— Гордыня*</>, — пояснил юноша и приподнял голову, уставившись перед собой.
Утоптанная дорога в дождливую погоду наверняка превращалась в сплошную непроходимую кашу, а проезженные колеи только ухудшали положение. Но весна выдалась, на удивление, сухой и тёплой и теперь расцвечивала окружающий лес во все оттенки изумрудов и малахитов. Птицы перепархивали с ветки на ветку, мелкие зверьки прятались в корнях и тёмно-нефритовой траве. Жизнь царила за пределами замка, и после его тишины Артемис едва не оглох от их тихих шорохов и пения, то и дело морщился на едва различимый шелест. За его поведением дрессировщик наблюдал с любопытством, набивая табаком трубку и раздумывая над тем, в какое место лучше привести этого затравленного мальчишку. Откуда ему было знать, что он адаптируется ко всему как хамелеон, немедленно вливаясь в любое место, как рыба в воду?
Когда лошади разогрели мышцы, их пустили лёгким галопом, затем вновь перевели на рысь, а после этого уже погнали, не жалея. Дорога рассыпалась на множество тропинок и таяла, пока не истлела совсем, покрывшись травой и впустив в древний лес. Несколько раз в его живом шуме Акио различал шаги, улавливал ауры и понимал, что это, возможно, часовые или же чужие разведчики. Но к всадникам никто не торопился наперерез, а вскоре вновь стали собираться тропинки, выныривая из-за могучих стволов, подобные белоснежным ланям. Мундрие разошлась, почувствовав возможность показать все свои достоинства, и Артемис её не одёргивал. Она держалась с жеребцом Лоренцо наравне, изредка пытаясь кусать его, но рыжий одёргивал голову и пренебрежительно фыркал.
Широкий тракт, объятый тонкими светлыми деревцами с мелкими пронзительно-зелёными листьями, бежал вдоль узкой шумливой речушки. Далеко слева виднелись мрачные отроги хребта Гнездовья чёрных драконов. Когда-то они принадлежали исключительно им, и многие сотни тысяч лет назад в их глубине сияли подземные пещеры-дворцы. Те из крылатых ящеров, что овладели полиморфией, почитались королями, но не торопились вмешиваться в жизнь простых смертных и лишь наблюдали. В одних Гнездовьях жили не меньше ста особей, но со временем питаться им стало нечем, и повелители приняли решение: сильных отдавать людям-магам в услужение, а слабых оставлять для собственной кухни. Их численность резко упала, но драконы о том не заботились, увлечённые песнями ветра и камня, теплом и любовью Сердца мира. Они очнулись, когда стало слишком поздно: не способных к перевоплощению не осталось совершенно, кроме тех, что теперь служили людям. Затерялись крылатые среди смертных, изредка являя миру свою огненную суть, лишь в последнее тысячелетие рискнув вновь показаться всем на глаза.
Несколько раз навстречу Артемису и Лоренцо попадались чернокнижники, спешащие обратно в замок, и с ними дрессировщик обменивался сухими кивками; Акио же наоборот ниже натягивал на лицо капюшон плаща болотного цвета. Богато украшенный тесьмой и подбитый внутри мягким серебристым мехом, с кучей кармашков — его Гилберт подарил фавориту, когда тот стал возвращаться из пещер, отчаянно хлюпая носом. Глубокий капюшон неплохо скрывал изуродованное лицо от прочих, и юноше того было вполне достаточно, но ровно до тех пор, пока они не достигли стен столицы. У́мбрэ звалась столицей чисто формально хотя бы потому, что её посещали так или иначе почти все жители Ифа́рэ. Здесь обыкновенно велись мирные переговоры между фракциями, и жители порой уставали отстраивать центр своего города, когда враждующие разносили его в пух и прах. Когда простые мирные жители подняли бунт и едва не разорвали дипломатов на куски, было принято решение перенести традиционное место встреч. В итоге новое пристанище для переговоров не нашли, и Повелители были вынуждены назначать друг другу свидания в собственных замках и укреплениях. Когда подобная практика была введена, Умбрэ вздохнула с облегчением, а вот фракции всерьёз задумались о том, хотят они переговоры или нет. А потому Артемис застал город в том чудесном состоянии, которое потом не единожды воспевали и приводили в пример: столица расширялась, разрасталась и украшалась, как девица перед первым свиданием, ещё не зная, чего она желает на самом деле. Предприимчивые и хваткие люди в первую же очередь облюбовали главную площадь, занимающую низину, где прежде вёлся не один кровавый бой. Более осторожные и осмотрительные предпочли обустроиться вокруг и не прогадали: после нескольких мощных наводнений от площади ничего не оставалось, и в конце концов было решено оставить всё как есть. Симпатичное озеро с медленно обрастающими тиной руинами как нельзя лучше украшало этот город.
