При свете заходящего солнца, что окрашивало своими алыми лучами комнату, они словно тонули в каком-то безумии, не в силах насытиться друг другом, как звери во время брачного сезона. Руки юноши впивались в простыни, проделывая в них дыры, сладкие его стоны сменились тихим рычанием, что ему тоже невероятно шло. «Волчонок», – пронеслось в мыслях охотника, когда он наваливался на юношу всем телом, заставляя его сложиться пополам, ожесточённо двигая бёдрами.

Когда первые солнечные лучи окрасили комнату в золотые и алые цвета, Гастон приоткрыл глаза. После жаркой ночи любви с Леоном, во время которой юноша даже позволил ему полюбоваться собой, пока он занимался самоудовлетворением, поглаживая свой член и всаживая в себя три свечи сразу, он едва смог уснуть, но почти сразу и проснулся. Словно возбуждение не собиралось уходить вообще, словно Леон его чем-то отравил, и Гастон теперь безумно хотел секса. Однако пыл его был охлаждён тем, что в кровати больше никого не было. И хотя охотник знал, что Леон не из тех, кто верит в любовь с первого взгляда, а так же остаётся с любовником после ночи секса, он почувствовал некоторое расстройство.

Медленно поднявшись с кровати, Гастон подошёл к окну и осмотрел двор – карет там уже не было. А это означало, что Леон уехал. Уехали все. И он вновь остался в особняке, где царствовал Рудольф.

Солнце. Оно резало глаза, вызывало жгучее желание выть и рвать на куски всё, что было вокруг. Но сейчас было не время. Он не мог позволить себе сорваться сейчас, ещё больше напугать и взбесить своего пленника. Даже сейчас, чтобы не поддаваться природе, ему пришлось провести ночь с Вивьеном, с этим напыщенным, смазливым мальчишкой! Скрежетнув зубами, граф метнулся к окну и бросил взгляд на противоположное окно. Он видел, как Леон поднялся с кровати, оделся и вышел прочь, плавно покачивая бёдрами. Ох уж эта мелкая шлюшка! Его бы вчетвером драть до потери сознания, но он же будет в полнейшем восторге.

А вот его пленник… Чуть сощурившись, граф облизнул губы, что уже через миг расплылись в довольной улыбке.

========== Ария пятая ==========

Вдохи вились, словно плети,

В прахе пепла и слов,

Только дверь слетела с петель,

На пол рухнул засов.

Я не знаю, будь что будет,

Наливайте, Барон!

Тот, кого боятся люди,

Пьёт со мной горький ром.

Листья на деревьях медленно начинали желтеть – осень неторопливо заменяла лето, входя в свои права. Вот-вот на аллеях сада должны были появиться первые золотые листья. И, наверное, это было бы единственным источником звука в округе. А особняк вновь наполнился гостями, правда, в этот раз никто не заставил Гастона выполнять что-то унизительное – он тихо сидел в своей комнате, закутавшись в тёплый плед. Оливер лежал рядом с ним, уложив голову на лапы и закрыв глаза. В последнее время пёс стал единственной радостью для мужчины – даже прогулки в саду его уже не так манили, а всё из-за того, что в один из вечеров Рудольф застал его в саду и грубо трахнул на широкой скамье, после чего всё тело охотника было в синяках и ссадинах. Погладив пса по голове, мужчина чуть улыбнулся: его мягкая, тёмно-серая шерсть так и лоснилась. Здесь к его псу проявляли столько же внимания, сколько и к самому графу, всячески его балуя, поэтому пёс был вполне себе счастлив, тем более, что от хозяина его никто не отрывал.

Гастон слышал, как этажом ниже пирует компания Рудольфа. Слышал их прелестные голоса, их смех, пару раз слышал несколько возбуждённых криков – они явно что-то обсуждали. И охотник боялся, что обсуждают именно его, а потому был напряжён. Мысли вились в его голове, словно рой пчёл, улей которых разворошил озорной мальчишка. И Гастон знал, какой именно мальчишка разворошил этот улей. Граф не наведывался к нему уже почти неделю, и лишь в этот день зашёл на пару мгновений, чтобы бросить скомканную фразу:

– Сегодня вечером будут гости. Будь готов.

