Полыхнула алая вспышка – клятва была дана, а значит, я её нарушить не мог. Отец поморщился, явно пожалев, что отпустил меня ещё в тот миг, когда я ему начал угрожать, но браслет с моей ноги снял.

– Я продолжу жить в этой комнате, ты можешь и дальше навещать меня со своими грязными делами. Но если хоть один урод сунется ко мне с непристойными предложениями, я разорву его на части и приготовлю тебе на завтрак, равно как и любого из этих шлюх, если они посмеют косо на меня глянуть.

– Ты об этом пожалеешь, Арлан, – прошипел отец и, не поворачиваясь ко мне спиной, двинулся к двери.

– Я уже пожалел о том, что не перегрыз тебе глотку в то утро, – улыбнулся я уже спокойнее, а затем сел на кровать.

Когда отец вышел и закрыл за собой дверь, из меня словно вынули все кости –бесформенной кучей упал на кровать и запустил пальцы в шерсть на шее. Меня трясло от страха и злости – неужели у меня, в самом деле, получилось? Неужели он меня освободил?

За дверью послышался визг эльфа, его причитания, а затем хлопок оглушающего заклятья, попавшего в цель. Я чуть улыбнулся и откинулся на кровать, закинув за голову руки. Мне стало легче – я выпустил из себя весь пар и остался этим крайне доволен, хотя меня всё ещё слегка потряхивало из-за произошедшего. Освободившись от мыслей, я позволил себе на пару часов прикрыть глаза и отдохнуть.

Шёл восьмой месяц моей беременности и десятый – моего заключения. За окном цвёл май, и стояла жуткая духота. Я чувствовал себя просто отвратительно – плод развивался быстрее, чем хотелось бы мне, а мой живот всё равно был всем прекрасно виден. Высокий, тяжёлый, из-за которого у меня постоянно болела спина, он вовсе не казался мне красивым, хотя я не раз видел беременных, и они казались мне самим очарованием. Возможно потому, что вынашивали желанных детей, а я – ненавистного. Плюс ко всему жутко болела грудь, которая слегка налилась, как и соски. Извечный минус всех беременностей мужчин. Единственное, что облегчало муки от кормления грудью – через пару месяцев после рождения ребёнка, она просто сойдёт.

Чернокнижники через пару недель должны были добраться до нас, а потому отец стал более нервным. Сейчас в моём положении был один несомненный плюс – он ко мне не прикасался, хотя иногда заставлял делать ему минет. Но всяко лучше, чем ночами торчать в его кровати и подставлять задницу, когда его левой пятке захочется.

Пару дней назад в наш замок прибыли Торес и его дружина. С одной стороны это было хорошо – поддержка нашим воинам была очень нужна, а с другой стороны – я видел, что Торес что-то замышляет. Подлое, гадкое, грязное, тёмное. Видел это не только я, а потому вскоре оказался под крылом отца и его пристальным круглосуточным надзором. День за днём мне становилось всё хуже – не только из-за духоты, но ещё и из-за плода. Ребёнок был чересчур активным. То и дело ворочался, пинался, а оттого меня постоянно сводили судороги боли. Было трудно дышать – явно крупный мальчишка. А лекари-повитухи, которых ко мне приставил отец, сказали, что это именно мальчишка. Они могли извлечь ребёнка, открыв специальное пространство, но не могли сделать аборт, когда он ещё не был так развит, что меня безумно бесило. Впрочем, в те дни меня бесило абсолютно всё: солнце, навязчиво лезущее в глаза, горячие прикосновения отца, хихиканье шлюх за дверьми, внимательные взгляды и магические прикосновения лекарей. Но это было неудивительно – я готов был вот-вот родить папашиного ублюдка, а потому настроение моё было ни к чёрту. Тем более, что после того моего серьёзного с ним разговора он в самом деле написал указ, но пока что не оглашал его – не был уверен, что родится именно мальчишка, не обращая внимания на все заверения лекарей – кто не ошибается, в конце концов?

Пугало меня ещё и то, что я не увидел среди прибывших шестёрок де’Льяна Лифаэна. «Убили», – постоянно стучало в моей голове, и я сердился лишь больше. И не знал на кого больше – то ли на самого моего друга, то ли на Тореса, за которым он пошёл. Но как оказалось позже, он пошёл за своей девушкой, в которую был влюблён по самые пушистые уши. То ли я злился на чернокнижников, пошедших на эту кровопролитную войну. Пожалуй, я злился на всех в равной степени, но больше всех меня бесил Торес. Высоченный черноволосый оборотень с внушительной мускулатурой и чёрными, как сама ночь, глазами.