Мощёные булыжником мостовые разбегались прочь от Озёрной площади, сплетаясь в паутину. Некоторые из них, широкие, степенные, блуждали между особняков и таверн, являя собой лицо аристократии и зажиточных столичных снобов. Названия их всегда плавали с одного луча на другой, и порой случались сущие неразберихи между жителями. Назначая встречу на одной улице, они после находили себя в абсолютно ином месте. Поговаривали, будто используемые магами порталы истончают физическую реальность до того, что она начинает плыть и смещаться. Так это или нет, доказать до сих пор не удалось, но время от времени пропадали люди, а дома оказывались пустыми. Грешили и на наёмников, и на пожирателей душ, и на «проклятых болотников», но не пытались ворошить эти дела. Иные улочки были до того узки и невзрачны, что заглядывать на них рисковали только вооружённые и, главное, умеющие сражаться. В таких глухих и тёмных проулках обустроились воришки и мелкие рыбёшки куда более утончённого мира, чем облачённые в светлые доспехи дипломатии политики. Здесь правила бал гильдия Воров, которые предпочитали монете плату кровью. Конечно, от золота убийцы не отказывались и вряд ли бы согласились хоть пальцем пошевелить за просто так. Однако же заносили клинки, мечи, топоры и прочие любопытные орудия не ради мелкой мести. Их звали наёмниками и головорезами, путая любителей помахать кулаками и нажиться на чужой проблеме с теми, кто принимал правила игры. Охотник знал их как никто другой, пусть и не подозревал о том.
Во-первых, если ты взялся за убийство, будь добр сделать всё так, чтобы вампир клык не подточил. Коли же не хватает мастерства, ступай учиться к пьяным продажным мечам.
Во-вторых, жизнь — высшая ценность. Возможно, в этом видится фарс, но гильдия Воров прекрасно понимает, что за убийство никого не погладят по голове, а кому-то это принесёт горе. Так что, если тебе в руки попал контракт с красной тесьмой, то не стоит измываться над тем, чьё имя там указано. Подари быструю лёгкую смерть.
Отсюда же вытекает и третье правило: стоит даже провести с жертвой увеселительный вечер. Разговоры, прогулки, вино, секс — любой член гильдии должен уметь вести светскую беседу и быть непринуждённым. Естественность, искренность, искушённость. Те, кто может позволить себе таких Воров, должны здорово опасаться, что однажды встретятся с трепетной леди, которая перережет горло, не переставая улыбаться и кокетливо обмахиваться веером.
Четвёртое правило гласит: «Если же Клиент заранее знает о своей участи, не стоит расшаркиваться. Бог Смерти вам в помощь». Каждый участник гильдии всегда расшифровывал эту туманную подсказку по-своему. Кто-то вламывался в дом и коротким взмахом обрывал жизнь. Кто-то объявлял поединок, и тогда обыватели могли наблюдать красочные бои. Победитель получал в награду жизнь и собственность проигравшего. Бывало и такое, что Вор терпел поражение, и заказанный Клиент внезапно становился счастливым обладателем дополнительной усадьбы, хозяйства, а то и жены.
Никаких имён. Правило, конечно, жёсткое, но его выполняли только на своё усмотрение. Некоторые же находили в этом особую прелесть или же романтику, примеряя к себе прозвища и клички, пока какая-нибудь не прилипала намертво. Обычно все знали друг друга в лицо, по имени, общались и за пределами гильдии, однако же никому вне этого круга не рассказывали друг о друге. Так сказать воровская солидарность. Конечно, случалось и такое, что один из высокопоставленных магов обнаруживал, что пойман на крючок, и успевал изловить наглеца, решившего на него покуситься. И благо, если просто убивал его, а не пытался влезть в память, чтобы затем устроить облаву. Редкие случаи, когда такое всё же происходило, считались чёрными временами для гильдии.
