперёд, мужчина выбил из рук блондина кинжал и, повалив бывшего приятеля на землю, прибил его руку к земле своим оружием. Кровь брызнула на лица обоих мужчин, а вопль огласил парк, отчего Оливер поджал хвост и тихо заскулил.
