— Место Госпожи должна была занять мать Гилберта, но тут нарисовался Ке́дзин. Откуда явился этот задохлик — непонятно, как умудрился очаровать такую женщину — тем более. Я бы на её месте просто выставил такого кавалера вон. Пока… — мужчина запнулся, бросил быстрый взгляд на Артемиса, но тот был слишком увлечён очередным раком, чтобы обратить на это внимание, — Хранитель был занят своими делами, этот проходимец умудрился жениться на Бьянке и таким образом получить право наследия звания. Никто даже не предполагал, что он сможет пройти испытание, что за́мок его признает. Но каким-то чудом ему это всё же удалось сделать. Некоторые до сих пор думают, что здесь не обошлось без пары контрактов с демонами. Кедзин показал себя претенциозным, хватким, и сперва все радовались, что наконец-то всё будет как прежде.
— А как так вышло? — подал голос Акио, прерывая рассказ. — Ну, я думал, у вас тут наследник только по крови или по силе. Ты же говоришь так, словно он свалился с бухты-барахты и при этом не был слишком силён.
— Как тебе сказать, — Минор повёл плечом, затем отхлебнул эля и уставился в почти опустевшую кружку, чтобы затем наполнить её. — Он тоже Найтгестом был, так сказать. Сам понимаешь, седьмая вода на киселе. Возможно, даже какой-то озлобленный бастард. И если вдруг женщина оказывается наследницей, то ей не будут пытаться ставить препоны. К чему бы? Покажет себя лучше остальных претендентов, если они вообще будут, то быть ей Повелительницей. Но если вдруг появится мужчина, который на ней женится, то, скорее всего, именно он станет править балом. В истории немало таких случаев, но это не значит, что именно так всё и будет складываться: законов для подобного нет, — дождавшись, пока Акио кивнёт, Минор продолжил: — А потом Кедзин пустил всё по одному месту. Когда родились их близнецы, он будто с катушек съехал, стал всюду искать подвох, озлобился на всех и вся и стал развязывать войну за войной. По большей части неудачно. От бесконечных контрибуций казна сильно поистощилась, союзы трещали по швам. Поговаривали, будто наследник вот-вот войдёт в возраст, когда сможет занять его место. Ты не представляешь, какие это были отвратительные времена, — Лоренцо поморщился так, будто съел целиковый лимон. Лицо его помрачнело. — Поговаривали даже, что мы были близки к тому времени, когда чернокнижников гнали отовсюду, в те годы, когда мастеров нашего дела было единицы. Да нас в открытую осмеивали и даже не пытались прикрыть это! Я тогда был совсем зелёным мальчишкой, заканчивал академию, не мог на глаза показаться здесь, чтобы не столкнуться с кем-то. Были и драки, пару раз в меня пытались кидаться тухлятиной. — Мужчина мрачно замолк, и тут глаза его стали совсем чёрными. Акио не отрывал от него взгляда, даже дыхание затаил. — А потом внезапно Гилберт предъявил свои права. Да как! Однажды все чернокнижники получили приглашение в Умбрэ, на Озёрную площадь. О, что это был за день! Здесь было не продохнуть от наших братьев. Весь город просто чернел, и ни одна шавка не смела нас облаять даже издалека. Приближённым правящей династии улыбнулась удача видеть всё вблизи, почти как я сейчас тебя вижу. Тогда ещё зима была, благодать, тишина. Озеро замёрзло, и в центре его — эшафот. Смотрю: ба, да я же этого мальчишку несколько лет назад пытался на экзамене по экономике переплюнуть! И с ним лекции слушал, с ним пил на студенческих вечерах. И стоит, смотрит на нас на всех, а мы в ответ пялимся, как троглодиты на новые пещеры. Говорит, так и так, господа милые, зовут меня Гилберт Найтгест, и я заявляю своё право на звание Господина чернокнижников. Тут на эшафот взводят Кедзина. На нём живого места не было, клянусь! В синяках, кровоподтёках, струпьях, ожогах, переломанные руки за спиной в цепях. Идёт, спотыкается, рожу не поднимает. Этот ублюдок посмел изнасиловать свою дочь, а они с Гилбертом были не разлей вода. Девочка у него на руках умерла. И он всё это рассказывает: как отец его запрятал в подземелья подальше от всех, как издевался над ней и младшим сыном. Как нашёл их в спальне, как этот… этот… насиловал уже холодный труп дочери. Я думал, что собственными руками тогда оторву ему голову. Но Гилберт спокойно повернулся к нему, расковал, а затем бросил в толпу. Никто даже не подумал поднимать этого урода — забили до смерти: без клинков, без магии. Просто каждый подходил и разок от души пинал. А Гилберт наблюдал за этим. Через неделю он прошёл испытание, и всё стало как надо. Конечно, и у него бывали неудачные годы, но теперь всё как нельзя лучше. Поглядел бы я на того смельчака, который вздумает сказать чернокнижнику, что он никчёмная тряпка.
