И именно тогда Господин чернокнижников поднял взгляд. Чего только в этих глазах не было: и сила, и безграничная власть, и властность. Точно не совсем поняв, что же у него в кабинете делает наследник жрецов, Сириус нахмурился, однако из-за стола поднялся и вышел, как того и требовал этикет при общении с равным. Вот тут-то Артемис и почувствовал себя неловко, поняв, что приходится задирать голову, чтобы смотреть в лицо мужчине. Коротко и без лишних слов кивнув, юноша протянул чернокнижнику свиток с печатью собственной матери, пусть и хотелось зашвырнуть его прочь, а затем вернуться в родные земли. Пусть над миром в тот момент и властвовала зима, Акио не хватало особенных завываний ветра в Белых скалах. И голос у этого замка был иным, немного грубым и насмешливым. Сириус с ответным молчанием принял письмо. Похоже, он и сам не слишком часто говорил и не видел смысла в этом бесполезном занятии. По крайней мере, в подобной ситуации. Присев на край столешницы, мужчина без труда вскрыл печать и углубился в чтение. И то, что он там прочёл, ему совершенно не понравилось, брови его медленно поползли к переносице.

«Сириус!

Пишу тебе, ибо более никому не могу доверять. Мы всегда были союзниками, и ты прислушивался к моим словам и словам моего отца, сколь сильно бы они не шли в разрез с твоим собственным мнением. Мне было видение. И я не желаю, чтобы оно сбылось, а потому прошу тебя взять под своё мудрое правление и справедливую власть моего сына Артемиса. Обучи его тому, что знаешь и считаешь нужным, огради от политики.

Моё время подходит к концу. Если вы с Виолеттой сможете принять Артемиса, как сына, как брата, я буду благодарна.

Прощай, друг.

Твоя покорная слуга,

Александра Акио».

Мужчина чуть поморщился, свернул свиток, но выпускать его из рук не торопился. Спешное, ничего не объясняющее письмо Госпожи жрецов выдавало её крайнюю степень отчаяния, страха им усталости. Строчки так и прыгали по свитку, будто она не могла на них сосредоточиться, прорывалась сквозь пелену видений. Сириус поднял взгляд на юношу. Следовало познакомиться с ним, узнать, найти подход, но по речи Александры понимал, что времени на это нет. Он потянулся к сознанию Акио, притронулся и к нему, и к душе. Артемис насмешливо улыбнулся и склонил голову на бок, почувствовав прикосновение к собственным мыслям. Первым же порывом было выставить блок, огрызнуться, но юноша расслабился, выпуская вперёд ту пустоту, что снедала его все эти годы. Сириус не дрогнул, не отвёл взгляда, чувствуя всё до единого. В этой пустоте сидели мысли брошенного, одинокого ребёнка, который винил себя в смерти отца и ненавидел за то, что не мог спасти собственную мать. И чем сильнее становилась боль, тем чернее становилась пустота, заслоняющая осколки души от тех, кто мог растоптать и то, что осталось. Сириус чуть улыбнулся. И в этой улыбке вновь смешалось всё: торжество победителя, отчеческие мягкость и нежность, властность. Сразу было ясно, что он ощущал всё, ничто не скрылось от его острого взора.

— Что ж, Артемис, располагайся. С завтрашнего дня я займусь твоим образованием лично, — произнёс наконец Найтгест, и оказалось, что голос его подобен тягучему сладкому и ядовитому мёду.

Юноша побелел от ярости, поняв, что чернокнижник прикоснулся к самому сокровенному, а потому прикусил губу и ровно на мгновение опустил взгляд, но затем вздёрнул подбородок с дерзкой улыбкой, полной вызова.

— Как пожелаете, Господин, — преувеличенно почтительно произнёс Артемис, развернулся на каблуках и вышел вон.

Сириус едва различимо вздохнул и опустил плечи. От мальчика веяло горечью, его мысли метались, необузданные и хаотичные, сколько бы он ни пытался привести их в равновесие. А ещё он был гордецом. И его обучение обещало быть чрезвычайно тяжёлым. Мужчина повёл кистью, убирая свиток в стол плавным, текучим движением тени. Виолетта, его жена, была ревнивой и стервозной женщиной, на которой он женился исключительно по расчёту, однако между ними царило взаимопонимание, спасающее в подобных браках куда лучше любви. Если бы она смогла принять вздорного Акио, как своего ребёнка, это бы избавило мужчину от необходимости обзаводиться наследниками. Но вот письмо Александры… что же она увидела, раз отправила собственного единственного ребёнка в такую даль? Найтгест закрыл глаза, сосредоточился и направил собственные мысли прочь, к Госпоже жрецов. Та откликнулась сразу, но чернокнижнику пришлось напрячься, чтобы услышать её отклик.