Охотник даже толком не успел посмотреть на него. Граф вошёл в комнату, оглядел её беглым, чуть растерянным взглядом, сказал, что хотел, и вышел, тихо постукивая тростью. Такое несколько напрягло мужчину, если учитывать, что на протяжении почти двух месяцев после первого приезда гостей Рудольф почти не оставлял охотника на ночь одного. «Надеюсь, он нашёл себе другого пленника», – не без облегчения подумал мужчина, потрепав очнувшегося ото сна пса по холке. – «Может, нас отпустят». Оливер облизнулся и поднял доверчивый, полный преданности взгляд на Гастона, словно бы говорил: «Всё будет хорошо, хозяин». Однако всё перестало быть хорошо, как только в комнату мужчины вошёл Вивьен. Блондин с некоторым высокомерием смотрел на охотника, что сидел на кровати. Тускло сияли свечи, чтобы осветить комнату после заката солнца. Небо было чёрным, жалкая горстка звёзд лучилась на небе, и лишь полная луна заглядывала в окно комнаты, словно подглядывая за происходящим, как сплетница. Гастон замер на кровати, вскинув полный ужаса взгляд на Вивьена.

– Ты до сих пор не готов. – холодно произнёс Вивьен, скидывая с себя пиджак и уверенно направляясь к кровати. Оливер заскулил и, спрыгнув с кровати, уполз под неё. Изумрудные глаза мужчины так и горели огнём.

– Я… Я не знал, когда… – начал было Гастон, но блондин влепил ему смачную оплеуху, отчего охотник едва не опрокинулся на кровать.

– Молчать! Ты, жалкий раб, человечишка! – рыкнул Вивьен, стаскивая с себя рубашку. – Не смей говорить со мной таким тоном!

Охотник уже открыл было рот, чтобы огрызнуться, но граф ударил его наотмашь, после схватив за волосы и низко склонившись к его лицу:

– Молчать, дрянь!

Отпустив мужчину, Вивьен наспех разделся и, закинув ноги мужчины себе на плечи, принялся в него входить, хотя Гастон и пытался сопротивляться, за что получал смачные оплеухи. Блондин, ворвавшись в него, сразу принялся яростно, жёстко в нём двигаться, стискивая бёдра до фиолетовых синяков. Он рычал от удовольствия, наблюдая за тем, как мужчина под ним морщится от боли, хрипло постанывая, но во всю стараясь держаться. Меж тем плоть его болезненно напряглась от удовольствия, что раз за разом вспыхивало в потоках адской боли.

– Нравится тебе, сучонок? – прошипел Вивьен, низко склонившись над ним и особенно глубоко всадив в него член. – Нравится, мразь?

Гастон приоткрыл глаза и поднял яростный, затуманенный болью взгляд на мужчину, чуть прикусив губу и нахмурившись. Он тяжело дышал, грудь его судорожно вздымалась и опускалась, но он переборол себя.

– Подавись, мразь, – рыкнул Гастон и смачно плюнул Вивьену в лицо.

Шокированный такой наглостью, Вивьен замер и даже не сразу взбесился – он привык, что все пленники покладисты и послушны, а тут!.. Выйдя из Гастона, граф схватил его за волосы и стащил с кровати, вырвав из груди мужчины слабый вскрик. Блондин протащил его по всей комнате и даже пару раз ударил лицом о подлокотник кресла. Дверь тихо распахнулась, и на пороге возник хозяин особняка, опоздавший из-за того, что слугам следовало раздать указания. Увидев, чем занят Вивьен, он тихо рыкнул и вцепился в его волосы, после склонившись к его уху:

– Это МОЙ раб. Отпусти.

– Твой раб посмел плюнуть МНЕ в лицо! – взревел разгневанный блондин, отпустив Гастона и развернувшись к Рудольфу.

Граф чуть прикусил губу. Если бы Вивьен избивал Гастона просто так, то он мог бы выставить своего друга прочь и подарить пленнику хоть каплю нежности. Но тут охотник был виноват, и Рудольф ничего не мог поделать – за такое наказывали. Обычно смертью.

– Он своё получил. – спокойно отозвался Рудольф, принимаясь разоблачаться, стаскивая с себя рубашку.

Избитый, как бродячая собака, мужчина осторожно вернулся на кровать, прекрасно понимая, что просто так к нему никто не пришёл бы, да и Рудольф явно явился не затем, чтобы прекратить его муки. Граф, избавившись от остатков одежды, первым добрался до Гастона, но вместо того, чтобы начать его насиловать, навис над ним и принялся целовать каждый синяк, каждую ссадину, оглаживая тело. Охотник невольно уставился на графа, как на сумасшедшего. С чего бы это с ним так нежничать?