Охотник молча отпил из своей кружки, затем вяло пожевал мясо рака. Тихо вздохнув, юноша тряхнул головой, откинулся на спинку скамьи и поднял на Минора пустоватый взгляд.
— Когда-нибудь кто-то зайдёт в его спальню и увидит, что он насилует мой труп. Но тогда ни один из вас даже не подумает роптать, — Артемис говорил тихо, едва различимо, но по коже дрессировщика поползли ледяные мурашки. Лицо юноши оставалось непроницаемым. — Вы сменили шило на мыло, Лоренцо. А меня такое не устраивает. Если Гилберт и умеет быть хорошим, то не со мной. И я не буду дарить ему такую роскошь.
Смотри на меня, когда я говорю,
Я склонюсь к тебе и повторю,
Ты побежишь куда я укажу,
И скажешь то, что я тебе скажу.
Заплачешь, если я обижу,
Возненавидишь тех, кого я ненавижу,
Улыбнешься, если я улыбнусь,
А если убьешь меня, я тенью вернусь.
Комментарий к Глава 3: Пряник и кнут
* Mândrie (рум.) — Гордыня
========== Глава 4: Аккомпанемент ==========
Пальцы сломаны, но я ещё живу.
«Сволочь, дышит!» — и коленом в спину.
Менестреля ветер не покинет
Даже в вашем человеческом аду.
Дайте, я сыграю о войне,
Только правду, ту, что видел рядом.
Снова сердцу стало холодней,
Ведь они сожгли мою гитару.
Погода стояла прекрасная, прямо-таки достойная запечатления: высоко в чистых небесах горело жаркое солнце, любвеобильно поливающее своими тонкими лучами землю и травы; бледная дымка облаков опасалась застилать небесное светило и скользила где-то поодаль, подобная пушистому боа. Лёгкий щекотный ветер гулял по земле, изредка заглядывая сквозняком в неподвижный замок, принося несказанное облегчение. В такие великолепные дни, нежно любимые студентами академии, да и вообще всей молодёжью, чернокнижники преисполнялись скорбью и ненавистью ко всему живому. А особенно к собственным тёмным одеждам, в которых схватить солнечный удар было проще, чем убить троглодита. Эти хотя бы сопротивляются, а чёрные плотные ткани наоборот податливо впитывают излишнее тепло. Многие окна Чёрного замка оказались нараспашку, не были исключением и ставни в кабинете Господина чернокнижников. Ему-то было плевать на жару: его мёртвая сущность с охотой принимала тепло и рассеивала излишки. Но всё равно плащ его валялся в соседнем пустующем кресле, а верхние пуговицы рубашки оказались вольно расстёгнуты. Пышная копна волос подобрана в забавный высокий хвост, открывающий всем сквознякам шею и плечи. В такое время меньше всего хотелось заниматься делами государственной важности. С куда большей охотой Найтгест бы сейчас искупался в озере или предпринял очередную попытку захвата одной неприступной ледяной крепости. Гилберт бросил перо, откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Искусно нарисованная на нём политическая карта не давала расслабиться и напоминала о том, зачем он вообще протирает брюки в этой клетке. Крепости (чужие и свои) были изображены там все до единой, временами чернокнижник развлекался тем, что кидал в неё метательные ножи. Но после того, как один из отколовшихся камешков попал в бокал вина Повелителя элементалистов и это разбило надежды на подписание мирного договора, Найтгест остался и без этой крохи веселья. Сейчас по карте скользили небольшие клочки теней, огоньки и листья, передавая примерное расположение войск и разведчиков. Вот только одного замка, который он желал занять, здесь не было. Его твёрдые стены не смог бы взять ни один таран, ни одна осадная машина не смогла бы забросить за них снаряды. Стоило начать делать подкоп, как навстречу лилась кислота, а мирные переговоры заканчивались тем, что Гилберт чувствовал себя политым кипящим маслом и при этом истыканным тысячей стрел. Стальная спица под ключицей не давала покоя, пробиралась всё глубже. Впервые все его стратегии, тактики, планы терпели сокрушительное поражение одно за другим. «Что я делаю не так?» — задавался немым вопросом Найтгест, понимая, что война либо стоит на месте, либо он начинает сдавать позиции. С тем же успехом он мог бы попробовать разнести голыми кулаками Чёрный замок. И то, подобная практика возымела бы куда больший эффект, чем то, что он на самом деле делал. Эту крепость строили двадцать семь лет от силы, но лучше он в своей жизни ещё не видал. Столько тайных переходов, закоулков, что всех секретов ни за что не узнаешь, бродя по ней и тысячу лет. Они будут появляться снова и снова вместе с ловушками, тупиками и бескрайними безднами. Если только магия…, но и она может пропустить его только во двор, не даст проникнуть в самое сердце этой загадки.