— Артемис добрался до меня, — оповестил он женщину, стараясь подобрать слова и выяснить причину подобного решения. — Александра, в чём дело? Что ты видела?

— Я знала, что ты будешь об этом спрашивать, — Сириус различил отчётливую боль в её мыслях и поспешил оградиться от неё, от боли Артемиса до сих пор не отойдя. — Смерти, Сириус. Много смертей. По вине Артемиса. Пойми меня, я не хочу ему такой судьбы. Уж лучше он будет ненавидеть и проклинать меня за предательство, чем захлебнётся кровью собственных непомерных амбиций. Если бы только был шанс лишить его дара жреца, сделать из него чернокнижника!

— Это убьёт его, ты же знаешь, — мужчина нахмурился. Разговор нравился ему всё меньше. — Я обучу его. Тёмная магия сможет перекрыть в нём талант жреца со временем. Но на это уйдёт много сил, не моих, но его.

— Сделай это для него, прошу тебя!

— А ты не думала, что он может не хотеть подобного?

— Какая разница, чего он хочет, если это приведёт к гибели стольких людей?! — вознегодовала жрица, и её гнев ударил по сознанию Господина чернокнижников раскалённой болью.

— Ты не знаешь, что случится, если ты начнёшь избегать это пророчество, — максимально мягко отозвался Найтгест, хотя сам желал как можно быстрее прервать связь и посидеть в тишине, дать мозгу отдохнуть. — Если оно взаправду затрагивает подобные масштабы, противодействие ему может привести к катастрофическим результатам.

— Не надо меня учить, — тихо отозвалась Александра, вновь став кроткой и шёлковой. — Я знаю. Но это будет меньшее из зол.

— Хорошо. Я сделаю так, как ты сказала.

— Благодарю тебя, Сириус! Спасибо! Спасибо тебе!

Чернокнижник не ответил и закрыл собственное сознание, потёр виски. Общение со жрецами всегда ставило в неудобное положение. Они любили заявить во всей внезапности, что грядёт чуть ли не конец света, а всё потому, что ты не послушал их сотню лет назад и надел белую рубашку, а не чёрную. К тому же, если ты вдруг начинал делать всё, чтобы избежать апокалипсиса, жрецы бросались со всех сторон, предрекая ещё более мрачное будущее. Сириус терпеть не мог подобное и предпочёл бы никогда не связываться с прорицателями, тысячи раз оказаться убитым, лишь бы чувствовать хотя бы иллюзию свободного выбора. «Какая разница, чего он хочет?» — одними губами про себя повторил Найтгест, скривился, понимая, что выбирает между двумя неизвестными. И рядом с ними была одна константа. Артемис. Этот мальчишка, готовый в любой момент повеситься от отчаяния, если кто-нибудь что-то поставит ему в вину ещё раз. Что бы там ни подготовила ему судьба, а он уже явно наказал себя сам. Сириус не был приверженцем сурового воспитания, терпеть не мог, когда подчинённые начинали дрожать от страха, прятать взгляды. Что бы там ни говорила Александра, чернокнижник принял решение — хоть один человек не будет видеть в нём жестокого психопата с манией величия.

❃ ❃ ❃

Выйдя из кабинета Господина чернокнижников, Артемис быстро отсчитал ногами ступени до коридора, остановился и зашипел сквозь зубы. Он ненавидел, когда его жалели, и он был готов перегрызть глотку Найтгесту, если тот вздумает относиться к нему снисходительно. К тому же, юноше совершенно не пришлось по вкусу то, с какой лёгкостью мужчина смог заглянуть в самую суть. Поймав пробегавшего мимо слугу, Акио повелел отвести его в ближайшие свободные апартаменты рядом с библиотекой. Те нашлись не сразу, но вскоре юноша уже обустраивался в своей новой комнате. Тощая сумка сиротливо лежала возле сундука для вещей, а сам Акио устроился на подоконнике, с определённой тоской смотря на мечущиеся за окном снежинки. Для иных они ничем не отличались от других, падающих по всему миру, но жрец видел разницу слишком остро. Он замер и не шевелился, остекленевший взгляд не выражал ни капли эмоций, равно как и прилипшая к лицу пустоватая кукольная улыбка. Да, все Акио могли принять подобный вид, ни на что не обращая внимания и смущая собеседников абсолютным безразличием, полным отчуждения.