У женщин он явно пользовался большим успехом, но то не делало его меньшим гадом. Что стоил его оскорбительный смешок в мою сторону: «Обрюхатил тебя нелюбимый, рыжий». В тот миг мне хотелось вцепиться в его глаза, но живот мне этого сделать не позволял, хотя очень хотелось.

Чертыхнувшись, я с трудом поднялся с подушек, расстеленных на полу и стал избавляться от лёгких одежд, чтобы принять ванную – спина болела невыносимо, а голова кружилась. Приближающаяся финальная битва меня нервировала и пугала. О чём думал отец, когда оставлял меня здесь и заделывал мне ребёнка? Если он хотел, чтобы тот родился, то почему меня не отправил под присмотром лекарей к дроу? Или был настолько уверен в своей победе? Узнать я не мог. Ни тогда, а уж тем более – ни сейчас.

Опустившись в горячую воду, я прикусил губу и попытался расслабиться, но гадкие мысли, а ещё более гадкие ощущения не позволяли мне этого сделать. Ребёнок вновь больно толкнулся, и я едва не задохнулся – рёбра мои слегка деформировались, сам плод давил на лёгкие, а потому дышать было очень и очень трудно. Я с трудом сдержал рычание и шипение. Отец вот уже как два часа назад унёсся выяснять, в каком состоянии находятся боевые машины и его драгоценные солдаты. Пока я сидел в ванной и отмокал, – даже боль успела отойти на задний план! – явились лекари в своём полном составе, в количестве пяти штук. Главный их – самый старый, поджарый, седой оборотень с заметными морщинами на лице, сочувственно мне улыбнулся и пожелал доброго утра.

– Какое к чёрту доброе утро? Этот выродок мне скоро все рёбра поломает! – рыкнул я в ответ на это пожелание, с помощью двух более молодых лекарей выбираясь из ванной.

– Не сердитесь, ваше сиятельство, – мягко улыбнулся старик, укладывая меня на кровать и осторожно притрагиваясь к моему животу. – Ребёнок это чувствует и нервничает, а от этого вам только хуже.

Осмотр был недолгим, а лекарь остался весьма доволен результатом:

– Малыш почти готов к родам, милорд. Через пару дней вы сможете расслабиться.

Я только фыркнул. Как будто я не знаю, как тяжелы мужские роды! Пока они установят магическую сеть, пока заключат в неё плод, пока осторожно перенесут его из магического пространства обратно к нам, он успеет повредить внутренние органы и быть на грани смерти, а так же почти довести до смерти рожающего. Покачав головой, словно понял мои мысли, лекарь сообщил, что они постараются сделать для меня всё возможное, а затем они удалились. Я продолжил лежать на кровати, смотря в натянутую ткань алого балдахина. Уложив руки на живот, как мне велели иногда делать лекари, чтобы успокаивать ребёнка, я скрежетнул зубами. Тот явно почувствовал руки «матери» и мягко толкнулся – не только ножкой, но ещё и магической волной. Тихо вздохнув, я прикрыл глаза. Всего пара дней. Всего лишь пара чёртовых дней, и я смогу убраться с этим выродком к дроу до окончания войны. Позволив себе расслабиться, я провалился в сон, который, к несчастью, не продлился очень долго.

Меня разбудило робкое прикосновение ладони к моему плечу, и я тут же распахнул глаза. Служка отпрянул и опустил взгляд.

– Лорд де’Мос желают вас видеть, ваше высочество, – тихо протараторил юноша. – Они ожидают вас в библиотеке, ваше сиятельство. Велели вас проводить.

С трудом подавив рык ярости, я с помощью мальчишки поднялся с кровати и, не смущаясь своего обнажённого вида, стал одеваться. Одежду для меня отец подобрал удобную и совсем не давящую на живот – за что ему огромное спасибо. Служка помог мне натянуть на бёдра мягкие эльфийские брюки, а затем, дав опереться на свою руку, повёл к библиотеке. Спина ныла, а потому я шёл не очень быстро, хотя и старался поторопиться – отец безумно злился, если я заставлял его ждать. Но у меня всегда был весомый аргумент: хочешь здорового ублюдка – жди.